Эрико оглядела своих товарищей и подчиненных. Они были сердиты и напуганы. Антонио закрыл глаза, на лбу собрались морщины, губы беззвучно шевелились. Он горячо молился. На секунду сердце ее смягчилось. Но сразу же снова отвердело. Ведь он же монстр. Чужак и в отряде, и в Академии. Но и на этот раз промолчала. «Никудышний из меня получился командир отряда». Она украдкой бросила взгляд на отца Хуана: тот испытующе глядел на нее.
«Неужели и он догадывается об этом?»
Эта война была не похожа на другие, поскольку у вампиров не было, как у нас, регулярной армии. Незаметные и грозные, казалось, они возникали из ничего, как туман; устраивая засады нашим солдатам, они перегрызали им горло. Единственной нашей надеждой в борьбе с ними были отряды особого назначения — подразделения «морских котиков» Соединенных Штатов, израильская Моссад и секретные подразделения спецназа Японии, Кении, Австралии и десятка других стран, боевой дух которых питался застарелым недоверием и ненавистью к вампирам. Было много обвинений в заговорах, коллаборационизме и секретных соглашениях с вампирами, заключаемых в обмен на защиту и покровительство. Вместо того, чтобы сплотиться единым фронтом против общего противника, человечество было разобщено.
И тогда за дело взялись мы.
Из дневника Дженн Лейтнер
Беркли, штат Калифорния
Дженн и Хеда
Во время похорон случилось маленькое чудо: дождь прекратился. Должен был идти, так всегда бывает в кино, когда хоронят близкого человека главного героя. А тут на небе ни облачка, и солнце светит так жарко, что у Дженн загорели руки. «Антонио давно бы не выдержал», — думала она. Дженн столько бессонных ночей провела на операциях по уничтожению вампиров, днем отсыпаясь, что для калифорнийской девушки казалась совсем бледненькой. Стоящая рядом с ней младшая сестренка Хеда выглядела бронзоволикой богиней с сияющей копной соломенных волос, загар которой подчеркивали сверкающие белизной зубы.
Провожающие в последний путь усопшего группами стояли вокруг открытой могилы. Большинство были одеты во все черное, и, несмотря на отсутствие дождя, это больше соответствовало ее представлениям о похоронах. Родители и их друзья, другие родственники, стареющие хиппи, которые хорошо знали и любили великого Чарльза Лейтнера — революционера для одних, террориста для других. Бабушка Дженн стояла одна, сохраняя горделивое выражение лица; взгляд отсвечивал сталью, твердый подбородок был высоко вздернут.
Дженн и Хеда стояли плечом к плечу, прижавшись друг к дружке, поддерживая друг друга. Прошло уже два года, но здесь мало что изменилось. «А кое-что никогда уже не будет прежним», — думала она, глядя на гроб. Пока Дженн была в Испании и училась на охотника, она много думала о своей семье. Через несколько месяцев мать простила ее за самовольный отъезд, по крайней мере, внешне, и стала посылать ей маленькие посылочки. С десяток писем прислала и Хеда. Но больше всего Дженн скучала по деду, папе Че. И вот теперь его нет.
Она отвела взгляд от гроба, этого символа смерти, с которой она теперь была знакома не понаслышке, как естественной, так и любой другой. Глаза ее скользили по лицам собравшихся; многих она хорошо знала, других помнила по фотографиям. Ее лучшая подруга, Брук, не пришла. Да и с какой стати? Дженн даже не сообщила ей, что уезжает в Испанию поступать в Академию.
Взгляд ее упал на троих мужчин, которые как-то не вписывались в общую картину. Все трое были явно не родственники, не друзья и не почитатели. В черных костюмах и в солнцезащитных очках, они так упорно смотрели на бабушку, что печаль Дженн как-то сразу испарилась, и ей стало очень не по себе. Словно почувствовав ее взгляд, самый высокий повернул голову и тоже посмотрел на нее, и ей пришлось отвернуться.
Деда хоронили на красивом старинном кладбище, где было много травы и деревьев. Вовсю распевали птицы. Здесь было так хорошо, тихо и мирно, что можно было забыть, что находишься в месте смерти и скорби.
Почти забыть.
Идя от машины к месту последнего дедушкиного приюта, она не могла не обратить внимание на несколько свежеразрытых могил. Она поняла, что никто посторонний их не раскапывал. Эти мертвые были теперь живы и здоровы и находились в Беркли.
Обычно «крестные отцы» свежеиспеченных вампиров ждут, когда их птенцы очнутся, чтобы научить всему, что им понадобится знать о своем существовании в новом качестве. А здесь новые вампиры были похоронены; они ожили в одиночестве, в заколоченных гробах. И им пришлось самим, руками откапывать себя, чтобы выбраться на свет божий.
Ничего хорошего это все не сулило.
Либо «крестные отцы» были совершенно безбашенные, либо сами не знали, что делают. «Или „обратили“ в вампиров слишком много народу и просто не смогли обо всех позаботиться, — с содроганием подумала она. — Но зачем „обращать“ так много? Чтобы превзойти нас числом?»
В результате вампиров здесь развелось великое множество, и, хуже того, это были вампиры без наставников, а это означало, что они станут убивать всякого, кто попадется им на дороге. Умные вампиры пьют немного крови из своих жертв, оставляя их в живых, чтобы было чем полакомиться в следующий раз. А эти тупицы, уничтожив ходячие запасы пищи, просто переселялись в другое место.
Так вот, число вырытых могил только на этом кладбище говорит о том, что кругом полно таких вот безбашенных вампиров, а значит, населению Беркли грозит большая опасность.
И уж конечно, «добрые» вампиры поспешат объявить, что этот хаос породила ненужная война, которую начала Америка. Соломон уже не раз заявлял, что, если бы не война, «преступные банды вампиров» не стали бы паразитировать за счет человеческого населения. Человечество совершает ошибку, сваливая всех вампиров в одну кучу, а ошибка Америки в том, что ведет себя слишком агрессивно.
Стареющий хиппи с гитарой закончил петь какой-то задушевный гимн, и священник поднялся на ноги.
— Дорогие братья и сестры, — начал он.
Хеда всхлипнула, и Дженн пожала сестре руку. По ее щекам тоже текли слезы, но в Академии ее научили, как держать себя в руках, чтобы на следующий день снова можно было драться. Стоять возле гроба папы Че — это тоже своего рода битва.
Священник, тщательно подбирая слова, особенно когда касался наиболее щекотливых моментов, перечислил добродетели папы Че. В конце речи он заговорил о живых членах семьи, и вдруг Дженн показалось, что Хеда едва держится на ногах.
Она пыталась слушать, но иные мысли теснились в голове. Ее беспокоили эти пустые могилы, беспокоило то, что сестра живет в городе, где так много Проклятых; она живо представляла себе, что станут говорить когда-нибудь на ее похоронах. По телу ее прошла дрожь. Общеизвестно, что охотники долго не живут. Уже несколько месяцев, как она закончила Академию, а все еще жива, ну, чем не ветеран? Пока ей удается обмануть судьбу, но нет повода быть уверенным в том, что удача не отвернется от нее. Похороны папы Че подтверждали одно: рано или поздно везение кончается. Рано или поздно человек от чего-либо да умирает.
«Интересно, — думала она, — в этом ли истинная причина того, что девять выживших членов ее класса, которых не удостоили чести избрания охотниками, остались в Академии? Что, если на самом деле их держат в качестве дублеров на случай, если она или кто другой погибнет?»
Этим девятерым предложили готовить новый класс рекрутов, и все девятеро согласились. Это казалось странным. Большинство были испанцами, но не все. Правда, они не добились эликсира, а вампиры больше всего любят преследовать охотников. Они утверждают, что кровь охотников самая вкусная. Остались ли те девятеро потому, что за университетскими стенами безопаснее?
Очень странным ей показалось и то, что в отряде охотников был только один испанец, Антонио, да и тот вампир. Но отец Хуан заверил ее, что все в порядке, так надо.
— Ты знаешь, что я не только молился, но и бросал руны, — сказал он ей. — Все знаки указали на вас шестерых. Почему, как я уже говорил, станет ясно потом.
Может быть, отец Хуан уже знал, когда и как каждый из них умрет.
Похороны закончились. Люди стали расходиться по машинам, чтобы ехать к бабушке. Дженн смотрела на медленную процессию автомобилей, и на лице ее играла едва заметная ироническая гримаса. Дед смолоду долгие годы ухитрялся оставаться незасвеченным, скрывался, на него были выписаны все мыслимые ордера за участие в «актах социальной справедливости»: они врывались в военные казармы и сжигали повестки о призыве на военную службу, бросали бомбы в офисы корпораций, производящих танки и ракеты, разрабатывающих биологическое оружие, например, нервно-паралитический газ. Теперь на похоронах отец Дженн и два его брата раздавали всем карты с подробными указаниями, как проехать к его дому.