Мы с Джаем не совсем бездельничаем, разглядывая пейзажи.
Точнее, это я их разглядываю, вынужденно, в порядке отвлечения от боли.
Джай же кропотливо работает. И разглядывает индус не природу, а мою руку и плечо. Он меня, подлец, татуирует, как и было завещано свирепыми гуркхами, — сегодня первый сеанс. Проклятый шпион Нью-Дели-Шанхая свое дело знает туго, к высокому иглоукалывательному искусству приобщен и клятвенно заверил меня, что сделает все качественно и эстетически безупречно.
Татуировка будет знатная, статусная.
На белом металле палубы разложены пигменты и прочие аксессуары тату-салона, включая специальный вазелин. В плоских баночках лежат краски-пигменты: разнообразно красные — этими индус пользуется редко — и оттенки черного. Палитра подобрана под цвет шкуры черной же пантеры — свирепого тотемного зверя гуркхской общины и, как мне рассказал Джай, непальско-бирманского боевого ремесла типа муай тай — «бандо». Этой самой «бандо» занимаются все шанхайские гуркхи, соревнования проводят, спарринги — вполне эффектное зрелище. Биш, по моему дилетантскому мнению, так вообще мастер этой драки.
У индуса тоже имеется такая татуировка на левой руке, хотя история ее появления, как и история появления индуса в гуркхской общине, все так же мутна.
Считается, что вытатуированный зверь как бы передает человеку часть своей силы, свирепости и быстроты.
Деваться мне некуда — приняли, подвести нельзя.
Но есть и еще один мотив. Личный.
Я невеликую свою жизнь до сей поры удачно прожил и без татуировок. Почти без татуировок… Потому что одна все-таки имеется — тупее не придумаешь, самопальное позорище в виде кривой надписи «Ира» на левом предплечье. Давно собирался вывести этот осколок воспоминаний о злосчастной девице, общение с которой не принесло в мою жизнь ни грамма позитивного экспириенса.
— Черная Пантера покроет все! — пообещал Джай, и я успокоился.
Хотя мы и так работаем в щадящем режиме; Джаю же с этим в свое время не повезло. Ведь сама процедура нанесения большого — от плеча и до запястья — и сложного тотемного рисунка на кожу достаточно болезненна и длительна и служит еще одним из способов воспитания выдержки и силы духа. Я ведь теперь гуркха.
Мало того: после рисунка нужно еще и надпись наносить, тот самый боевой девиз: «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali!» — «Слава Великой Кали, идут Гуркхи!» Вот и представьте, что ждало бы Федю, истязай меня индус традиционным способом с применением кустарных снарядов в виде самшитовых дощечек с иглами. Бр-р… А ведь мне, по обычаю, во время экзекуции полагается еще и песни бодрые петь, гортанным горским голосом…
Осознавая несоразмерность такого испытания с потенциалом современного белого человека, Джай в пытке использует вполне современный тату-дырокол швейцарской сборки SWISSTATTOO STM Luxury — универсальная машинка. Используя эту практически бесшумную шнягу, он и контуры выводит, и закрашивает, и тени наносит. Шняга крутая, композитные материалы нового поколения, все дела. К ней имеется «бошевский» переносной блок питания. Все есть, отличные мази и краски… И медицинский спирт.
Нормально, в общем.
В самом начале этой долгой и нудной процедуры к нам подскочила Zicke, немного посмотрела, послушала — и тут же возжелала заполучить себе нечто подобное, будто своих партаков ей мало… С гневом и яростью гонимая за такое неуместное предложение в хвост и гриву, Ленни ничуть не обиделась, обозвала нас с индусом «скучными и унылыми стеблями шпината» и преспокойно направилась в ходовую рубку — у нее там очередные занятия по практическому судовождению.
Стремясь расширить линейку полезных личных практик (плюсом к дельтаплану, катеру, мотоциклу и яхте), она ныне обучается у Маурера на шкипера, прилежно тренируется в управлении «Клевером», работе с навигационными приборами и прокладке курса. Я тоже подумывал было заняться столь актуальным делом, но дальше дум дело не пошло. А она ничего, старается, Ули хвалит.
Вот и сейчас Ленни горделиво стоит за штурвалом мотобота, ведет судно ровно и уверенно, штурвал понапрасну не крутит, по курсу не рыскает. Правда, все происходит под наблюдением Маурера и только на тех участках, где фарватер шкиперу очевиден. Но индус-татуировшик все равно опасливо разместил свои баночки в углублении между трюмными люками, для устойчивости.
Терпеть боль несложно — тут не столько больно, сколько муторно и некомфортно. Спасают редкие перерывы и наблюдение за рекой — потому и выбрали мы место наверху, хотя в кают-компании Джаю было бы гораздо удобней.
Дзен-н!
Жестяным звуком ожил динамик громкой связи.
— Внимание, экипаж, все на палубу! — прозвенел металлом голос Маурера.
Шкипер после ухода из Шанхая как заново родился. Собранный, уверенный в себе, румяный и подвижный — пассионарный первооткрыватель, вырвавшийся из теснин и тенет. Даже пьет теперь по-другому — элегантно, даже манерно. И почти не пьянеет. Соответственно изменился и голос нашего капитана, помолодел и заострился.
А мы и так на палубе, нам-то что делать?
Боковая дверь возле ходовой рубки распахнулась, из трюма на свет божий вылез еще заспанный, но уже встревоженный Никлаус со штанами в руках.
— Что там случилось?
Дзен-н!
— Впереди птицы! — В искаженном динамиком голосе шкипера не было ни полутона страха, наоборот, он даже торжественен. — Похоже, те самые мифические чудовища, которыми нас пугали в Шанхае!
Вон оно что… Быстро сложив прибамбасы в белую пластиковую сумку-чехол, мы с индусом подошли к рубке, взяли бинокли.
Лежащий прямо по курсу «Клевера» длинный пологий клин выдавался в реку, Ганг в этом месте круто поворачивал на восток. Безымянный мыс начинался длинной песчаной косой, вдали за которой виднелись берега поворачивающей реки. Песок постепенно сменялся заливным лугом, переходящим в заросли кустарника, далее низкими, а потом и высокими деревьями. Постепенно поднимаясь, мыс заканчивался небольшой зеленой подошвой, за которой красовалась темная, с белыми складчатыми прожилками накосо, огромная гора с несколькими вершинами.
Изумительный вид! Если бы не парящие над лугом птички.
Мне подумалось, что здесь и сейчас на палубе мотобота должны стоять все именитые фотохудожники культового издания NG с крутейшими камерами в руках. Только вот в сопровождение каждому неплохо бы выделить по персональному Джону Хантеру, знаменитому африканскому охотнику на крупную и очень крупную дичь, да со стволами под «голанд-голанд», не меньше. А лучше всего — поставить за спиной ЗСУ 23-4.
Потому что зловещие птицы не просто впечатляли: они ужасали.
Не бывает на старой Земле таких размеров у пернатых, разве что в глубокой древности водились подобные монстры.
Мы набились в рубку.
А что на меня-то все смотрят? Да как-то пристально, обязывающе…
Ну конечно, Федя же охотник, типа не такое видел и не таких бил! Джон Хантер, елки.
А я не бил и не видел.
— Шесть штук! — констатировал Джай, оторвавшись от бинокля.
— Семь, — тут же поправила его глазастая Ленни, стоя рядом со мной и продолжая разглядывать мыс. Капитан уже отстранил ее от управления судном.
Шкипер же продолжал смотреть на меня.
— Ты таких видел, Тео? — с тайной надеждой спросил он.
Типа я сейчас скажу, что видел, и не раз, что дело плевое, и не таких, мол, бивали.
Ага.
— Откуда…
— Хищники, конечно?
— А как иначе… Глазам не верю, прямо парк юрского периода.
— Там были динозавры, — тут же влезла Zicke. — А не птицы.
— Умные все стали, — проворчал я в ответ по-русски.
Может, и здесь мы имеем что-то динозаврическое? Нет, это все же птички.
— Сам дурак, — на языке Пушкина и практически без акцента ответила сильфида.
Научил на свою голову.
Индус еще раз задумчиво посмотрел на мыс.
— Господин шкипер, вам не кажется, что нам стоит прижаться как можно быстрее к левой стороне реки?
— Нет, прямо в берег корабль и воткну! — тут же разозлился Маурер. — Конечно же доверну! Только какой тут «влево», если там у обоих берегов наверняка будут сплошные отмели! Песок сплошной!
