Карта на коже - Стивен Рэй Лоухед

— Ну что же, Бальтазар, давай глянем, как идут дела с нашим портретом. — Император встал и подошел к мольберту. — Мы хотели бы услышать твое мнение, — сказал он, критически вглядываясь в обширный холст. — Прямо сейчас. Только не надо лишней болтовни.

— Весьма изысканно, Ваше Величество, — тоном знатока заметил главный алхимик. — Видна кисть гения. Обратите внимание на эту дыню и на эти персики! Виноград — изумителен. А спаржа просто потрясающая {Знаменитый «Портрет императора Рудольфа II в образе Вертумна» — картина итальянского художника-маньериста Джузеппе Арчимбольдо, написанная около 1590 года. За этот портрет художник был пожалован почётным титулом пфальцграфа. На портрете император изображен в образе бога времён года и земных плодов Вертумна, весьма почитавшегося в древней Италии. На картине образ императора сложен из разных фруктов и овощей, характерных для всех четырёх времён года. Друг художника, поэт и историк Грегорио Команини так описывал эту картину: «Глаза на лице его — это звёзды Олимпа, его грудь — воздух, его живот — земля, его ноги — бездны. Одежда его — плоды и трава…». В настоящее время портрет экспонируется в замке Скуклостер в Стокгольме.}.

Джузеппе Арчимбольдо сделал себе имя, рисуя фрукты и овощи. В последнее время он пришел к идее портретной живописи как натюрморта, изображая своих покровителей в виде продуктов из овощной лавки. Такая манера живописи считалась революционной, но была надежда, что этот стиль приживется.

— Эта груша, — сказал Рудольф, указывая на большой плод в центре полотна, — что это за сорт?

— Это груша Фиорентина, иначе груша Радужная, Ваше Величество, итальянский сорт.

— Думаете, итальянская груша — подходящий выбор для нашего носа? — с сомнением спросил Рудольф. — У нее такая форма… Нос кажется слегка выпуклым.

— Ни в коем случае, сир. Персики вместо щек и груша вместо носа имеют смысл.

— Может быть, лучше было бы использовать инжир?

— Возможно, турецкий инжир… — высказал предположение алхимик.

— Не говорите нам о турках! — воскликнул император. — Мы сыты по горло всем этим турецким!

— Прошу прощения, Ваше Величество, — быстро сказал Базальгетт.

— К тому же инжир не подходит по цвету, — деликатно сообщил художник. — Видите ли, спелый инжир фиолетовый.

— Пусть останется груша, — приказал Рудольф.

— Мудрое решение, сир. Я смотрю, картина близится к завершению. Уже сейчас кажется, что можно взять этот артишок или почувствовать запах роз, — сказал алхимик, радуясь возможности увести разговор от любого упоминания о ненавистных турках. — И баклажан, о, баклажан — великолепен!

— Да, — согласился король. — Рука мастера. Прекрасно, Арчимбольдо. Вы превзошли самого себя.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — с поклоном ответил художник. — Ваша похвала для меня — лучшие еда и питье.

— Увидимся завтра, — сказал ему Рудольф и быстро пошел по коридору, отделанному зеркалами. Алхимик спешил за ним, отстав на пару шагов. Император бросил через плечо: — Извести нас, когда прибудет этот путешественник. Мы хотим поговорить с ним.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — почтительно поклонился Базальгетт. — Это будет встреча двух великих умов. Я и сам жду ее с нетерпением.

Император легким движением руки отпустил придворного и пошел дальше по коридору, вслед за главным распорядителем и двумя молодыми пажами.

— Ах да, Базальгетт! — окликнул он лорда-алхимика. — О кофе не забудьте. Мы хотим попробовать.

— Не извольте беспокоиться, Ваше Величество, — ответил лорд-верховный алхимик. — Не забуду ни в коем случае.

Путешествие тяжело далось Сяньли, и Артур расстраивался. Он поглаживал ее по спине и бормотал что-то ободряющее, пока ее выворачивало наизнанку. Китаянка только третий раз уходила в другой мир. Ей предстояло еще многому научиться. Со временем неприятные эффекты сойдут на нет, и путешествия между измерениями станут боле комфортными.

Артур вспоминал свой первый прыжок в неизвестность и то, в каком состоянии он оказался в странном незнакомом мире. Помнится, он тоже был дезориентирован и лишен сил. Такая беспомощность в незнакомом месте и времени представляла опасность. Он выжил в этих первых путешествиях исключительно благодаря Провидению, присматривавшему за ним тогда, когда он не мог присматривать за собой. За это он был безмерно благодарен.

— Так, так, любовь моя, — ворковал он. — Дыши глубже. Худшее позади. Это недомогание скоро пройдет.

Ее снова вырвало.

— Теперь точно станет лучше, — успокаивал ее Артур.

— Извини, — выдохнула она, вытирая рот мужниным носовым платком.

— Не за что извиняться, дорогая. — Он поддержал ее за локоть. — Теперь лучше? — Она неуверенно кивнула. — Не бойся, так будет не всегда. Со временем навыки придут. И тогда твой организм будет легко выдерживать переход.

— Я надеюсь. Ради тебя. — Сяньли слабо улыбнулась. — Но даже если мне никогда не станет лучше, я все равно пойду за тобой. И не буду обращать внимания на эти неприятности, лишь бы сопровождать тебя в твоих странствиях.

Артур гордился подобной решимостью жены. Она, несомненно, была воином. Достаточно вспомнить короткую стычку с людьми Берли на том пустыре. Она не просто воин, а умелый хладнокровный боец. Это тоже радовало его. Когда рядом с тобой такое чудо, как-то спокойнее.

— Мы перешли? — спросила она, оглядываясь по сторонам. Похоже, они оказались посреди пустыни, куда ни посмотри, всюду только желтые барханы. Кое-где из песка торчали обломки скал. — Я не вижу никакого храма.

— Старый храм находится в городе, а новый еще не построен, — ответил Артур. — Но это случится и довольно скоро. Время восемнадцатой династии, как мы ее называем, примерно двадцатый год правления Аменхотепа Третьего. Точнее не скажу, пока мы не поговорим с моим другом. Он закинул за спину небольшой рюкзак и спросил: — Ты готова? Город прямо за этими барханами.

— Жрец. Да, я помню, — ответила Сяньли, шагая рядом с мужем.

— Он тебе понравится. Это мудрый и мягкий человек, к тому же, как оказалось, занимает очень высокое положение в королевской семье. Его мать была замужем за Юйей, великим визирем Египта, вторым после