— Какие вам дали указания? — спросил Роберт у кучера.
— Его привезли спецрейсом из Ливерпуля, сэр, и поезд сейчас ждет на запасной ветке, если вы решите отправить его обратно. Ежели б это было какое-нибудь королевское величество, на станции и то не вели бы себя с таким почтением. Нам приказано отвезти его назад, как только вы этого пожелаете. Только мы уж и не рады этой работе, сэр, руки все в кровь посбивали, пока лошадей удерживаем.
— Какое милое создание, — воскликнула Лора. — Такое грациозное! А как шерсть блестит! Не понимаю, как люди могут бояться такого прекрасного животного.
— Прошу прощения, мадам, — сказал кучер и коснулся козырька кожаного картуза, — да только, когда мы стояли на станции на платформе, он просунул лапу промеж прутьев, и ежели б я Билла, приятеля своего, не оттащил, ему б уже с того света тигрой этой любоваться. Задавил бы его, как куренка, уж поверьте.
— Никогда ничего красивее не видела, — продолжала Лора, высокомерно не обратив внимания на замечание кучера. — Я ужасно рада, что увидела его, и надеюсь, ты это передашь мистеру Хоу при встрече, Роберт.
— Лошади очень волнуются, — сказал ее брат. — Лора, может быть, если ты уже достаточно налюбовалась, отпустим их?
Она кивнула с тем царственным достоинством, которое столь неожиданно появилось у нее. Роберт отдал приказание, кучер занял свое место, его товарищи отпустили лоша дей, и телега с прицепом загрохотала по сельской дороге. Половина тэмфилдцев устремились за ней беспорядочной толпой.
— Удивительно, что могут деньги, правда? — заметила Лора, когда они отряхивали с ног снег в прихожей. — Кажется, что нет такого желания, которого мистер Хоу не смог тотчас исполнить.
— Твоего желания, ты хочешь сказать, — вставил ее отец. — Конечно, для старика, который всю жизнь проработал ради своих детей, он так стараться не стал бы. Все ясно как божий день, влюбился он в тебя с первого взгляда.
— Что за вздор, папа! — оскорбилась Лора, но глаза ее вспыхнули, губы чуть дрогнули, словно замечание это для нее было не совсем лишено приятности.
— Прошу тебя, Лора, не натвори беды! — воскликнул Роберт. — Раньше я этого не замечал, но ведь, действительно, похоже, что так оно и есть. Вспомни про Гектора. Рафлз Хоу — не тот человек, с которым можно так играть.
— Малыш, — Лора положила руку ему на плечо, — что ты знаешь о таких вещах? Просто продолжай писать свои картины и не забывай о том обещании, которое дал мне вчера вечером.
— Что еще за обещание? — насторожился старший Макинтайр.
— Тебя это не касается, папа. Но если ты его нарушишь, я этого не прощу тебе до конца жизни.
Глава VII. Сила богатства
Можно не сомневаться, что очень быстро имя и слава загадочного владельца Нового Дома разнеслись по всем окрестным деревням, и вскоре слухи о нем дошли до самых отдаленных уголков Варвикшира и Стаффордшира [121]. В Бирмингеме, с одной стороны, и в Ковентри и Лемингтоне [122] — с другой, шептались о его несказанном богатстве, о странных причудах и той удивительной жизни, которую он вел за стенами своего роскошного дома. Имя его было у всех на устах, делались тысячи попыток выяснить, кто этот человек и чем он занимается. Но, несмотря на все старания, даже самые пронырливые собиратели сплетен так и не смогли вспомнить, чтобы когда-нибудь слышали это имя, никто не мог даже предположить, что скрывается за тайной его богатств.
Не удивительно, что дело обрастало все новыми и новыми догадками, поскольку не проходило и дня, чтобы не становилось известно о каком-нибудь новом примере безграничности его власти и бездонности его сердца. С помощью приходского священника, Роберта и других Рафлз Хоу многое узнал о жизни прихода, и не раз случалось какому-нибудь несчастному бедняку, потерявшему веру в жизнь и припертому к стенке, утром находить рядом с собой послание с вложением, которое заставляло его забыть обо всех невзгодах. Однажды в богадельню привезли целый воз плотных шерстяных двубортных курток и крепких ботинок и раздали каждому старику по паре. В другой раз мисс Суайр, разорившейся ревматической дворянке, которой, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, приходилось день и ночь заниматься шитьем, привезли новейшую механическую швейную машину взамен ее старой с ножным приводом, вызывавшей у нее страшные боли в больных суставах. Бледный как полотно школьный учитель, который вот уже несколько лет без передышки пытался пересилить неразумие подрастающего поколения тэмфилдцев, получил по почте билет на двухмесячный круиз по южной Европе с оплатой гостиниц и питания. Фермер Джон Хэкетт мужественно выстоял пять лет неурожая, но в конце концов был сломлен шестым. И вот, когда к нему уже явились судебные приставы, чтобы описывать имущество, в дом ворвался священник, размахивающий над головой письмом, из которого следовало, что все долги фер мера возмещены и что на его счет переведена такая сумма, которая позволит ему закупить новую усовершенствованную технику и в дальнейшем крепко стоять на ногах. Почти суеверное чувство охватывало обитателей деревни при виде великолепного дворца, когда солнце ослепительно сверкало на его огромных оранжереях, а когда по ночам из его бесчисленных рядов окон бил холодный электрический свет, чувство это становилось еще сильнее. Им казалось, что в этом роскошном дворце поселилось некое доброе провидение, невидимое, но всевидящее, безгранично могущественное, всегда готовое прийти на помощь и поддержать. В то же время во всех добрых делах сам Рафлз Хоу неизменно оставался в тени, приятная обязанность приносить радостные вести страждущим и нуждающимся была возложена на плечи приходского священника и Роберта.
Лишь однажды он сам появился на людях, и это произошло во время того памятного случая, когда он спас известный бирмингемский банк братьев Гэрревег. Братья Луис и Руперт, честные труженики и щедрые филантропы, организовали свое дело так, что охватили три графства, и в каждой, даже самой отдаленной деревушке появилось отделение их банка. Крах их лондонских агентов стал для них неожиданным и ощутимым ударом. Слухов избежать не удалось, и в результате над банком нависла угроза банкротства. Из всех сорока филиалов посыпались срочные телеграммы с просьбами оказать финансовую поддержку, головную контору осаждали взволнованные клиенты, потрясающие своими чековыми книжками и требующие вернуть их деньги. Сами братья встали за начищенную до блеска стойку рядом со своими служащими и, мужественно улыбаясь, пытались успокоить толпу, в то время как срочные курьеры и телеграммы-молнии уже разлетались во все стороны, чтобы собрать воедино все доступные ресурсы банка. Весь день не прекращался поток клиентов, и, когда в четыре часа двери конторы наконец закрылись, уличное движение перед зданием банка было все еще парализовано толпой дожидавшихся своей очереди, хотя в подвалах в это время золотых слитков оставалось не больше чем на тысячу фунтов.
— Мы только оттягиваем неизбежное, Луис, — сказал брат Руперт, когда последний из служащих покинул контору, и они смогли наконец перестать изображать улыбку и расслабить измученные лица.
— Никогда уже эти ставни не откроются снова, — воскликнул Луис, и братья со слезами на глазах обнялись. Но не жалость к себе заставила их плакать, а мысли о том, какие беды принесут они тем, кто им доверился.
Но кто осмелится сказать, что надежда умерла, если о его бедах известно людям? В тот же вечер миссис Сперлинг получила письмо от своей старой школьной подруги миссис Гэрревег, жены Луиса, в котором та рассказывала об этой печальной истории и изливала все свои страхи и надежды. Из дома священника тут же была отправлена записка в Новый Дом, и на следующий день рано утром мистер Рафлз Хоу с большой черной дорожной сумкой в руке сумел убедить кассира местного отделения Английского банка оторваться от завтрака и открыть двери значительно раньше обычного времени. В половине десятого у заведения Гэрревегов уже начала собираться толпа, когда худой, бледный неизвестный мужчина с набитой дорожной сумкой по его настоятельной просьбе был пропущен в вестибюль банка.
