— Подождите, пожалуйста. Я хочу сказать пару слов товарищу зрителю. Попрошу одну минуту.
Ясновидящий закрыл глаза. И ровно через минуту заговорил:
— Николай Николаевич, — лицо мужчины вытянулось от изумления, — вот вы сидите в кресле, портите мне настроение дурацкими выкриками и бесперспективно заигрываете с соседкой по зрительному залу, что слева. Кстати, вы ей совершенно не нравитесь, барышня не хочет иметь с вами ничего общего.
— Ну и что? — с ухмылкой недалекого человека спросил бас.
— Да, собственно говоря, ничего, — спокойно ответил Макрицын, — если не считать того обстоятельства, что ваша супруга, Марья Петровна, сейчас лежит на диване с соседом по лестничной площадке из квартиры, что справа. Еще утром она ответила согласием на его недвусмысленное предложение. Когда ведро помойное выносила. Кстати, супруга соседа уехала в деревню к родителям помогать сажать картошку. «Синеглазку», если не ошибаюсь. Разве вы об этом не знаете?
Но Николай Николаевич вопроса не услышал — уже бежал к выходу.
Макрицын поправил костюм, который надевал только на выступления, галстук, ненавидимый люто за то, что шея его не принимала, и попросил Лесю Ивановну продолжать.
— И еще вы с туфлями маленько ошиблись, — глядя Макрицыну в глаза, уточнила Куртизанченко. — Они не китайского производства, а итальянского.
Еврухерий задумался, посмотрел на женщину и сочувственно сказал:
— Фирмы «Храпукани Лимитед» никогда не существовало не только на Сицилии, но и во всем мире. Туфли сделаны в Китае. Кстати, свой метраж они уже отходили. Не надевайте их больше, а сегодня ступайте осторожно. Спасибо! — попрощался с ней Еврухерий.
Дама спустилась со сцены. Почти дойдя до своего ряда, она неожиданно вскрикнула. Вслед за тем послышался характерный шум падающего тела, и Леся Ивановна оказалась на паркете. В полуметре от нее валялся каблук. Мужчины помогли ей подняться. К счастью, обошлось без переломов.
— Мы продолжаем, — сообщил Макрицын и попросил девочку постарше вынуть следующий шар.
Все происходило по тому же сценарию, что и в первом случае. Через минуту Еврухерий начал говорить:
— Женщина. Возраст объявлять не буду, длинные черные волосы, забранные в пучок, рост сто семьдесят сантиметров, вес пятьдесят пять килограммов, по профессии — преподаватель биологии в школе, заму…
— Все правильно, все правильно! — радостно подтвердила неожиданно вставшая с места в четвертом ряду зрительница.
— Я сказал «забраны в пучок», а не «с шиньоном из искусственных волос на макушке», — уточнил уставший от выкриков Макрицын.
Зал взорвался смехом, а взбешенная дама, обозвав Еврухерия хамом, направилась к выходу вместе с мужчиной, сидевшим с ней рядом. На ходу они грозились жаловаться во все газеты, на телевидение, и что совершенно необъяснимо, мужчина, ко всему прочему, пообещал накатать жалобу в Специализированное бетонно-заливочное управление № 7.
— Замужем. Из увлечений — настольный теннис и разведение фиалок. Приглашаю на сцену обладательницу билета на первое место в двадцать первом ряду.
На сцену поднялась приятной внешности брюнетка.
— Забубенская Тамара Васильевна. Преподаватель биологии в средней школе номер…
— Номер не надо, — перебил Макрицын.
— Мне… — гостья слегка засмущалась, улыбаясь залу, — ближе к сорока…
Бальзак воспел тридцатилетнюю,
А я бы женщину под сорок:
Она блестит красою летнею,
Но взгляд уже осенне зорок… —
неожиданно для зрителей и самого себя продекламировал Макрицын строки из стихотворения поэта Ильи Сельвинского, с творчеством которого знаком не был, так как сочинения его никогда не читал.
— Я действительно увлекаюсь разведением фиалок и орхидей, играю в настольный теннис. У меня есть муж и дочь. Муж занимается наукой в одном из институтов, дочь — ученица восьмого класса.
— Спасибо большое! Желаю вам успехов в работе и семейной жизни, — попрощался с дамой Еврухерий.
А тем временем третий ребенок, мальчик, проявив инициативу, уже вынимал шар. На этот раз ясновидящий не потратил обычной минуты, а сразу же обратился к девушке, сидевшей в девятнадцатом ряду на девятом месте:
— Для вас я хочу сделать исключение и информацию озвучивать не буду, но вы обязательно подойдите ко мне после сеанса.
Публика с любопытством рассматривала девушку, которая испытывала некий дискомфорт от такого внимания.
Последняя из девочек сделала все быстро. Затем кинула шар Еврухерию, и тот поймал его одной рукой, а затем, как обычно, отвернулся. После минутной паузы, стоя спиной к зрителям, произнес:
— Следующему зрителю вряд ли придется по душе увиденная мною интимного плана информация. Поэтому не желающих рисковать прошу покинуть зал.
Шестнадцать человек, все — женщины возраста от двадцати трех до сорока — направились к выходу.
— Герой, о котором пойдет речь, руки не поднял, — заявил между тем Еврухерий, стоя спиной к публике. — Мужественный поступок! Прошу поаплодировать господину тридцати восьми лет.
Аплодисменты не раздались. Вместо этого внезапно сначала приглушились, а потом и вовсе исчезли звуки, постоянно присутствовавшие в зале, и гробовая тишина вошла во власть. Она была густая и всеобъемлющая, заполнила все уголки и щели, обволокла двери и стекла окон, смазала скрипевшие от старости суставы откидных кресел и тяжело сверху навалилась на Еврухерия, путая его в пространстве и времени. Затем словно чья-то недобрая рука медленно, но упорно стала двигать к нулю рычаг реостата, оставляя все меньше и меньше света. Из ярко-желтого, почти белого, он плавно и быстро перетек в желтый, затем в желто-синий, после чего стал серым и ослабел до свечного.
— Его рост сто семьдесят девять сантиметров, — продолжил говорить Еврухерий, — вес восемьдесят три килограмма, и он сейчас на диете. Сбросил за три недели тринадцать килограммов. Женат, но не очень любит жену, которая на восемь лет старше и не может иметь детей. Вернее сказать, вообще не любит. Он крупный спекулянт на Лондонской бирже, является владельцем собственного самолета и поля для гольфа. Пятый ряд, восьмое место, пожалуйста!
Еврухерий повернулся лицом к публике и увидел, что зал… пуст. Лишь один-единственный гражданин, именно с объявленного места, смотрел на него пристально и не моргая. И вот он, все так же глядя пристально и не моргая, абсолютно не выражая никаких эмоций, поднялся со своего кресла и направился к сцене. Макрицын встретил героя у края, когда тот преодолевал последнюю из четырех ступенек деревянной лестницы без перил. С виду нормальный человек, но одет в высшей степени необычно: поверх яркой синей майки с ячейкой полтора на полтора сантиметра свободно сидел слегка помятый льняной пиджак без пуговиц и воротника при одном накладном нагрудном кармане. Цвет его, определявшийся как желтый, резко контрастировал с короткими расклешенными красными шортами без ремня, но с огромной пуговицей на поясе посередине. Обувь была представлена шевровой кожи (по виду) очень мягкими гусарскими сапогами со вделанными в каблук шпорами.
Удивленно разглядывая одеяние гражданина, в какую-то секунду Еврухерий вновь увидел зал, заполненный зрителями, и вновь попросил присутствующих поаплодировать. Но едва закончив фразу, к полному своему недоумению, обнаружил, что зал пуст, и лишь тот самый человек, который только что поднялся на сцену, в то же самое время сидит там же, где и сидел, и все так же продолжает смотреть на него. Еврухерию стало не по себе. Его пошатнуло, но усилием воли ясновидящий взял себя в руки и произнес:
— Я не буду называть вашу фамилию, Семен Моисеевич.
— Мне без разницы, я не в розыске, — хладнокровно ответил гражданин.
— Похвально, похвально! Неужели вы разрешите мне объявить вашу национальность? — спросил Еврухерий.
— А почему я должен не разрешить? — вопросом на вопрос отреагировал удивленно странный мужчина. — Все равно не угадаете: я представитель нетрадиционной национальности.
Макрицын резко исподлобья метнул взгляд на самоуверенного гражданина и тоном, не терпящим возражений, объявил:
— Вы — еврей.
Человек рассмеялся и стал прохаживаться туда-сюда по сцене.
— Нет, — уверенно заговорил он после секундной паузы, — я — космополит. Но если вы, достопочтенный, действительно желаете знать мою национальность, то, смею вас уверить, никакого секрета это не составляет и разглашением государственной тайны не является. Я — полуфранцуз-полуеврей. Сын Жозефины Пантен и Моисея Марковича Гринберга. У меня двойное гражданство, да будет вам известно. Пожалуйста, вот мой русский паспорт. Извольте взглянуть…
Мужчина протянул паспорт в коричневой, далеко не новой коже. Еврухерий открыл вторую страницу и убедился в справедливости утверждений его гостя: фамилия, имя, отчество, национальность — все совпадало: «полуфранцуз-полуеврей», так и было написано в документе.
