Почему столько людей ели сыр, но у одних обнаружена палочка, а у других — нет? Почему половина мышей оказалась заражена, у другой бактериемия отсутствовала? Конечно, такое случается, сопротивляемость у разных организмов различна. Но тогда почему организмы тех, кто носит в себе этот микроорганизм, с молниеносной быстротой восстанавливаются после травм и невосприимчивы к смертельным заболеваниям и инфекциям?
— Сережа, ты гений! — с восторгом воскликнула старшая сестра.
— Ну, и фантазер же ты, брат, — задумчиво молвил в ответ на тираду брата Петр Эрнестович, а Оганесян, покачав головой, сказал:
— Что ж, каждая гипотеза имеет право на проверку. Думаю добиться того, чтобы эту тему включили в план работы института. Тебе, Сережа, наверное, придется не раз и не два съездить на это твое плато, чтобы попробовать во всем разобраться. Может быть, я тоже к тебе присоединюсь — махну стариной и начну искать этих микропришельцев.
Петр Эрнестович скептически усмехнулся — его трезвый ум отказывался верить в микропришельцев. К тому же не оставляла тревога — тревога за тех, в чью кровь по воле случая проникла аномальная палочка неизвестного происхождения…
Воспитательница громко хлопнула в ладоши и провозгласила:
— Дети, заканчиваем рисовать, складываем книжки и строимся на ужин парами.
Антоша с сожалением оторвался от своей раскраски. Он уже докрасил слона и принялся за верблюда, но успел закрасить только одну ногу, когда воспитательница забрала у него раскраску и строго сказала:
— Ты испортил всю книжку, Антоша, и завтра тебе негде будет рисовать.
Антоша не стал особо расстраиваться — слон, в конце концов, и один сумеет защитить собачку от злого дяди, хотя, конечно, с верблюдом было бы надежнее. Поэтому он послушно отдал книжку, подбежал к своей «паре» — близняшке Вере — и спокойно взял ее за руку.
Едва шагавшие дружной колонной дети скрылись за дверью, как две нянечки начали на веранде уборку — одна поднимала и протирала разбросанные игрушки и карандаши, другая старательно елозила по полу шваброй, и обе бросали на представительную фигуру Муромцева полные любопытства взгляды. Петр Эрнестович посмотрел на часы — Людмила с его женой должны уже скоро вернуться из смотрового кабинета, и ему лучше будет подождать их в комнате.
Он лишь на минуту задержался у приоткрытой двери и огляделся — не попасть бы по ошибке в чужие апартаменты. Голос жены, послышавшийся изнутри, заставил его застыть на месте.
— Это очень жестоко, Людмила, — сдерживая рыдание, говорила Злата Евгеньевна. — За что? В самое больное место!
— Выпейте воды, — спокойно ответила та. — Я профессионал, я за свои слова отвечаю, но я вас ничему не заставляю верить, только успокойтесь.
— Только не говори Пете того, что ты сказала мне, слышишь?
— Но как же…
— Нет! Это будет даже хуже, чем жестокость, потому что… Нет, тебе этого просто не понять, ты не знаешь, что это такое! Не знаешь…
Она внезапно остановилась, не договорив. Людмила холодно договорила за нее:
— Не знаю, что такое иметь мужа? Не знаю, что такое любить, это вы хотели сказать? Считаете, что я вашему счастью завидую и потому хочу лишний раз причинить боль?
Петр Эрнестович, опомнившись, толкнул дверь и вошел в комнату.
— В чем дело? — растерянно спросил он, переводя взгляд с жены на Людмилу. — Что показал осмотр? Людмила, объясни, пожалуйста!
— Ваша жена вам все и объяснит, — равнодушно, как ему показалось, ответила та.
— Нет, я должен знать…
Внезапно Злата Евгеньевна, вскочив со стула, бросилась к мужу и потянула его из комнаты:
— Пойдем отсюда!
— Подожди, — он прижал ее к себе и, не двигаясь с места, вновь посмотрел на Людмилу.
— Люда, ты мне можешь ответить на мой вопрос?
— Идите уж, а то жена ваша волнуется, — не ответив и отворачиваясь, сказала Людмила, а Злата Евгеньевна, вся дрожа, продолжала тянуть его из комнаты.
— Хорошо, тогда последнее, — бережно прижав к себе жену, проговорил Муромцев. — Когда мы с тобой в следующий раз увидимся?
— Верней всего, что никогда, — она поднялась, сделала два шага по направлению к ним и теперь стояла, слегка наклонив голову вбок, словно с нетерпением ожидала, пока они уйдут. — Спасибо вам за Антошу, а теперь идите.
Почти всю дорогу до санатория Академии наук Злата Евгеньевна шла молча, не отвечая на встревоженные расспросы мужа. Лишь когда показалась калитка с вывеской, она внезапно остановилась и посмотрела ему в лицо:
— Я зря так сказала ей, — из груди ее вырвался судорожный вздох, и голос слегка дрожал, — но мне просто стало очень больно. Не знаю, почему твоя сестра Людмила так себя вела и так говорила — может быть, она думает, что я вообще не разбираюсь в медицине? Ты ей говорил, что я врач по специальности?
— Что? — на лице его появилось недоуменное выражение. — Не помню, но причем тут…
— Я уже двадцать лет знаю свой диагноз, и когда она вдруг осматривает меня и говорит, что я совершенно здорова…
— Людмила так тебе сказала? — ничего не выражающим голосом спросил он.
— Возможно, она никогда нигде не училась, а просто строит из себя врача и рассказывает всем, что работает в роддоме — у нее есть дар внушения, этого нельзя отрицать. Может быть, из-за того, что у нее не сложилась личная жизнь, она ненавидит всех женщин, которые счастливы в браке — так тоже бывает. Но неужели можно так жестоко бить по больному месту? Конечно, я ей не верю — я знаю, что больна, что мне уже сорок семь, но все равно больно. Сказать мне, что у меня будет ребенок…
— Подожди, Людмила тебе так сказала? — резко остановившись и притянув к себе жену, Петр Эрнестович внимательно вглядывался в ее лицо. — Повтори дословно и все по порядку, что она говорила.
— Петя, я не хочу повторять эту дурость, мне действительно больно.
— Повтори!
Ее внезапно испугало изменившееся выражение его лица.
— Хорошо, раз ты настаиваешь, то придется повторить все по порядку, — пожав плечами, с легкой обидой в голосе сказала она. — Твоя сестра Людмила осмотрела меня, привела обратно в свою комнату и сообщила, что у меня шесть недель беременности. Кроме того, она заявила, что по каким-то ей одной известным признакам, это, скорей всего, многоплодная беременность. Этого тебе достаточно? Лично я после этого больше ее слушать не захотела, хотя она порывалась дать мне несколько советов. Я цивилизованный человек и шарлатанам не верю.
Высказав все это, Злата Евгеньевна немного успокоилась, и недавно пережитая обида уже не давила, не казалась такой острой. Она замолчала, и Петр Эрнестович, обняв ее за плечи, тоже молчал. По лицу его катились слезы.
Последнее послание Независимого Совета Разума.
Проанализировав всю информацию о разумных Белковых Материках, полученную путем одностороннего биоконтакта, Независимый Совет Разума наших предков пришел к выводу, что уровень технического развития их цивилизации достаточно высок и позволяет воспринимать Носителей посредством основного органа чувств — у Материков существуют приборы, позволяющие соответствующим образом изменять ход световых лучей. С помощью этих приборов уже несколько поколений Материков постоянно исследуют вредоносных аборигенов, пытающихся разрушить их организмы. Подобное исследование совершается по хорошо разработанным правилам, хотя при использовании некоторых методов аборигены погибают. Однако ради достижения цели Независимый Разум готов был принести в жертву часть своих Носителей.
На основании изложенного была принята и осуществлена поэтапная программа вступления в контакт с цивилизацией разумных Белковых Материков.
Первый этап — этап ожидания. Сменилось множество поколений наших предков прежде, чем Материки с помощью своих приборов обнаружили существование Носителей. Однако Независимый Совет предвидел, что рано или поздно это должно произойти.
Второй этап — этап парадоксов. Для того, чтобы привлечь пристальное внимание Белковых Материков, поведение Носителей должно было парадоксальным образом отличаться от поведения вредоносных аборигенов. И парадокс сыграл свою роль.
Третий этап — этап контакта. С помощью общих понятий, Носители сумели сообщить Разумным Материкам о существовании нашего Разума. Эти общие и незыблемые понятия — космос, вселенная, элементы, из которых состоит любое вещество.
Итак, программа, принятая нашими предками, выполнена, мы, ныне существующее поколение Носителей Разума, вступили в разумный контакт с иной цивилизацией.
Да здравствует Разум!
