Сомов досидеть с нами до конца неспешной трапезы не успел. И не доел соответственно: время поджимает.
— Все, братва, погнал я на пост, мне еще на плац к «зеленым», в развод на лесоповал.
— Подожди, куда гонишь, давай хоть шашлычка тебе завернем.
Страшное нарушение — летеха выпью орать будет, если Гоблина за шамкой застукает, но сталкерам многое прощается, в том числе и подобное разгильдяйство. Главное ведь в другом: мы давно уже практически никогда не прокалываемся — чуйка развитая, жизнь заставила.
— Только немного вали, так, на перекус не глядя, шоб за зуб вкинуть…
На вышке есть стереотруба, но Гоблин взял и свой комплект оптики. Накинул на плечо «тигра», под мышку плащ-палатку — и пошел к заставе.
Через два часа я его сменю, уже в темноте, на вышке: ночью развода для сталкеров не будет. По традиции, когда мы здесь, всегда помогаем ребятам — дежурим, даем им часы: пусть перезагрузятся.
А вот Юрец на вышку не полезет: не его дело. Он вскоре тоже свалил — отправился лазить по зоне, знакомиться с деталями: парнем овладела жажда поиска Тайного. Это я прокололся, сбил хлопца на тревожное. Мне Жека рассказал, жестянщик тутошний, как они с дружком в лес на юг ходили да наткнулись там на что-то непонятное. Хорошо, инструкции для таких случаев все «удаленники» периодически читают-расписываются, так что они сразу назад сдали. Ну а я как-то на посиделках Вотякову рассказал. Он у нас теперь Познаватель Скрытого. Юрку в последнее время понесло — стал клепать мутные и вполне неплохие рассказы, статьи. Не Демченко ли сбил его на журналистское?
Вот он и напросился, заболел темой. Собственно, «зацеп» этого места есть у нас в плане предстоящего рейда. Завтра выходим, с утра. Хорошо бы, конечно, группе верхом на «кеттенкрадах» туда рвануть, но есть большое подозрение, что предстоящего маршрута с ходу на технике не пройти, горки помешают — ведь дорога к морю пока неведома.
Убрав со стола, я немного повалялся на топчане. Что-то долго Юрка отсутствует.
В домино, что ли, с Кабановым срезался?
Мне стало скучно, и я вышел на улицу, тяжело присел возле открытой двери — уж я-то успел пузо жареным набить, на мясо теперь сутки смотреть не смогу.
Вокруг быстро темнело: скоро тут тьма-тьмущая будет. На этой широте ночи в августе кромешные, особенно если небо затянуто.
Главное здание выглядит мрачно.
Вроде и обжили, шумы пошли, запахи. Стекла поблескивают. И все равно…
Откатные ворота ангара так пока и не облагородили, хоть по направляющей они уже катаются без скрипа и стуков, моторедукторы почистили и покрасили оранжевым. На внешней фронтальной стене здания в дальнем конце над железной галереей светится желтоватым светом окно «кумовской», как обозвал комнату начальства Гоблин. Павел Матвеевич там чет пишет — заявки составляет, скорее всего.
Загорелся и провернулся пучком света прожектор на вышке — это Мишка штатно проверяет прибор, — а затем вспыхнули еще два светодиодных фонаря — на территории. Но скоро всю эту иллюминацию выключат, заглохнет ДЭС, останется лишь слабенький дежурный свет над воротами ангара, запертыми центральными воротами возле диспетчерской и над нашим «гаражным кооперативом».
Три тусклые лампочки в жутковатой бесконечной ночи лесных предгорий.
В ночное время примыкающие к ангару боксы и сварочный цех очень быстро пустеют, вся механослужба собирается в подсобках главного здания — там механики и живут. Мужики вообще не понимают, как мы живем на отшибе. Есть такое дело, жутковато тут.
Кстати.
Я встал, обогнул гараж с квадром внутри и пошел к воротам восточной стены главного периметра, закрыл калитку на замок, номинально отрезав Промзону от темного окружающего леса, посмотрел на заставу. Там тоже свет в окнах, мужики ужинают — у них он поздний.
Во, теперь поспокойней.
Ведь тут вполне уютно, казалось бы, сиди да наслаждайся первозданной тишиной нетронутого мира. Но что-то постоянно мешает, не дает расслабиться, и не только мне: ночью все обитатели Промзоны напряжены. Не могу вот вспомнить: так же было в самые первые дни нашего пребывания в замке? Наверное, что-то похожее мы и тогда ощущали.
Где Юрка-то!
Пш-шш…
— «Эфир», ответь «Кастету».
— «Эфир» на связи!
— Юра, ты где там застрял?
— Выхожу уже, мы тут с мужиками разговаривали кое о чем.
Понятно: пытал слесарей насчет Тайных Дел и Темных Сил.
— Давай, выходи. Фонарь включи заранее.
— Понял, «Кастет», выхожу.
На уже плохо различимом фоне ворот мелькнул просвет фонарика, калитка открылась и сразу захлопнулось, дежурный ангара запер ее на щеколду. Традиция коллективной самоохраны распространяется и на них: всю ночь внутренний дежурный выходит на галерею, помогает часовому на вышке — взаимоконтроль.
Темная фигурка на секунду замерла, помотала фонариком перед собой и быстро потрусила в мою сторону.
Пш-шш…
— «Гоблин» в канале. Вижу-вижу. Аж пятки сверкают.
— Да ну вас, мужики. — Юрка задыхается на бегу, но по рации отвечает, настоящий радист. — Че нагнетаете!
А тут не надо нагнетать. Оно само нагнетается, да еще как. Вся Промзона до сих пор буквально пропитана страшноватым духом постапокалипсиса, вынужденной безжизненностью. Это въелось во все материальное, прилипло, кажется, намертво, на века. И тут вся работа лежит на наших мирных работягах. Именно они, вольно или невольно, каждый день отдают Промзоне частички своей жизненной энергии, постоянно и постепенно, вновь и вновь напитывая жизнью эти мертвые стены и крыши, заборы и вышки. Работали бы здесь одновременно человек двадцать… Да кто их даст-то?
Мы имеем что имеем — облупившиеся стены, по которым поднимается дикий плющ, так и не выкошенная территория предприятия, захваченная сорняками; там покосилось, там отвалилось, здесь обвалилось. Даже мертвые мусорные контейнеры люди еще не успели набить нормальным человеческим мусором. Старые вязы нависают над забором, рваный асфальт двора, щупальца зелени на нем…
Природа как бы говорит: «Бросили объект? Ладно, теперь я его заберу. А вы сюда не ходите, не надо».
Нагнетаем…
Нам ли не знать темы? Скажет сейчас Демченко, отдаст срочный приказ — и пойдем мы с Гоблином в ночи куда надо и за чем нужно. Все тут останутся, а мы двинем. Даже погранцы ночью не патрулируют и секретов не выставляют. А мы двинем: не было, что ли, такого? И не для себя стараемся: у нас артефактов для продажи Сидоровичу нет. Так что вам надо просто работать над собой — учитесь любить сталкеров, таких, какие мы есть, как бы чертовски трудно это вам ни далось.
— Привет! — зачем-то сказал Вотяков, подбегая ко мне.
О, глаза какие! Чувствует. Чего там, все чувствуют…
Пока Юрка искал что-то, ковыряясь в своих вещах, я проверил и изготовил наш пулемет. Подстегнул к ПКМ «сотку», поставил машинку у двери.
Пш-шш…
— «Гоблин» — «Кастету».
— Здесь я, Костя.
— Как там?
— Да темно тут, как сказал проктолог, заполучив зусула.
— А в «тепловик» че?
— Чисто по периметру. А по просеке волки прошли. Прикинь, аж оттуда услышали, как калитка хлопнула!
— Они могут. Ладно, давай, скоро поменяю.
— Давай.
Волки ходят, значит, обезьян поблизости нет. Удалые приматы местных волков боятся как огня, хотя уровни обитания вроде разные… Клыкастая стая загоняет обезьян жестко, вцепляется мертво и гонит их по деревьям, пока не окружит где-нибудь. И тогда начинает давить на психику, пока наиболее эмоциональные не начнут от страха валиться с веток. Умные тут волки, очень умные.
Здесь вообще дурачки не выживают.
— Слышь, Костя, я вот что думаю…
Созрел парень: наслушался вечерних разговоров в подсобке. Новые и новые легенды рождаются у нас постоянно, это живой и непрерывный процесс. Новые поколения рождают новые былины, порой бережно модифицируя или прямо возрождая старое.
— Давай, вали открыто.
— Это все-таки остатки с матрицы старой платформы.
