— решил он. Чем-то его озорная Барышня зацепила — словно красивая сказка ненадолго нагрянула на обычную городскую улицу. И настолько он чувствовал эту сказку принадлежащей ему одному, что наврал про цвет ее глаз и волос — это тоже было только его...
— Ты не отчаивайся, Тарик, — сказала Данка с дружеской подначкой, за которую не принято обижаться. — Вот обернется как в сказке: окажешь ты важнющую услугу королю, дарует он тебе в благодарность герб, пойдешь ты по королевскому дворцу, весь из себя дворянин пышнее некуда — а навстречу твоя озорная серо-глазка...
Расхохотались все, и Тарик первым — такое и впрямь случается только в сказках: ну, какую такую важную (да даже пустяковую) услугу он, ватажник с Зеленой Околицы, может оказать королю?
Однако шутки насчет озорной Барышни были ему не по душе. Чтобы увести разговор в другую сторону, он рассказал о встрече с рыбарем из Озерного Края и о том, к чему это привело (только, конечно, насчет цветка баралейника ни словечком не упомянул). Вот тут вся ватажка моментально забыла о Барышне, уставилась восхищенно и уважительно: проехать из конца в конец Темный район, причем в длину, причем на глазах пялящихся с бессильной злобой лютых врагов — достижение нешуточное, есть чем похвастать! Не только на родной улице, но и на соседних завидовать будут...
Про растрепку он не упомянул ни словечком — неполитесно, все их покупают известно для чего, но говорить об этом не принято. И о том, как перекинулся словечком с веселыми девками из «Лесной феи», не рассказал: не было в том никакой доблести — начиная с иных годочков все научаются не краснеть, когда девки подначивают игривостями. Зато о встрече с Бубой и неприятным Бабратом поведал подробно и поделился своими соображениями: это касалось не только их ватажки, всей улицы. Оттого что поблизости завелся такой вот мутный ухарь, возможны неприятные неожиданности...
Правда, особого беспокойства, а уж тем более тревоги это ни у кого не вызвало, как и у него самого. Не такая уж большая беда, чтобы заранее сокрушаться и паниковать...
— Видывали мы карликов и побольше телесами... — выразил общее мнение Байли-Циркач. — Справимся, ежели что...
И настал самый, по сугубому мнению Тарика, важный кусочек рассказа о том, что с ним произошло сегодня... Искоса поглядывая на Байли и ничегошеньки не приукрашивая, поведал, как помог согнать кролов и починить клетку под шестнадцатым нумером, как Тами-гаральянка в благодарность позвала его обедать, на что имела полное право как хозяйка дома, как они сговорились послезавтра идти на ярмарку. В заключение он открыто улыбнулся Байли:
— Ну да, она говорила, что сговорилась завтра с тобой пойти в зверинец. Только это ведь еще ничего не значит, верно? Не всякая прогулка свиданкой и заключением дружбы оборачивается, тебе ли не знать...
Старый друг Байли ответил столь же открытой улыбкой:
— Тарик, даже если свиданкой не кончится, это ж еще ничего не значит, верно? У тебя тоже может свиданкой не кончиться. Тогда что? Тогда стукаться придется, чтоб кто-то непременно отстал...
Он был безмятежен. Тарик тоже... Прежде такого меж ними не случалось, но стукаться из-за девчонки могут даже близкие друзья и почти всегда остаются после этого друзьями — еще одна идущая с незапамятных времен негласка. И то, что Тарик — ватажник, касаемо такого вот не дает ему никаких привилегий: негласка одинаково обязывает стукаться...
Данка по-кошачьи прищурилась — значит, опять приготовила очередную дружескую подначку, на которые была большая мастерица. Что поделать, если Пантерка — не вполне обычная девчонка: ей позволяется то же, что любому другому из ватажки, это обычной девчонке не вполне политесно встревать в чисто мальчишеские дела...
— Циркач, — произнесла она медовым голоском. — А вот ежели, скажем, твоя завтрашняя прогулка все же свиданкой обернется? Как с Альфией тогда быть? Она хоть и Долговязова доченька, а девчонка хорошая, все с ней дружат. С двумя ходить — очень даже неполитесно...
— Ну, Пантерка... — чуточку укоризненно сказал Байли. — Я же не ветрогон какой, политесы не признающий... Если будет свиданка и дружба, предупрежу Альфию по всем правилам: мол, все между нами кончено, должна понимать.
— И сердечко ее будет разбито вдребезги, — нараспев произнесла Данка, явно подражая ярмарочным сказительницам баллад, которых все они навидались и наслушались изрядно. — И она прыгнет в реку с моста Печалей, с которого всегда бросаются девушки с разбитыми сердцами...
— Жульманишь, Пантерка, как те, что в карты нечисто играют, — серьезно сказал Байли. — С моста Печалей бросаются непременно девушки, которых полагают обесчещенными, или затяжелевшие, на которых сахарник 89 жениться отказался. А у меня с Альфией ничего и не было, даже руку под подол еще не пускает...
— Вот такие вы все, мне девчонки говорили, — сказала Данка с наигранной печалью. — Хорошо еще, что я в стороне от этих штучек с лизаньями и лапаньями, а то связалась бы с кем-нибудь из вас — и незнамо во что позапуталась бы...
— Пантерка, ну что ты как я не знаю кто! — сказал Байли прямо-таки сердито. — Сплошь и рядом с девчонками расходятся политесно, это ж никакое не мозгоблудство. Любви у нас нету, и Альфия в случае чего одна долго не проходит. На нее уж давно Арбаг-Подмастерье умильно поглядывает, вот только поводов пока не давал подраться. А ежели промеж нас все кончится...
— Ну что ты ощетинился, как ежик? — фыркнула Данка. — Я же шутейно дурила. Крепенько же она вас зацепила. Что, такая симпотная?
— Не то слово, — прямо-таки в один голос произнесли Тарик с Байли, отчего самую чуточку смутились.
Данке на язычок только попади... Вот и сейчас она хитро прищурилась:
— Любопытно мне: вы оба так одушевились оттого, что она такая уж симпотная, или потому еще, что про гаральянских девчонок давно кружит молва, будто они гораздо раньше наших начинают перед мальчишками ножки раздвигать, а уж в губки берут и вовсе в недорослевые годочки? Вы ж оба ни того ни другого не пробовали еще...
Обычно девчонки среди мальчишек таких речей ни за что не вели, только промеж себя, но Пантерка была на особом положении, ей дозволялось. Вот только всерьез они смущаться не собирались — на сходах ватажки в адрес каждого порой звучит и не такое. И Тарик спокойно сказал:
— Если честно, и сам
