- Что вы видите? – спросил подошедший вплотную доктор.
- Тут реально ничего нет! Ни стен, ни, скорее всего, дна... ни чего бы то ни было! Сплошной мрак, хоть глаз выколи! Хотя...
- Что? – Доктор побледнел.
- Что-то всё же есть. Какой-то провод.
- Ты уверен? – спросил Подорогин. – Так или иначе, не вздумай прикасаться к нему!
- Попробую потянуть...
«Ма...»
- Вы слышали?! – Подорогин резко оглянулся на доктора.
- Что я должен был слышать? – опешил тот.
- Кто-то сказал «ма».
- Ма? Но кто?.. И что это, вообще, значит?
- Я понятия не имею, – выдохнул Подорогин, изгибая шею. – Но я уверен, что это оттуда.
В тот же миг груз с плеча и колена пропал.
Подорогин даже руки поднять не успел, как от астрофизика остались лишь раздвинутые в стороны ноги – они-то и удерживали тело в подвешенном положении. Картина поражала своей нелепостью, но надо было что-то делать, потому что кроме него, Подорогина, на помощь астрофизику никто не спешил: Грешник нёс какую-то ахинею на счёт «терпения Его, и годины искушения, которая придёт, дабы испытать живущих на земле»; доктор просто пятился прочь, выкатив глаза и спотыкаясь о разбросанные у подножья ствола каменюки.
Подорогин стряхнул с себя оцепенение и ухватился за дрыгающиеся голени астрофизика. Действовал он по большей части спонтанно, так что буквально сразу же словил удар пяткой в нос. В мозгу расцвёл букет из лезвий. Веки защипало. Дышать стало нечем.
Хрипя и отплёвываясь, Подорогин осел на камни, попутно укрывая голову руками, дабы не получить ещё. Но угроза пришла именно снизу: острое крошево скал впилось в коленные чашечки, породив нестерпимую боль. Однако эта боль, как ни странно, подействовала отрезвляюще – Подорогин вскочил и снова вцепился в икры астрофизика. Силы явно покидали того.
«Хотя, скорее, просто сообразил, что своими отмашками мешает оказывать помощь!»
Так или иначе, но теперь появилась возможность тянуть, что Подорогин и сделал, молясь, чтобы его примеру последовал хотя бы доктор – ждать вмешательства Грешника было, по крайней мере, опрометчиво: для этого должно произойти что-то поистине знаменательное.
Тем временем астрофизика втянули в темень ещё сантиметров на десять, а осознание данности вело за собой два вывода. Первое. То, что тянет с той стороны намного сильнее их двоих. Второе. За исключением Подорогина, астрофизика больше ничто не удерживает. Ответственность легла на плечи тяжким грузом. Ладони моментально вспотели, и астрофизик стал медленно выскальзывать.
Самое интересное, что в этот самый момент Подорогин думал отнюдь не о том, что товарища могут элементарно утянуть. Нет. Он мыслил намного глубже, а именно:
«За всё время противоборства, астрофизик не проронил ни слова! И тут верно одно из двух: либо он потерял дар речи от увиденного, либо его уже нет. В смысле, той части, которая внутри. А ноги... Что ноги? Просто рефлекс».
Однако трезвая логика всё же взяла верх над паникой – мёртвые так не отбрыкиваются, только живые! – и Подорогин потянул из последних сил.
Когда он уже уверовал в собственное поражение, перед носом мелькнули бледные руки. Подорогин крякнул от неожиданности и обернулся. Рядом возникла такая же бледная физиономия доктора; он просто кивнул – как бы спрашивая, ну что, на раз-два? – после чего они дёрнули вместе.
Совместные усилия сразу же принесли плоды: сначала из темноты появились припорошённые инеем бёдра, а спустя ещё миг – спина. Блеснула в унылой серости корка льда, и Подорогин почувствовал, как уверенность снова покидает его. Вместе с уверенностью таяли и силы... Вместе с силами испарилась надежда на благополучный исход.
Доктор что-то кричал, однако там-там в голове бил сильнее.
От последнего удара Подорогин чуть было не отключился. Он тут же встрепенулся, попытался сообразить, что именно происходит... и буквально уже на возу догадался, что их троих утягивает в темень некая потусторонняя сила, совладать с которой они попросту не в состоянии!
«Но как? – вертелось в голове на стремительной карусели. – Как, спрашивается, три взрослых человека могут проскочить в крохотное отверстие и поместиться внутри ствола дерева! Такого быть не может! Ни здесь, ни где бы то ни было!»
Но так было. А везение и удача просто отвернулись от них, бросив на произвол судьбы.
Как это банально. Как жизненно. Как по-человечески.
- Да что ты за тварь такая! – взревел Подорогин, собираясь с остатками сил. Жилы на руках вздулись – кажется, ещё чуть-чуть и лопнут, окропив ствол рубинами артериальной крови!
Рядом стонал доктор. Стонал, но не отпускал, и Подорогин был благодарен ему за это. Не потому, что в одиночку не удержал бы – весь экипаж «Икара», будь он тут, не совладал бы с чудовищной силой, приложенной извне, – а потому что лишился бы рассудка, останься наедине с проблемой, которую невозможно решить. Ни одним из доступных способов.
«А ведь чудовища и впрямь существуют. Они вовсе не порождения разума, они реальные и материальные, просто до поры до времени запертые за печатями. А вот когда одна из печатей рушится – потому что кто-то сказал “я могу!” – тогда-то и начинается самое страшное».
- Отпусти!
Подорогин замер. Медленно обернулся, попутно понимая, что их больше ничто не тянет. Метрах в пяти стоял тонконогий мальчишка, с копной русых волос, курносым носом и выпяченной чуть вперёд нижней губой. В водянистых глазах отражалось ртутное светило. Круги под глазами указывали на не одну бессонную ночь. Руки вытянуты по швам. Грудь недвижима. На ногах боты – сандалия явно не его. Одет в пижаму. Больничную пижаму в синюю полоску, словно, как был в неглиже, отправился прогуляться по скверику стационара и по какой-то неведомой причине очутился здесь, в странном, непонятном, жутком месте, куда все остальные участники представления попали прямиком сквозь чёрную дыру, потратив на путешествие, ни много, ни мало, семнадцать с половиной лет жизни!
«Где же ты был всё это время? Ведь тебе, по самым смелым прикидкам, лет этак пятнадцать».
Подорогин сглотнул. Хотел что-то сказать, но тут же просел под тяжестью рухнувшего сверху тела.
Доктор предусмотрительно отскочил, замер, пригнувшись; таращился на мальчонку, словно тот был призраком или инопланетянином. Хотя, по сути, так оно и было... то ли в действительности, то ли в бреду.
А мальчик шагнул навстречу и звонко сказал:
- Взрослые все такие. Любопытные. Не могут вовремя остановиться.
Подорогин протёр кулаками глаза...
(Ма...)
...вскинул голову, но лишь встретился с безумным взором астрофизика и невольно вскрикнул.
- Ма!.. – донеслось уже более отчётливо из дупла.
Доктор попятился и сел на зад.
Подорогин мотнул головой, гоня наваждение прочь. На всякий случай ещё раз оглянулся – мальчишка никуда не делся, только протянул руку, словно подманивал щенка или собирался накормить голодную птаху, – затем сосредоточился на астрофизике, ощупал шею, тщательно вгляделся в перекошенное от страха лицо.
- Там... Там... Там ничего нет, – шептали синюшные губы, а рука, с которой сорвали перчатку, гуляла перед безумным взором. – Я всего лишь потянул за провод... И оно потянуло в ответ... Господи, как же холодно, – из уголка рта свесилась густая слюна.
- Тише. Успокойся, – шептал Подорогин, бросая взор то на ствол дуба, то на мальчишку, то на своих шокированных попутчиков, неизменно натыкаясь на маску ужаса, в которую превратилось лицо астрофизика. – Что это было?
Астрофизик замер. Помотал головой.
- Говорю же, что ничего, – он затрясся мелкой дрожью. – Там – пусто. Одна сплошная темень на многие парсеки! И протянутый провод, за который дёргают любопытные...
Подорогин принялся тереть подбородок.
- Послушай. Это же бред.
Астрофизик ухватился руками за голову, стиснул зубы, замычал, как умалишенный.
- Да очнись же ты! – Подорогин замахнулся и отвесил пощёчину; он никогда не верил, что подобным способом можно вывести человека из состояния шока, но оказывается и впрямь можно. – Что всё это значит?!
Астрофизик снова замер, уставился на Подорогина... но постепенно этот его взгляд стал тускнеть.
- Я видел... Да, я видел. Глаза. Большие глаза. Они появились из ниоткуда. Я отвлёкся на них и всё же отпустил, – астрофизик заплакал.
Подорогин положил трясущуюся ладонь на белые волосы... Он ожидал почувствовать что угодно – обжигающий холод, противную слизь, даже, чёрт с ним, повреждённый эпидермис с разрушенными фолликулами! – ведь за что-то же тянули. Но нет. Ничего этого не было и в помине. Зато было кое-что другое, и в данную минуту Подорогин был готов отдать полжизни за то, чтобы не видеть седину, покрывшую голову астрофизика белым налётом.
- Господи... – прошептал он, смотря на свои пальцы, словно те были всему виной. – Доктор, вы должны как-то ему помочь.
