образом улетучивается в столицу, как сущий привид, ни единой строчкой не запечатленный ни в одном документе. Как не было. Судовладельцу это, легко понять, стоит денежек, но меньше, чем пришлось бы заплатить таможенных пошлин. Но грузали тут ни при чем, они всего-навсего, как и вышеназванная публика, получают свою малую мзду еще и за то, что всегда прилежно исполняют указание: об этом грузе не просто забыть, а еще и ничему ноги не приделывать...
Как давно объяснили Тарику грузали с наказом не болтать за воротами порта, тут уж главную денежку гребут высокие господа, не чета простым работягам: в доле и начальник Стражи, и начальник таможни, и Чиновные высоких степеней из главной портовой канцелярии, и начальник порта, благородный граф в чине порт-адмирала, то есть адмирала сухопутного.
Совсем другое дело — в лабазах. Вот там обстоит по-другому: и за ввозом туда грузов, и за вывозом зорко следят Приказчики, своим хребтом отвечающие за любую недостачу. Там все на строгом счету, потому лабазных грузалей и ведающих лабазами Канцеляристов свои же насмешливо считают второсортными — бедолаги, живущие исключительно на одно жалованье. Не зря есть старая негласка: провинившихся грузалей, Канцеляристов и Стражников определяют в лабазные — кого на месяц, кого на два-три, а самых невезучих — на полгода...
И с бутылками с вином (как и с дорогонькой посудой) совсем просто: там уже не усушка, а «бой», и будьте уверены: без оговоренного в документах боя ни одна разгрузка не обходится, что в бумагах прилежно отражено...
— Мы и тебе в шкафчик пару бутыльков поставили, Тарик, — сказал Балур. — Батя порадуется.
— Благодарствую, — сказал Тарик. — Но ведь Кабадош...
— Перебьется старый выжига. Пусть хлобыщет что попроще. Мы там тебе еще мелкоты положили, так что хватит с него...
— Благодарствую, — повторил Тарик.
— Не за что, — отмахнулся ватажник. — Ежели умеешь с людями жить, люди это оценят, а ты умеешь... Ну, сухая ложка рот дерет. Дангул, расплескивай! Тарику, конечно, на палец — рановато ему побольше. Сегодня не откажешься, Тарик?
— Сегодня не откажусь, — сказал Тарик. — В жизни не пробовал лабитенских водочек. Вообще, мы пока только пиво понемножку...
— Ничего, какие твои годы...
В стаканы полилась алая, приятно пахнущая вишневка (грузалям до краев, Тарику — на палец, но пальцы у Дангула вдвое шире его собственных). Четвертый раз в жизни Тарику предстояло глотнуть чего-то крепче пива — и всякий раз здесь, понятное дело (о чем он не без гордости рассказывал на сходах ватажки). Первый раз жутко закашлялся, а потом привык. Грузали посмеялись: у нас и воротный столб выпьет. Сами они крепкое потребляли так, что поначалу Тарика, пока он не приобвык, это натурально ужасало. И не трезвые, и не пьяные: по полному стакану утречком, в обед и вечером, а если зарядят осенние ливни или зима выдастся холодной — и по два. И тянулось это годами. Фишта, самый молодой из них, как-то сказал Тарику:
— Пять годочков тут работаю — ни денька сухим не был.
А случившийся рядом Балур, вкалывавший грузалем дольше всех остальных, насмешливо фыркнул:
— Удивил, Бабий Егерь! Против моих пятнадцати годочков хлипковат будешь...
И ведь вечером, крепко поужинав и одевшись в хорошее, они всегдашней ватагой отправляются в одну из излюбленных грузалями таверн, где просидят до полуночи, а потом (о чем женам благоразумно не говорят) переберутся в один из веселых домов... Но тут уж Фишта по некоторым веским причинам с ними ходит редко, да и таверну частенько по тем же причинам покидает задолго до полуночи, к чему ватага, знающая подноготную друг друга, относится с полным пониманием. Они жалеют только, что развлечься по полной не всегда удается: проще говоря, не случается драк с Матросами. Матросы, что ходят не первый год, от драк с грузалями частенько уклоняются: уж на что они мужики крепкие, а с грузалями связываться — себе дороже. Давненько уж в порту кружит непридуманная история про ватажника Шагама со второго причала, который однажды вывернул из земли уличный фонарь и разогнал им дюжину Матросов. Тарик его не раз видел — а ведь и не подумаешь...
— За что выпьем? — деловито спросил Кори.
Тарик решился:
— А давайте за здоровье навигаре Бельтера!
— Это кто такой?
— Навигаре-трюмный с «Прекрасной рыбачки», у которой недавно котел взорвался возле мысаЯлвакан.
Он знал, что обо всем случившемся на реке в порту узнают быстро. И точно, Кори кивнул:
— Слыхали, как же. Хороший человек?
— Хороший, — твердо сказал Тарик.
— Ну, за здоровье хорошего человека чего ж не выпить, — веско сказал Балур. — Погнали!
Дружно подняв стаканы, грузали проглотили вишневую водочку, как колодезную воду. Тарик не менее браво осушил свой, уже не кашляя. Водочка теплым комком устроилась в брюхе, он старательно крякнул и поморщился, подражая грузалям. Знал, что пьян не будет, просто немного поплывет приветственно.
Прожевал кусок пирога, а грузали — кто здоровенный шмат колбасы, кто изрядный шмат мяса.
— Ежели подумать, зухвалые ребята ходят на пироскафах, — раздумчиво сказал Кори. — Парусников, само собой, ждет в море куча опасностей, но уж на реке-то не в пример уютнее. А пироскаф и на реке может громыхнуть. На реке, по крайней мере, уцелевшие везунчики до берега доплыть могут, а вот в море до ближайшей суши далековато. И шлюпки спустить не получится...
— Судьба и воля Создателя, — сказал чуть захмелевший Тарик. — Вон, даже королевский пироскаф на воздух взлетел так, что никто не спасся...
— Ну да, королевский пироскаф... — сказал Кори с непонятным выражением лица.
И тут же замолчал — как показалось, опасливо. В точности такие лица Тарик уже видел дважды у старых моряков и у студиозусов:
едва заходила речь, пусть мимоходом, о том прошлогоднем крушении — замолкали, переводили разговор на другое. Понемногу начинаешь верить, что вокруг гибели королевского пироскафа витает какая-то загадка из тех, в которые лучше не лезть — проживешь дольше и без жизненных хлопот... Он пожил на свете достаточно, чтобы понимать такие вещи: иногда самое жгучее любопытство следует отбросить...
Чересчур громко и чересчур весело Кори сказал:
— Бабий Егерь, расскажи, что нового на охоте...
Фишта ответил что-то чересчур уж быстро и воодушевленно (точно, переводили разговор):
— Охота движется, как пироскаф по глубине...
Прозвище свое Фишта заработал по заслугам, еще года за три до того, как Тарик обжился в
