Изо дня в день здесь собиралась примерно одна и та же публика, причем работодатели мало чем отличались от рабсилы, разве что морды имели куда более гладкие да не спотыкались на каждом шагу.
Несколько раз на бывшую беговую дорожку выезжала патрульная лайба, но сунуться в гущу толпы никто из филинов не посмел. Клиентура здесь собиралась такая, что могли и выкидышем запросто пощекотать.
Скоро во всех членах Настромо появилась предательская дрожь, а глаза, и так полуслепые, заволокла едкая слеза. Уже еле переставляя ноги, он вернулся к Камелии.
Та, покуривая самокрутку, вела с приятельницами оживленную беседу.
– Как успехи? – спросил Настромо.
– Голяк, – ответила она беспечно. – Вот чувихи дали «бычок» добить. А у тебя что слышно?
Ничего, – буркнул он и вновь двинулся в обход биржи, уже не надеясь ни на что хорошее.
Скоро в толпе кого-то прирезали, и все бросились врассыпную, но не бегом, а энергичным прогулочным шагом. В возникшей давке Настромо ненароком столкнулся с неким типчиком, державшим, как говорится, нос по ветру, а руки глубоко в карманах.
Салонные церемонии были на бирже не в чести, однако Настромо на всякий случай проронил:
– Извини, друг.
Зашибленный минотавр никакой обиды не высказал, а, наоборот, повел себя так, словно они с Настромо были давними знакомыми.
– Привет! – воскликнул он, раскрыв объятия. – Сто лет не виделись. А я, между прочим, про тебя недавно вспоминал. Как ты хоть живешь?
– Как видишь, – горький вздох Настромо был красноречивее любых слов.
– Да-а… Видок у тебя такой, что покойник не позавидует, – посочувствовал незнакомый знакомец. – Совсем доходишь… На, глотни пока «колес».
Настромо покорно сунул в рот несколько таблеток, которые вполне могли оказаться стрихнином или мышьяком. Не было сил даже на то, чтобы запить их чем-нибудь. Пришлось копить слюну.
Полегчало уже через пару минут – от сердца отлегло, в голове прояснилось, предательская дрожь прекратилась.
– Спасибо, – сказал он, пытаясь получше разглядеть своего благодетеля.
Тот продолжал радостно скалиться, вспоминая о совместных пьянках и общих подругах, однако Настромо мог поклясться, что видит его впервые. Да и разница в возрасте ставила под сомнение самую возможность их прежней дружбы. Или парень принимал его за кого-то другого, или просто ломал комедию. Впрочем, принципиального значения это не имело. Психов на бирже было еще больше, чем мошенников, и с ними приходилось ладить.
– Работу ищешь? – участливо поинтересовался странный паренек.
– Не отказался бы. А что – есть предложения?
– Могу свести с одним заказчиком. Работа плевая, деньги большие.
– Почему сам за нее не возьмешься?
– Работа для двоих. Ты со своей бабой – идеальная пара.
– Про бабу мою ты откуда знаешь? – до Настромо стало наконец доходить, что эта встреча отнюдь не была случайной.
– Откуда надо, – отмахнулся паренек, который, похоже, был обыкновенным уличным посредником, сводившим вместе нужных людей. – Так ты берешься?
– Сначала объясни, что это за работа.
– Ну ты и любопытный! – парень от досады аж глаза закатил. – Я ведь уже говорил – ничего сложного. Храм Антея знаешь?
– Антея Землепроходца или Антея Гераклоборца?
– Гераклоборца.
– Знаю. Только туда чесать и чесать. Это при моем-то здоровье.
– Не волнуйся, подбросят вас. В храме скоро начнется служба. У них там сегодня какая-то памятная дата. Пускают всех, а особенно убогих. Но на дверях будет шмон. Не исключено, что даже рамку поставят, как в аэропорту. Проверят, конечно, и вас с бабой. А потом запустят внутрь.
– В чем же здесь фокус?
– Фокус в том, что мы в вашей каталке аккумулятор поменяем.
– Его там уже нет давно.
– Тем более. Аккумулятор будет как настоящий, никто не придерется.
– Но не настоящий, – уточнил Настромо.
– Тебе какая разница! Когда служба начнется, ты аккумулятор снимешь и затолкаешь в какое-нибудь укромное местечко, но желательно поближе к алтарю. Считай, что дело сделано. Сразу после этого сматывайся. Получишь столько, что на год безбедной жизни хватит. А если будешь экономить, то и на два.
– В аккумуляторе, надо полагать, спрятана бомба.
– Не совсем. Петарды для страха да слезоточивый газ. Это для тех гадов, которые в храме соберутся, вроде первого предупреждения. Пусть притихнут и не мешают жить хорошим людям.
– Даже если взорвутся одни петарды, все равно начнется паника. А тут еще газ… Детей затопчут.
– Не будет там детей. Сам увидишь, кто в храм Гераклоборца ходит. Одни отморозки. Новый порядок мечтают установить. Хотя это не твоего ума дело.
Действительно, уму Настромо было сейчас уже не до чужих проблем – новая волна отупляющего недомогания быстро распространялась в его теле, гася все человеческое и возбуждая все скотское. Таблеточки, которыми его угостили, были с подвохом – расслабляли хорошо, но действовали недолго.
Уже согласный в душе на любую подлость, Настромо продолжал кочевряжиться:
– А если обманете? И храм взорвете, и нас вместе с ним?
– Для гарантии один из партнеров заказчика тоже войдет в храм. Будет стоять рядом с вами.
– Тогда попрошу аванс.
– На первое время и этого хватит, – посредник протянул Настромо целую пригоршню балдежных таблеток.
Я наконец не выдержал и попытался вмешаться, но Настромо принял «колеса» не зря – сначала они заставили умолкнуть его больную совесть, а потом и меня.
Все дальнейшее происходило без сучка и задоринки, что свидетельствовало о хорошей выучке террористов, и в бешеном темпе, от которого Настромо давно успел отвыкнуть.
После очередной порции таблеток мир из серой помойки превратился в блистающий праздник. Камелия, тоже отведавшая «каликов-моргаликов» (ее любимое выражение), по слабости телесной сразу отключилась.
Впрочем, так оно было и к лучшему. Спящая баба – существо куда более симпатичное, чем баба бодрствующая.
До храма Антея Гераклоборца их доставили в закрытом изотермическом фургоне, как скоропортящийся груз (хорошо хоть, что холодильную установку на это время догадались отключить).
По пути специалист-подрывник вернул инвалидной коляске отсутствующий аккумулятор. Внешне он действительно ничем не отличался от настоящего, который Камелия сменяла на дозу «дури» еще зимой (Настромо тогда лежал в больнице с тяжелейшей интоксикацией организма).
Храм, построенный в модернистском стиле еще век назад, и первоначально предназначавшийся для какого-то совсем другого бога, был похож на ледяной утес, упавший на землю из космоса.
Вокруг него уже собралась порядочная толпа. В основном это были быкочеловеки средних лет, мужчины и женщины, чей постно-трезвый вид разительно контрастировал с обликом таких отъявленных хануриков, как Камелия, Настромо и иже с ними. Впрочем, хватало и посторонней публики – после службы обещали дармовое угощение.
– Действуй, – тот из террористов, который должен был сопровождать Настромо, легонько подтолкнул его в спину. – Но больше не употребляй. Один час как-нибудь продержишься. И учти, я все время буду поблизости.
– Постараюсь, – пообещал Настромо, хотя от одной мысли о припрятанных в кармане таблетках у него теплело в груди.
Паче чаянья, рамки металлодетектора перед дверями храма не было, но шмонали всех капитально – баб отдельно, мужиков отдельно. У Настромо отобрали даже штопор, который он носил с собой исключительно для форса. Правда, в инвалидных колясках – а Камелия была здесь не одна такая – проверяли только начинку кресел.
В храме, таком беспредельно высоком, что летающие под его сводами голуби не могли прицельно гадить на прихожан, уже яблоку негде было упасть. Впереди, на самых почетных местах, расположились адепты титана Антея, ныне почему-то числившегося покровителем трезвости и здорового образа жизни.
Настромо уже собрался расположиться где-нибудь за их спинами, но набежавшие дамы-распорядительницы бесцеремонно отстранили его от Камелии, которой, оказывается, наравне с другими инвалидами было зарезервировано место непосредственно перед алтарем. К калекам здесь относились с подчеркнутой учтивостью.
