Ознакомительная версия.
— Бабуль, как речка-то называется? — спросил Евгений Иванович у хозяйки утром, когда увидел из окна среди белой простыни снегов изогнутую сероватую ленту.
— Яхрома, сынок, — ответила бабка и зачем-то перекрестилась.
К утру погода улучшилась. Снег перестал, тучи словно растворились в холодной синеве, и выглянуло солнце. Около девяти часов ополченцев построили на большой поляне за деревней. Евгений Иванович заметил, что на большинстве собравшихся была надета настоящая военная форма — шинели с красными ромбами на воротниках, ушанки со звёздами, сапоги или ботинки с обмотками, только совсем не похожи были эти люди на военных. Евгений Иванович много раз видел военных в Москве и до войны и во время неё, даже водил с некоторыми дружбу, и поэтому мог с уверенностью сказать, что люди, выстроенные сейчас вот тут — не военные, а самые обычные мирные, штатские люди, просто переодетые в форму красноармейцев. Старые, молодые, высокие, низкие, с лишним весом и худые, как палка, они походили на служащих какого-то огромного учреждения, вывезенных поздней осенью на военные сборы.
Вскоре к строю подъехала небрежно выкрашенная в белый цвет полуторка, из которой выпрыгнул плотный маленький человек в полушубке и валенках. Он был будто с другой планеты, этот человек в полушубке, с выражением лица и взглядом, которые доступны только побывавшим там, на несколько километров западнее от того места, где стояли сейчас все эти странные люди, и Евгений Иванович среди них.
Человек в полушубке сказал, что дивизия народного ополчения, куда попал Евгений Иванович, закрепилась слева от холма, с которого простреливается канал имени Москвы и то, что за ним.
— Дивизии поставлена задача, не дать фашистам обойти этот холм с фланга. Вся наша надежда на вас, за вами никого нет, — закончил речь человек и отправился обратно в грузовик.
На самом деле, он ещё много чего говорил, этот пришелец оттуда, но Евгений Иванович запомнил только про холм. После того как белая полуторка, тяжело переваливая сугробы, укатила на восток, ополченцы снова построились в колонну по четыре и неторопливым маршем двинулись в сторону, куда махал рукой человек в полушубке.
Через три часа они уже лежали в только что вырытых ими же самими ячейках, которые на фронте принято называть братскими могилами, по двое — по трое, потому что винтовок, как раз, и хватило по одной на двоих-троих. И по четыре патрона каждому.
«Могила» Евгения Ивановича, Ильи Щетинкина и Васи Мельникова располагалась около небольшого лесочка. С Ильёй Евгений Иванович познакомился ещё на строительстве укреплений, а с Васей буквально только что, когда раздавали винтовки. Он оказался ровесником Евгению Ивановичу, студентом МГУ, а Илья был на год старше, рабочим с какого-то московского завода.
Легли так — по центру Илья с винтовкой, справа Евгений Иванович, слева Вася. Договорились, что первым стрелять Илье, как самому старшему. Потом Васе, а уж после Васи — Евгению Ивановичу. Это означало, что его очередь придёт только после того, как убьют их обоих.
Лежать в снегу было на удивление не холодно. Илья всё время о чём-то рассказывал, кажется о своём отце, за которым в гражданскую гонялась польская дефензива. Вася молчал.
Евгению Ивановичу говорить тоже не хотелось. Чуть высунув голову из «могилы», он напряжённо всматривался в белую даль, стараясь разглядеть там хоть что-нибудь, но ничего, кроме снега и сероватой дымки от какого-то дальнего пожара видно не было.
— Да не высовывайся ты, — сказал ему Илья и потянул его за полу пальто. — Во-о-н там, — он показал на лесок, примерно в километре по фронту, — сидит сейчас там какой-нибудь фриц с винтовкой, скучает, а тут твой котелок из снега торчит. Соображаешь?
Евгений Иванович кивнул и сполз со снежного бруствера.
— Раньше часа их не жди, — с видом специалиста закончил Илья, — пока заведутся, пока прогреются…
Евгений Иванович опустил голову и закрыл, уставшие от снега и уже зимнего солнца глаза. Он решил, что ни в коем случае не заснёт, просто полежит вот так вот с закрытыми глазами, и, разумеется, сразу уснул.
С начала войны, а точнее, с июля месяца, Евгению Ивановичу стали сниться родственники. Родители, дядья, тётки, деды с бабками — приходили чаще поодиночке, но иногда и парами, а то и по трое. Их лица, такие, как он их помнил с детства, появлялись внезапно из черноты и, посмотрев на него немного, также внезапно исчезали. Некоторых он даже не знал, как звать, просто осталась о них память, что это — кто-то по материнской линии из Саратова, а это — по отцовской из Твери.
Своего отца Евгений Иванович не помнил, тот умер, когда Евгению Ивановичу было четыре года, поэтому отец всегда стоял как бы в тени, не дававшей, как следует его рассмотреть. А вот мамино лицо Евгений Иванович запомнил очень хорошо, но снилось оно ему почему-то в профиль или в три четверти, так что он никак не мог поймать её взгляд, будто мама не хотела смотреть ему в глаза.
В этот раз она приснилась Евгению Ивановичу молодой, ещё незамужней девушкой с длинными чёрными косами. На ней была белая кофточка с отложным воротником и длинная тёмная юбка — колокол. Она как обычно смотрела куда-то мимо его глаз и улыбалась. Только улыбка её была взрослая, совсем не как у молодой девушки. Потом мама отвернулась от него и куда-то ушла, и Евгений Иванович увидел Машеньку, да так ясно и чётко, что испугался. Машенька начала ему что-то говорить, губы её зашевелились, но Евгений Иванович ничего не слышал, ему мешало радио, которое что-то там бубнило, бубнило и бубнило…
— Выключи радио, — сказал он, — я тебя не слышу, выключи…
— Сдавайтесь, ребята! — издалека, но довольно отчётливо послышался металлический голос. — Ваши комиссары вас бросили! Всем, кто выйдет с поднятыми руками, гарантируем жизнь! Сдавайтесь, ребята!
Евгений Иванович открыл глаза.
— Ну ты, брат, здоров дрыхнуть! — Голос Ильи был весёлый, но несколько нервный. — Вставай, всех немцев проспишь!
На часах было ровно половина второго. Самый обычный, совсем без акцента голос из мегафона какое-то время предлагал сдаться, потом послышался шум двигателей, а спустя ещё четверть часа на сцене подмосковного театра военных действий появились и сами сверхчеловеки. Их было хорошо видно на снегу: четыре серые чадящие коробочки, а за ними маленькие фигурки людей. Евгений Иванович машинально начал их считать слева направо, но, дойдя до двадцати, сбился.
До этого момента ему ни разу не доводилось наблюдать немецкие танки; он почему-то думал, что они должны быть гораздо больше по размеру, хотя бы раза в два, чем те, маленькие угловатые тарахтелки, что ползли сейчас по снегу. Он хотел как следует их рассмотреть, но это никак ему не удавалось, слишком далеко они были для его близоруких глаз.
— Твою дивизию, говорят тебе, не высовывайся, — процедил Илья, — голову опусти…
«А страха-то нет, — подумал Евгений Иванович пригибаясь, — мне не страшно. Вот они, немцы — враги-захватчики, рукой подать, а мне не страшно. Может, я сошёл с ума?»
Его мысль прервал ужасный треск — прямо перед «могилой» разорвался снаряд, и сверху сыпануло снегом вперемешку с землёй. Евгений Иванович закрыл голову руками и замер.
— Не менжуй, — сказал Илья и пихнул Евгения Ивановича в бок, — недолёт.
Никто из наших не стрелял. Будто заворожённые ополченцы смотрели из своих «могил» на приближающихся немцев. А те, наоборот, патронов не жалели, стреляли по окопам с ходу — то там, то здесь над сугробами поднимались белые облачка от пуль.
Вдруг из соседней «могилы» выскочил парень в телогрейке и со всех ног побежал в лес.
— Трус! — крикнул Илья, не отрываясь от прицела. Затем плотно прижался к прикладу, выдохнул паром, на секунду замер и выстрелил.
— Ты что, далеко же, не попадёшь, — сказал Евгений Иванович.
— В самый раз, — ответил Илья и передёрнул затвор.
Гильза, ловко выскочив из патронника, с шипением расплавила снег прямо рядом с его правым локтем. Из других «могил» тоже стали стрелять. Откуда-то слева затарахтел пулемёт, а справа одно за другим принялись гавкать противотанковые ружья.
Илья выстрелил снова, потом, спустя минуту ещё. Евгений Иванович хотел понять, по какому немцу палит Илья. Вдруг он увидел, как один из серых человечков упал в снег.
— Есть! — закричал Евгений Иванович, — один есть!
— На жопе шерсть, — со злостью отозвался Илья, — это он специально залёг, сучий потрох.
И, правда, серый человечек поднялся и снова пошёл на них, немного пригнувшись.
Только сейчас Евгений Иванович заметил, что Васи в окопе нет.
— Сбежал! — крикнул Илья. — Гад, и на рубь сволочь! Хоть бы патроны оставил, скотина!
Грохнуло ещё, на этот раз справа.
— Это в пэтээрщиков, — сказал Илья. — Ствол длинный — жизнь короткая…
Ознакомительная версия.
