— Ты не любой пилот. Ты — это ты.
— Я — это кто? — Джек приподнял золотистую бровь. — Кто такой, по-твоему, я?
— Ты тот, кто ты есть. Прыгай за ними, Джек. Я твой президент, ты мой адмирал, и я отдал тебе приказ. Смотри, на этот раз не подведи.
— Когда это я тебя подвёл? — резко сказал адмирал.
— Не подведи меня на этот раз. Где ты был, когда меня убивали, Джек? Где ты хотел бы быть, когда гибнет мой сын?! Делай что тебе сказано, адмирал.
Жизнь с сумасшедшим, отметил Джексон Дэйн. Акт четвёртый, сцена третья.
— Джон, — спокойно сказал он. — Ты псих. Ты несчастный псих. Я не сгорю в центре солнца только для того, чтобы ты был уверен, что сделал всё, что мог.
— Тогда я прикажу Пауэллу атаковать тебя, Джек.
— …Он не сделает этого.
— На что спорим? Этан тебя уже десять лет ненавидит. Ты ему солнце заслоняешь.
— Гражданская война, Джон? Ты на это пойдёшь? И что будет с тобой, с Лорой и остальными твоими детьми?
— Хватит болтать, Джек. Лети.
Адмирал Дэйн кивнул и ввёл в ансибль давно заготовленный приказ.
— Бесполезно, — сказал президент. — Ты не можешь перехватить контроль или отрезать меня от Пауэлла. Я разыскал все реле, которые ты вставил в мои сети, Джек, и истребил все твои маленькие умные программы. Ты не контролируешь сети Патрии. Их контролирую я.
Джексон Дэйн ввёл ещё один код, и ещё. Пусто. Кажется, таки да…
— Ты это сам сделал? Как? — с любопытством спросил он.
— Руками, — Немо показал ладони. У него были красивые руки и страшные, в мозолях от ежедневных тренировок с саблей. Левую ладонь рассекал глубокий шрам. Джек вздохнул. Поле выбора стремительно сужалось.
— Джон, — сказал он. — Повернись.
— Зачем?
— У тебя за спиной минибар. Там бутылка рома. Видишь?
Немо показал бутылку.
— Открой её, — сказал Джек, — и выпей половину.
— Мой сын вот-вот погибнет, Джек, а ты предлагаешь мне напиться? Зачем? Это яд?
— Это ром. Пей.
Немо отломил горлышко бутылки и залпом выпил треть содержимого. Он смотрел на Джека безумными глазами.
— Садись в кресло, — сказал адмирал, — и допивай.
— Ты летишь?
— Лечу. Если я не вернусь, скажи Лоре, что мне очень жаль.
— Ты летишь за моим сыном?! О боги, Джек! Спасибо…
— Я лечу за твоими сыновьями, Джон. Не спеши благодарить. Ты не представляешь, что ты наделал. Если я не вернусь, равновесие в системе падёт. Пауэлл вернётся в город и отнимет у тебя не только власть, но и свободу и жизнь.
— А зачем ром? — Теперь у Немо появилась надежда, на которой его можно было бы водить, как рыбу на крючке, но Джек не стал этого делать. Он уже принял решение.
— Ром затем, чтобы ты не наделал ещё кучу глупостей, если я не вернусь. Когда ты пьяный, ты добрый. Если я не позвоню в течение часа, вызывай армию Вавилона. Обрисуешь им ситуацию. Всё, Джон, до скорого или прощай.
Джексон Дэйн отключил связь и тут же отдал приказ эвакуировать корабль.
— Можно остаться? — спросила принцесса Арию. — Я хочу тебя сопровождать.
— Нет, — ответил Дэйн. — Не до конца.
— Я буду ждать тебя.
Арию закрыла глаза. Экран погас. Подошёл Рэй. Он был поражён услышанным.
— Я лечу с тобой, — сказал он.
Джек заколебался. Может, и правда взять тебя с собой? Рэй, милый Рэй, мой верный друг… Слишком прямой, слишком честный для этого мира… слишком глупый. Оставь тебя одного — погибнешь, наломав предварительно кучу дров… У Джека сжалось сердце. Рэй, думал он, бедный мой спутник, я нужен тебе, чтобы править твоей колесницей. Ты просто не выедешь сам. Так что, взять тебя с собой в смерть?
Он колебался лишь миг. Кто-то должен в случае его смерти возглавить флот и дать Пауэллу отпор. Рэй — печально неадекватный стратег и тот ещё тактик, но он продержится до подхода вавилонян. Это решило дело.
— Я оставляю тебе флот, — сказал Джек. — Вицеадмирал Кэллаган! Командование Северным флотом принять!
Рэй выпрямился, как пружина, и лихо отдал честь.
— Есть, сэр! Командование принято, сэр!
— В случае войны действуй так, как действовал бы я.
— Есть сэр, делать то, что делал бы ты!
— И вон с корабля! — и Джек отдал честь.
— Есть вон с корабля!
Рэй бросился было к спасательной шлюпке, тут же вернулся, подхватил с пола брошенную корону и, подскочив к Джеку, водрузил её ему на голову.
— Есть, сир! — твёрдо сказал он и умчался, быстрый и ловкий, в своём роде лучший из лучших.
— Хозяин, — подал голос Хоук, — позволь мне остаться.
— Ещё чего. Держи!
Хоук поймал запечатанный пакет.
— Откроешь, если я накроюсь. Там инструкции. Вон!
Слуга кивнул и исчез. Джек тут же о нём забыл. Через три минуты он остался на флагмане один. Удостоверившись в этом, адмирал начал разгон и подсчёт курса. До вспышки на солнце оставалось девять минут. Курс был готов за три, и Джек решил не терять время зря. Он включил ансибль и ввёл код.
— Привет, Джек, — сказал Джим Кросс. — Это приятный сюрприз?
Закинув руки за голову, Джим полулежал в постели с потрясающе красивой чернокожей вавилонянкой. Девушка лениво теребила пальцами волосы на его груди и выглядела очень довольной.
— Здравствуй, Джим, — сказал Джек. — Сюрприз неприятный. Мне придётся прыгать в корону солнца. Кит и Джонни хлопнулись в аномалию, и их вот-вот прикончит вспышкой. Джон приказал мне их спасти.
— Или угодить в ядро, — отметил Джим. Он мгновенно сориентировался, не пропустив ни слова. — Джек, мне кажется иногда… мы через многое прошли. Я имею в виду мы и он. Но иногда мне кажется… в общем, что говорить…
— Вот-вот. Слушай, Джим, если я не вернусь…
— Знаю. Пауэлл. Не учи учёного, Джек.
Они замолчали и улыбнулись друг другу, всё понимая.
— Что это там у тебя идёт? — спросил Дэйн.
— Вавилонский мультик, — ответил Джим. — Называется «Пинки и Мозг». Послушай, он довольно забавный. Две лабораторные мыши ежедневно пытаются захватить власть над миром. Вечером, после опытов, понимаешь?
— Это хорошо, — сказал Джек. — Это они правильно делают.
— Ага… Джек, тебе идёт.
— А?
— Корона.
— А. Мне пора, — сказал Джек.
— Так-таки прыгаешь?
— Да.
— Джек… Когда вернёшься, давай захватим власть над миром. Я имею в виду вообще. Надо всем.
— А Джон?
— А Джон пускай себе сидит в городе. Вечно. Окей?
— Я подумаю, Джим.
И Джек прыгнул к солнцу.
* * *
Когда Окойе и Джонни ушли, Кит потух. С него слетели убеждённость, страсть, ненависть, хитрость, сарказм — просто всё, что он так ярко излучал в предыдущие полчаса. Лучи рассеялись, из ядра больше не поступала энергия, и корона погасла. Кит сидел без движения, только дышал. Тета подозревал, что он перестал бы и дышать, если бы мог сделать это, не погибнув. Андроид знал, что Кит может так просидеть до самой вспышки. Тету это устраивало. Ему не слишком хотелось беседовать с этим существом.
Тета затемнил экраны, и свет перестал бить в глаза. Стали видны очертания солнечных гранул, плазменных пузырей на кипящей коже светила. Кит посмотрел на них, пошевелил скованными руками, расправил ноги и снова затих. Он был темнотой. Время неторопливо шагало в вечность… Тета предпочёл бы, чтобы Окойе и Джонни Конгрэйв вернулись на мостик до того, как ему придётся бежать от вспышки в подпространство, но не считал себя вправе об этом просить. Они были молоды и влюблены, они были людьми, и андроид, да и просто другой человек не должен был требовать себе последние минуты их жизни.
— Включите музыку, — неожиданно сказал Кит.
Почему нет? Тета выбрал альбом Пинк Флойд, «Пульс». Песня номер два… Родился звук, залопотали прерывистые голоса не то людей, не то машин, а потом музыка ожила и оживила меркнущее пространство и время.
— Astronomy Domine, — Кит улыбнулся. — Люблю классику терранского периода.
Тета поднял бровь.
— Да, — сказал Кит. — Она у нас сохранилась. Во многих знатных домах держали музыкантов-рабов, которые передавали древние мелодии из поколения в поколение, от учителя к ученику.
— Да, знаю. Я усомнился, что Вы что-нибудь любите, Кит, — пояснил Тета.
— Вот как…
— Да, вот такое впечатление Вы на меня произвели. — Тета решил изложить свои выводы и заодно их проверить. Вспышка там или нет, а ценность знания никто не отменял. — Я понимаю, почему Вы так громко и деятельно ненавидите отца. Для сущности, близко родственной небытию, кровная связь с настолько живым человеком должна быть невыносима.
Андроид ожидал, что упоминание Немо вызовет новый всплеск разрушительной энергии, и не ошибся.
— Всё-то Вы о нас знаете, Тета, — Кит мягко улыбался. Это было красиво. — Отец… Немо меня однажды удивил. Вы должны понимать, насколько это трудно, Тета. Ему это удалось. Знаете, как?
