— И чего, не вышел бы? — у Кольки по коже пробежал морозец, но он смело и отважно решил, что это из‑за пронизывающего ветра.
— А кто бы тебе выход показал, сам подумай? Духи, что ли?
— А как же… — Колька засопел.
— Как, как… Каком кверху, как муж с женой четверть века спустя — грубовато ответил Герман — Ровнин за тобой пошел бы, скорее всего нашел, а потом прилюдно кремировал.
Колька перевел дух.
— А вообще запомни — в делах нашего отдела прокол частенько означает смерть. Причем не ту, о которой потом в газете 'На боевом посту' напишут, красивую и героическую, а очень и очень нехорошую. Специфика‑то у нас вон какая — веско сказал Герман и выбил трубку в урну, стоящую на крыльце — А по жизни — молодец, хоть и дрейфил, но пошел за товарищем. Будет из тебя толк, если выживешь.
— Да я и не дрейфил вовсе — буркнул Колька, но Герман только потрепал его по плечу, коротко хохотнул и ушел в дом.
Колька достал сигарету, размял ее в пальцах, и чуть не улетел в сугроб — дверь резко распахнулась, и из нее вылетел багровый Пал Палыч.
— Палыч, ты чего? — Колька даже сигарету выронил — От тебя прикуривать можно!
— А? — Пал Палыч посмотрел на молодого коллегу и рявкнул — Прикуривать? Ты давай, вообще курить бросай, набрался, понимаешь где‑то всяких этих привычек вредных! Вон, кардиохирурги чего говорят? 'Уже устали всем объяснять, что это вредно', а они знают свое дело! Брысь на пост!
— Меня ругают — значит я существую — пробормотал Колька когда‑то и где‑то услышанную фразу и побрел в дом.
Прошла неделя, потом еще одна, Колька потихоньку обживался в маленьком особняке в глубине Сухаревки, и, хотя его все еще не брали на выезды (а их за это время было целых три) чужим он себя больше не чувствовал. На следующий день после выволочки Ровнина он нашел на своем столе дежурного целую стопку старых дел, датированных еше сороковыми годами прошлого века. Кто ее ему принес, он так и не понял, но то, что что надо их прочесть и сделать какие‑то выводы, смекнул. Правда еще был вопрос, почему ему дали дела именно сороковых годов, но тут на помощь пришел Тит Титыч.
— А это Николенька, потому что в те годы, что до войны, что после нее, какой только нечисти на нашу землю не принесло.
— Это с Гитлером что ли? — Колька историю своей страны знал и любил — Он и нечисть на службу призвал, что ли?
— Нечисть и нежить никто добром служить заставить себе не может. Ну, кроме такой же нежити или сильного колдуна. Но колдун ее сможет приневолить только пока заклятие держится.
— Значит он колдун был! — подытожил Колька
Бум! В голову ему прилетел маленький валенок.
— Правильно, Аникушка — Тит Титыч меленько засмеялся, как будто монетки рассыпал — Самый сильный колдун, о котором я слышал, Серендир Валахский, мог сковывать упыря заклятием не более чем на полтора часа, а уж ему‑то сил было не занимать. А ты говоришь — на службу.
— А как же тогда — Колька потер лоб — Почему?
— Чует она кровь, тем более великую, всегда чует. А коли кровь будет — так и им пропитание сыщется. Ох, сколько же тогда мальчиков и девочек из отдела полегло.
Тит Титыч пригорюнился и шмыгнул прозрачным носом.
— Володичка Овсянников, Петя Швец, Роза Мейер, Гришечка Стеклов — всех не перечислишь.
— На войне? — тихо спросил Колька.
— И на ней, да и после нее — подтвердил Тит Титыч — Марина Крюгер уже после нее сгинула, а такие как она, раз в сто лет рождаются, любые заклинания снимать могла, даже посмертные, а вот не убереглась…
— А что случилось то?
Странное дело, Колька вдруг почувствовал некое родство с этими людьми, которые ушли из жизни задолго до его рождения и от которых сейчас остались только имена, да еще документы в этих старых папках на столе. Но он знал, что эти люди тоже были ему своими, несмотря на то, что он их никогда не увидит.
— В Украину она поехала, там ведьмак появился, да похоже сильный, детишек повадился таскать. А поехала‑то одна, в отделе не было никого. Я ей говорил — не надо, подожди день — два, ребятки с задания вернутся, но она упрямая была, ей же всего двадцать второй годок шел, вы в этом возрасте все такие. Как так — кричит — А он тем временем еще чего натворит. И уехала.
— И? — Колька даже дышать через раз, уставившись на Титыча.
— Ведьмака она похоже нашла, детишки потом не пропадали, но и сами они погибли все — и Мариночка, и два офицера, что с ней были, сопровождали ее, стало быть. Как потом Житомирскому объяснили (он тогда отделом‑то руководил) на деревню, где они заночевали, набрел отряд каких‑то вражин недобитых, вот они до конца и отстреливались, сначала офицеры погибли, а после Мариночка себя вместе с врагами гранатой подорвала. А может и не гранатой, может заклятием каким, она ведь много чего умела, хоть и молодая совсем была.
Раздался топоток, и в руки Кольки ткнулся пухлый альбом с застежками. Аникушка смотрел на него строго, и махал лапками — мол, листай.
Колька открыл фолиант и увидел старинное фото, на котором стоял молоденький офицер, придерживающий шашку, одетый в старинную форму с аксельбантами.
— Валерик Мирошников — прошелестел Тит Титыч — Он в пятнадцатом году погиб, с армией Самсонова был, а как — это мне не ведомо.
Колька листал фотоальбом, смотря на своих предшественников. Они были разные, большей частью молодые, в фуражках, кителях, смешных пиджаках с здоровенными плечами, в беретиках и накидках, но все очень живые.
— Вот Марина — прошептал Тит Титыч — Это она сразу после войны фотографировалась.
На Кольку с полуулыбкой смотрела круглолицая кудрявая девушка, с круглыми глазами и ямочками на щеках. Одета она была в солдатскую форму, на высокой груди, которую не скрывала ни форма, ни фото, у нее висели две медали, видно успела повоевать. По всему было видно, что была она веселая, бойкая и на язык острая.
— Потом таких как она уже не было — печально подытожил призрак — Вика конечно молодец, но до Марины ей ой как далеко. Да и вообще, отдел только к пятидесятому году более — менее по штату выправился.
— А чего так? — Колька закрыл альбом, который тут же у него отобрал Аникушка и куда‑то унес — Чего новых‑то не набрали?
— Так это дело непростое — Тит Титыч укоризненно посмотрел на парня — Поди еще подходящего‑то человека найди.
— Да ладно — Колька махнул рукой — Меня вон сюда по разнарядке отправили и…
Второй валенок врезался ему в лоб.
— За что? — возмутился Колька.
— За дурь — невозмутимо ответил ему Тит Титыч — Сюда так не попадают, стало быть подошел ты отделу. Это не начальство сюда назначает, это отдел выбирает тебя.
