Эдрехазивар VII Драхар.
Эдрехазивар VI был благословлен долгим, мирным и процветающим царствованием пятьсот лет назад.
Пусть это будет предзнаменованием, подумал Майя, и быстро прочел молитву Чтео, владычице звезд и сновидений, а потом сложил и запечатал письмо. У него возникло предчувствие, что ему следует пользоваться каждой возможностью продемонстрировать свои мирные намерения.
Мальчик испуганно ждал его распоряжений.
— Вот, — сказал Майя. — Передайте это Жасани с наилучшими пожеланиями.
Широко раскрыв глаза, мальчик взял письмо. Он отлично понимал разницу между «Жасани» и «Жасан», и Майя не сомневался, что вдовствующей Императрице немедленно передадут его слова. Она могла именовать себя титулом правящей Императрицы, если хотела, но в действительности не являлась таковой. Она была Жасани, вдова Императора, и ей следовало помнить, что теперь она зависит от доброй или злой воли незнакомого ей пасынка.
— Ваше Высочество, — произнес мальчик, поклонился и убежал.
Вот я уже стал тираном, подумал Майя и вернулся в Черепаховую гостиную ждать Сетериса и его жену.
Вместо Сетериса появился Аттереж с охапкой черных и сливового цвета шелков, кое-где украшенных белой вышивкой: траурные цвета, но без строгой дворцовой формальности. Он так же принес информацию, что похороны состоятся в 15:00. Закат был самым правильным временем для похорон, но также и самым дорогим, и потому семьям погибших пришлось объединить свои деньги, чтобы заказать службу на возможно более поздний час. Кроме того, добавил Мастер гардероба, он сообщил Эсаран о намерениях Императора и получил ее заверения, что карета будет подана в 14:30. Майя чуть не заплакал от благодарности к этому человеку, которому и в голову не пришло обсуждать и тем более осуждать его поступки, но слезы были неприемлемы для Императора и очень сильно перепугали бы Аттережа.
И потому он просто встал и позволил Аттережу сначала снять мерки, а потом задрапировать себя тканью, и в разгар этой возни, когда Мастер гардероба начал что-то удовлетворенно бормотать себе под нос, в дверях появился Сетерис и требовательно вопросил:
— Разве Улерис не прислал вам Охранников?
— Нет, — сказал Майя.
— Кто это?
— Наш Мастер гардероба.
— И он не послал даже Атмазу?
— Нет, кузен.
— Мы сами поговорим с ним, — заявил Сетерис. — И мы бы посоветовали заменить лорда-канцлера при первой же возможности. Улерис, кажется, становится слишком забывчивым на старости лет.
Так как Сетерис и Чавар были почти ровесниками, это оскорбление было настолько острым, что Майя сразу догадался: оно объясняется не назойливостью Сетериса и вовсе не желанием занять место Чавара.
— Кузен, объяснитесь.
— Ваше Высочество, — тон Сетериса подтверждал, что его слова являются общеизвестной истиной. — Император Эльфланда имеет право и несет обязанность постоянно находиться в присутствии двух нохэчареев: защитника тела и защитника духа. Тем более, если вы собираетесь упорствовать в этой сумасшедшей идее… — Он указал на ткань, перекинутую через плечо Майи.
— Мы собираемся, — заверил его Майя. — Мы уверены, что у лорда-канцлера сейчас слишком много забот. Мы будем признательны, если вы займетесь этим вопросом, а когда вы вернетесь, мы будем рады познакомиться с вашей женой.
— Ваше Высочество, — сказал Сетерис, поклонился и вышел.
Конечно, Майя знал, что все нохэчареи — Стражи Императора — давали клятву защищать своего господина даже ценой собственной жизни: один солдат, для охраны тела силой своей руки, и второй Атмаза, чтобы охранять его дух силой своего разума. Иногда повариху в Эдономее можно было упросить рассказать одну-две истории, вот так Майя узнал о Ханевисе Атмазе, нохэчарее Белтанхира III, который вышел на магический поединок с Оравом Узурпатором, могущественным магом, пытавшимся захватить трон. Ханевис Атмаза знал, что Орав обязательно убьет его, но он смог удержать узурпатора на расстоянии от Императора до прибытия Адремазы, главного Мазы Эльфланда. Орав был побежден, а смертельно раненый Ханевис Атмаза умер у Императора на руках. В детстве Майя мечтал стать Атмазой, может быть, даже нохэчареем отца и заслужить его любовь, но он не обнаружил существенных способностей к магии, а так же (как заявил Сетерис) и к чему-либо еще, так что эта мечта умерла.
Но он никогда не мечтал стать Императором.
Аттереж продолжал заниматься своим делом, единственным признаком, что он заметил разговор было то, что теперь, рассуждая сам с собой, он безмолвно шевелил губами, а не ворковал себе под нос. Майя надеялся, что отец выбирал своих слуг в первую очередь за их профессиональные качества, иначе слова Сетериса могли быстро распространиться среди придворных. Но упрекнуть слугу возрастом, значило бы очень сильно обидеть его и разорвать те призрачные связи, с помощью которых дворяне и слуги защищали друг друга.
— Ваше Высочество, — сказал Аттереж, медленно поднимаясь на ноги. — Ваша одежда будет готова к двум часам, если не возражаете.
— Да. Мы благодарим вас, Аттереж.
Мастер гардероба поклонился, освободил Майю от драпировок и удалился. Майя мрачно подумал, что пока его жизнь в качестве Императора главным образом состоит в том, чтобы сидеть в маленькой комнате и наблюдать, как другие люди свободно приходят и уходят.
Впрочем, такая жизнь предлагала больше разнообразия, потому что в Эдономею вообще никто не приезжал, тут же оборвал себя он, и даже улыбнулся своей глупой жалости.
Он устало опустился в кресло, размышляя, удастся ли ему поспать, прежде чем придет время одеваться на похороны. Часы показывали четверть десятого, что было слишком рано или слишком поздно, хотя он не знал для чего именно. Вряд ли Эсаран проникнется к нему теплыми чувствами, если он прикажет приготовить ему постель в десять утра.
Он потер глаза, пытаясь прогнать усталость, и тут же перед ним возник Сетерис, взъерошенный от избытка энергии и злости.
— Ваше Высочество, мы говорили с капитаном гвардии Унтеленейса и Адремазой, они в ближайшее время решат эту проблему. Они так же просили передать вам свои извинения и раскаяние. Произошло небольшое недоразумение, ибо они ожидали, что лорд-канцлер лично сообщит им о вашем прибытии.
— Вы им верите?
— Ваше Высочество, — сказал Сетерис, признавая справедливость вопроса. Потом он чуть склонил голову набок, и его глаза блеснули, как у хищной птицы. — Мы склонны полагать, что они говорят чистосердечно. У этих людей сейчас тоже много проблем, и мы так же, как и они, ожидали, что Чавар сам обратится к ним.
— Спасибо, кузен, — сказал Майя, и хотя в течение многих лет он привык произносить эти слова с угрюмой иронией, сейчас они прозвучали легко и безмятежно. — И ваша жена?
— Ваше Высочество, — ответил Сетерис, кланяясь.
Он повернулся к двери. Майя услышал стук каблучков и поднялся на ноги. Хесеро Неларан остановилась в дверях, чтобы присесть в великолепном глубоком реверансе, шедевре старого стиля, который императрица Сору всеми силами старалась вывести из моды.
— Ваше Высочество, — произнесла она, и ее голос был настолько же гладок и текуч, насколько резки и колючи манеры ее мужа.
Она была на год или два младше Сетериса с веером легких морщинок в углах глаз, которые уже не мог скрыть никакой макияж. Одежда ее была черной в строгом соответствии с дворцовым трауром: узкое платье до пола с длинным змееобразным шлейфом, простеганный и искусно вышитый пурпурной нитью черный жакет, скрепленный гранатовыми застежками, напоминающими капли крови. Волосы, стянутые черными лаковыми гребнями и шпильками, с которых свисали нити идеально отполированных бусин из черного оникса. Она не была красавицей, но казалась ею, благодаря отточенной и тонко выверенной элегантности одежды и манер.
После смерти матери личное общение Майи с женщинами было ограничено толстой поварихой в Эдономее и двумя ее тощими дочерями, выполнявшими всю работу по дому. Хотя он внимательно изучал модные гравюры в газетах, но был совершенно не подготовлен к встрече с Хесеро Неларан и теперь чувствовал, как все его самообладание прахом осыпается к острым носкам ее туфелек.
— Осмеррем Неларан, — сумел наконец выговорить он, заикаясь, как обыкновенный юнец. — Мы очень рады с вами познакомиться.
— И мы рады видеть вас здесь, Ваше Высочество. Мы так же рады больше, чем можем выразить словами, что вы позволили нашему мужу вернуться в Унтеленейс. — Она снова опустилась, на этот раз даже не в реверанс, а в полный придворный поклон, причем не менее изящно, чем молодой Цевет. — Ваше Высочество, наша верность и преданность полностью принадлежит вам.
