Олег Дивов
ЗАНИМАТЕЛЬНАЯ ЛОГИСТИКА
/фантастика
/транспорт и логистика
/дальний космос
Когда в одном из контейнеров что-то взорвалось, буксир-толкач бортовой номер сто пять был ровно на полпути от орбитального лифта к стоянке дальнобоев. Обычный рейс, все системы в норме, самочувствие экипажа сытое и удовлетворенное. Капитан глубоко задумался, это с ним бывает после обеда; механики колдуют над схемой энергосбережения, хобби у них — улучшать все хорошее и доламывать все плохое; операторы простонародно режутся в нарды; и никто не пристегнут, естественно.
Ладно, ладно, пилот застегнулся. Хоть один нормальный космонавт, даром что ведет машину «без рук» и смотрит куда-то внутрь себя: у него там в голове крутится фантастический сериал про киборгов, шестнадцатый сезон, никто уже не надеется, что эти идиоты поженятся.
А штурман вообще черт знает где.
Привычная рабочая обстановка.
Капитан открывает глаза, ворочает затекшей шеей, оглядывается и говорит:
— А чаю мне сегодня дадут?
Тут оно и взорвалось.
«Шарахнуло так, что я почувствовал, как у меня волосы дыбом встали!» — рассказывал потом второй механик.
Он вообще-то лысый.
Шарахнуло и правда крепко: буксир словно прожгло насквозь, прямо косточки свои увидишь, отчего дыбом встало у всех что могло и не могло. С перепугу заглох реактор на всякий случай.
Темнота, красота — с потолка зачем-то искры сыплются, видимость ноль, тяги нет, связи нет, жизнеобеспечения нет, короче, ничего нет, все пропало, и все начинают взлетать над креслами.
Поди в такой обстановке поборись за живучесть корабля.
Спасибо хоть не орет никто благим матом, люди только шипят сквозь зубы. Потому что в зубах у экипажа ремни безопасности, а то совсем улетишь.
Электромагнитный импульс, убийца техники. В сто раз хуже обычного взрыва. Так бы просто разворотило пакет контейнеров к чертям, да и плевать, страховая заплатит, бросай пакет, лети домой. А тут — смертушка твоя из-за угла выглянула да подмигнула. Аварийный маяк должен был уцелеть, но пока спасатели отыщут буксир, реальный шанс загнуться, да ты еще докричись тех спасателей.
— Доложить о повреждениях! — рявкает капитан.
Этим он крепко озадачивает механиков: те пока ничего доложить не могут, у них все еще ремни во рту, оба торопливо пристегиваются.
Включается аварийка, загорается свет, идет телеметрия, капитан охватывает ее одним взглядом, чертыхается и, не дожидаясь подробного отчета, снова рявкает:
— Доложить о потерях!
Чем окончательно запугивает экипаж, поскольку на коммерческих судах так не командуют. Это по-боевому. Нет, ну про капитана разное подозревают, но сейчас люди просто не готовы быстро реагировать. Для начала всех в невесомости тошнит после сытного обеда, и все стараются лишний раз не открывать рот. Операторы вдобавок решили, что раз нештатная ситуация, надо бы занять места согласно протоколу, а не где попало, так что они уже отстегнулись, полезли в свой «пузырь» и на входе застряли.
И штурман пропал, но его тоже сейчас тошнит, если живой.
Капитана совсем не тошнит, он рычит невнятное, не обещающее ничего хорошего никому, но тут очень вовремя пилот казенным голосом произносит:
— Перекличка личного состава. Второй пилот — норма. Ходовая?..
У пилота много голосов, сейчас он выбрал такой действительно казенный, словно робот бубнит. Экипаж сразу как-то собирается, и обстановка более-менее начинает смахивать на рабочую.
Только нарды эти дурацкие летают повсюду. Но уже пошел воздух, их потихоньку отгонит к стене и прижмет к решеткам вентиляции, ничего страшного. Нарды — не проблема. Корабль по большей части сдох, вот проблема. Того и гляди сам вместе с ним сдохнешь.
— Главный механик — норма.
— Второй — норма.
— Грузовая?
— Оператор зацепа… Ой!.. Норма.
— Оператор маневра — норма.
— Штурман!
Тишина.
— Повторяю, штурман!
Никакой реакции.
— Штурман, я рубка, отзовитесь.
Глухо.
— Сидеть! — командует операторам капитан, а то эти два брата-акробата уже лезут из «пузыря» обратно, штурмана выручать. — Вы мне здесь нужны.
— Сопровождающий!
— Я! — сдавленный писк в ответ.
На буксире нынче пассажир — сопровождает груз. Такое нечасто, но бывает.
— Повторяю, сопровождающий!
— Норма, норма…
— Значит, так, — говорит капитан механикам. — Михал Иваныч, что там у тебя горит наверху? Устранить.
— Вовик! — коротко и емко бросает главный механик.
Второй механик отстегивается, взлетает под потолок, откидывает панель, из-под которой еще полегоньку искрит и тянет дымом. Заглядывает туда, морщит нос, сует под панель отвертку; раздается громкий сухой треск, и вылетает черное облачко.
— Устранил! — сообщает Вовик и широко улыбается. Простая душа, все ему весело.
— Устранил, — докладывает главный механик.
— Добро. Теперь будь любезен, Михал Иваныч, дай мне, во-первых, связь, а во-вторых, тягу. И радары, а то мы как слепые котята совсем. Действуй. Владимир, вам поручаю сначала найти штурмана и доложить, а потом идти на помощь главному механику. Выполняйте.
Механики гуськом вылетают из рубки.
— Пилот, аварийный маяк согласно протоколу.
— Включаю. Включил…
— Ну?! — спрашивает капитан несколько резче, чем стоило бы.
— Есть сигнал.
— Понял. Грузовая! Что там у нас с пакетом, хочу картинку…
Пакет контейнеров на месте, это уже хорошо, буксир не сносит с курса, значит, ничего там не дырявое и оттуда не сифонит. А то везли коллеги на сто восьмом какую-то цистерну, оказалось — жидкий воздух, прорвало у них, шибануло струей наружу, да с таким упором, что закрутило всю махину тяжеленную сразу в двух плоскостях, и маневровых двигателей не хватило, чтобы компенсировать закрут. Ну, говоря по чести, там два сопла оказались просто отключены по износу, и выпускать сто восьмой на линию было вообще нельзя, но механики талантливо имитировали внезапный отказ, о чем все знают и все молчат — а как вы хотели, работа у нас такая… Полчаса сто восьмой кувыркался геройски, ожидая, пока струя ослабнет, потом капитан увидел, что люди с ума сходить начинают, а это уже обстоятельство непреодолимой силы — и сбросил пакет к чертям собачьим. Написали им страховой случай, конечно, но нервишки порченые — никакая страховка не компенсирует.
И что многое объясняет в грузоперевозках: по документам сто восьмой починили, а реально они все еще работают с шестью маневровыми соплами вместо восьми, потихоньку ремонтируясь на ходу. Нет времени стоять — грузопоток растет, будь он неладен. Занимательная наука логистика. Начальство сидит, а денежки ему в карман идут…
— Есть картинка.
Операторы прогнали камеру вдоль пакета — вот он, злосчастный контейнер. Раздутый, деформированный, не контейнер, а блин комом, чудом не разлетелся на куски. Растопырился в своей ячейке внутри транспортной фермы, и заклинило его там, похоже, насмерть. Вот и хорошо, зато не вывалится.
Лишь бы пакет влез в ячейку на борту дальнобоя. Вроде ничего не торчит, за габарит запихнем.
Капитан поворачивается вместе с креслом к сопровождающему, глядит на него ласково-ласково и спрашивает:
— Что за дрянь везешь, служивый?
А «служивый» тот, серенький незаметный дядечка в сереньком деловом костюмчике, обеими руками зажимает рот и глотает сытный обед, рвущийся наружу. Вместо ответа только булькает.
— Я ж тебя, падла, за борт выкину, — обещает капитан ласково-ласково. — Вместе с твоим пакетом выкину. С твоим взрывпакетом, хе-хе… Отправлю, так сказать, в свободное плавание по безбрежным просторам Вселенной. У меня вариантов, как это сделать и чтобы мне за это ничего не было, — штук пять навскидку. Веришь, нет?
И тишина. И весь наличный экипаж разворачивается к сопровождающему, и лица у всех тоже добрые-предобрые.
Только в кресле штурмана сидит, надежно пристегнутый, и ослепительно улыбается громадный плюшевый медведь — его вчера штурману на день рождения подарили.
* * *
Капитан Безумов, два года до пенсии, тощий, костлявый, желчный, лицом, по собственному признанию, вылитая смерть (когда его спрашивают чья, отвечает — да твоя, дорогой, твоя), говорит так: космос это грузоперевозка в химически чистом виде, сферическая логистика в вакууме. Ничего, кроме логистики, в космосе нет. Первый спутник Земли был первым космическим чемоданом, и Гагарин тоже был чемоданом, и положение с тех пор не изменилось: я чемодан, ты чемодан, пакет контейнеров, который мы толкаем к точке входа, тот же чемодан, и даже наше бравое суденышко бортовой номер сто пять — самоходный чемодан.
