— Второй, — всхлипывала Молли.
— Второй, — соглашалась Волка. — Но первый настоящий! Когда понимаешь, что к чему. Да ты ещё и эхо всё на себя взяла…
Молли в ответ только хлюпала носом.
Верила ли она, что магия её оставила? Не верила? Она сама не смогла б сказать. Иногда вдруг думалось, что это очень хорошо — будет себе спокойно жить с мамой и папой, и никакой Особый департамент теперь не сможет ничего с ней сделать.
А иногда она вспоминала госпожу Старшую и начинала рыдать в голос. В эти мгновения казалось, что у неё отрезали правую руку.
Подходил медведь, тяжело вздыхал, толкал в плечо мохнатой головой, и они усаживались вместе. Молли прижималась к тёплому боку, и они долго сидели так в молчании.
С Всеславом, когда он был в медвежьей ипостаси, было очень хорошо молчать.
Магия не возвращалась.
…Они пробились за Карн Дред, несмотря на то, что в зимнее время, если не считать единственной дороги за перевал, он считался недоступным.
Они тенями проскользнули по горным лесам, огибая форты и блокгаузы, обходя хорошо укреплённые разъезды, где вовсю грохотали поезда и дымили бронированные паровозы. Молли глядела на них, как на чудо — отвыкла и от вида, и от дыма.
Да, воздух ощутимо портился, особенно вблизи станций. Его наполняли дымы и угольная гарь, снег серел от золы, выброшенной трубами; у Молли вновь начался кашель, о котором она и думать забыла в стране Rooskies.
Но они наконец дошли.
— Вот он, твой Норд—Йорк.
Таньша не удержалась, всхлипнула и отвернулась. Спина её вздрогнула, и Молли, ощущая, что слёзы закипают и у неё в глазах, осторожно обхватила Волку за плечи, прижимая к себе, словно старшая. Всеслав вздохнул, переступил с лапы на лапу. Он вообще не перекидывался, словно понимая, что с медведем Молли будет легче.
Был хмурый день поздней зимы, вернее, уже календарной весны, но здесь, на севере Королевства, до тепла, проталин и распускающихся почек было ещё далеко.
Город, как обычно, светил во все стороны жёлтыми огнями, откашливался дымом из бесчисленных заводских труб; дымили котельные, без устали гоня по трубам пар — истинную кровь Норд—Йорка.
До окраинных домов оставалось примерно полмили, и лес тут был уже сведён.
А если перевалить через небольшой холм с редкими и хилыми соснами, то там будет дорога. Королевство предпочитало прокладывать в окрестностях Норд—Йорка рельсы, но хватало и таких вот грейдеров — по ним медленные локомобили таскали брёвна на окраинные лесопилки.
Кошка Ди недовольно озиралась, выбравшись у Молли из–за пазухи. Ей тут явно не нравилось. Небось скучала по своему дружку, чёрному Vasiliyu…
Молли тоже хлюпнула носом, сжала Таньшу в объятиях и отстранилась.
— Как я выгляжу?
На ней были все её старые вещи, ещё с «Геркулеса». Тщательно отстиранные и починенные. Машинистский шлем, очки, штаны с подстёжкой, тёплые высокие ботинки. Куртка с «молниями».
За зиму всё это сделалось несколько коротковато и узковато.
— Куда ты пойдёшь?! Что ты им скажешь? — не выдержала–таки Таньша. В пути она начинала этот разговор чуть ли не каждый вечер.
Молли только покачала головой.
— Как я выгляжу?
— Хорошо ты выглядишь, — буркнула Волка.
— Тогда я пойду, — тихонько сказала Молли.
Она не сказала: «Мы ещё увидимся». Она не сказала: «Прощайте, друзья». Слова были не нужны.
Молли спускалась по склону, не оборачиваясь, но знала, что медведь и девушка, застыв, смотрят ей вслед.
…На дороге никого не было. И Молли бодро, быстро зашагала к городу. Кошка Ди какое–то время бежала рядом, а потом замяукала, просясь на руки.
— Ну, что уж с тобой делать…
На самой окраине было кольцо городского паровика. Два пустых вагончика и кажущийся игрушечным паровозик; у раскрытой двери скучал долговязый кондуктор.
Руки и язык Молли всё сделали за неё — она даже не слышала слов, которые произносила.
Она думала о брате и сестре, о двух оборотнях, что остались там, в придорожном лесу. Что они делают? Таньша перекинулась, и вдвоём с медведем, не теряя времени, они отправились в дальний путь домой, на север? Или, напротив, никуда не торопятся, решив поразведать, что тут и как в Королевстве, особенно после того как Горный корпус получил такую оплеуху? Таньша ведь говорила что–то насчёт «осмотреться»…
Шипящий рупор голосом кондуктора объявлял остановки. Когда добрались до уже знакомой Геаршифт–стрит, Молли соскочила на мостовую.
Норд—Йорк… Она поправила маску.
Липкий смог заполнял воздух, царило полное безветрие, и всё, извергаемое трубами, так и оставалось над мостовыми, тротуарами и крышами города.
Молли шагала с детства знакомыми кварталами, мимо лавок, пабов и магазинов. Невольно косилась на тумбы с объявлениями — нет, её, ведьму, никто не разыскивал.
Это был сон. Вот только добрый или страшный?..
Любимая шоколадница. Кондитерская. Магазинчик, где продавали мороженое. Зеленная лавка. Заведение мясника. Молочная.
Эстакада скоростного паровика, шумит–торопится по ней короткий поезд из трёх вагончиков. Горят жёлтые фонари над лестницами, что ведут вверх, к платформе. Дома вокруг кажутся нереальными, нарисованными мрачным и недобрым художником…
Всё, как обычно. Нарядные леди и джентльмены в тёплых пальто; основательные, солидно пыхтящие дорогие локомобили; запах корицы из приоткрывшейся двери булочной…
А вот и Плэзент–стрит. Вот и номер 14. В окнах горит свет, ласковый, тёплый, как обычно. Над трубой вьётся дымок. В подвале пышет жаром трудяга паровой котёл, в гостиной горит импозантный камин. Фанни уже подала ужин.
В горле у Молли встал комок.
Всё, что ей нужно сделать, — это подойти к двери и позвонить.
Гм, но, пожалуй, лучше она зайдёт с заднего двора. А то neroven chas, как говорила госпожа Старшая и очень смеялась, когда Молли пыталась выяснить, что значит «неровность часа» — или его «негладкость»?
Она быстро обежала дом по узкой мусорной аллейке. Вот и задний двор. Тут всё по–прежнему, и даже поломанный ящик у дальней стены так и валяется — папа до сих пор не удосужился нанять кого–то тут прибраться.
Молли затаила дыхание. В доме, как обычно в это время суток, опущены лёгкие шторы, по ним скользят едва различимые тени. Мама… папа… Фанни… Джессика ещё не должна была б уйти…
Молли решительно шагнула к задней двери.
И постучала. Тоже решительно. Ди выпрыгнула из–за пазухи, с деловитым видом уселась у ног.
Сейчас раздастся мамин недовольный голос, зашаркает ногами Фанни, направляясь, чтобы проверить, кто может «ломиться» с чёрного хода в такой неурочный час…
Ноги зашаркали. Клацнул ключ, проворачиваясь в замке.
На пороге возникла Фанни со свечным фонарём в руке.
Глаза у неё широко раскрылись.
— М-молли? М-мисс Молли?!
— Да, да, Фанни! Это я! Я вернулась! Где мама, где папа?
Служанка быстро отступила в дом, по–прежнему глядя на девочку, словно на привидение.
— Т-там… м-мисс М-молли…
Внутри вкусно пахло домом, истинным, настоящим домом — пудингом, жареной индейкой, чаем, папиной трубкой, мамиными духами…
Сердце у Молли замерло.
Она шагнула на порог с ослепшими от слёз глазами.
Тепло. Как же тут тепло, как хорошо на кухне — скворчат сковородки, кипит вода, шипит пар…
Молли вернулась домой. Да, да, вот её настоящий дом, дом, по которому она смертельно скучала всё это время!
Она сделала ещё шаг. Фанни всё пятилась и всё так же прижимала ладонь тыльной стороной к губам.
А где же мама и папа?..
Внезапно режуще закричала Ди, и Молли, обернувшись, увидала лишь исчезающий в темноте пушистый палевый хвост.
А затем входная дверь внезапно захлопнулась — с грохотом, словно выстрел.
Кто–то больно сжал ей локти жёсткими ручищами, и железный, бездушный, нечеловеческий голос проревел ей в самое ухо:
— Именем Её Величества королевы ты арестована, ведьма!..
Конец первой книги
Книга вторая
Сталь, пар и магия (отрывок)
Пролог.
Оборотни в Норд—Йорке
Здесь всё чужое и пахнет чужим. Здесь снег грязен и обращается на закованной в камень земле в липкую, смешанную с гарью кашу. Здесь змеятся толстенные трубы, разветвляются, вздымаются, выныривая из–под ног скелетами мёртвых деревьев. Здесь ненавидяще шипит пар, прорываясь из–под вентилей.
Здесь правят Сталь и Пар.
Здесь подводят и глаза, и нюх. Инстинкты, выручающие в лесу, тут могут погубить.
Брат и сестра замерли на краю леса, пусть чужого, пусть под властью Короны, но всё–таки леса, не забывшего, кого он укрывал своими ветвями задолго до того, как здесь обосновались подданные Её Величества.
Волк и медведь слились с густым подлеском. Небеса сеяли поздним снегом, зима и не думала уходить на покой; впереди Норд—Йорк светился бледными огнями газовых фонарей, острые глаза оборотней различали кольцо паровичков на самой окраине, где выгружался из вагонов отпахавший долгую смену работный люд.
