– Итак, Джона, – попыталась завести непринужденный разговор Розмари; подобную привычку, похоже, вводили внутривенно всем людям после того, как они производили на свет потомство, – чем ты занимаешься в свободное время?
– В основном рисую грим, – ответил Джона с набитым ртом, жуя слегка подгоревшую лазанью из магазина – фирменное блюдо Розмари. – Ну там, огнестрельные ранения, порезы на лбу, синяки и прочее, – Джона бросил на Эстер виноватый взгляд. Она прищурилась и прижала язык к зубам изнутри. Ах ты маленький засранец. Значит, в тот вечер на остановке опухшая щека и порез на брови все-таки были подделкой.
– Какой полезный навык, – медленно протянула Эстер.
Джона подмигнул ей.
– Время от времени пригождается.
– Ты хочешь этим заниматься, когда вырастешь? – спросила Розмари.
– Мам, ему не семь лет.
– Прости, когда закончишь школу.
– Да, хочу работать в кинематографе. Я много тренируюсь по обучающим видеороликам с «Ютьюба». Сейчас учусь делать пластический грим вроде накладных носов из «Властелина колец». Папа ненавидит мое увлечение, говорит, я никогда этим не заработаю, а я все равно откладываю деньги на поступление в киношколу, без его ведома.
– О, а Эстер занимается выпечкой, чтобы заработать на колледж. У тебя есть работа?
– М-м-м… это больше похоже на предпринимательскую деятельность.
Эстер не сумела удержать язык за зубами:
– Точнее сказать, обчищает беззащитных граждан на автобусных остановках.
Джона с робким видом пожал плечами.
– По крайней мере, ты знаешь, что все украденные средства идут на благотворительные цели.
В это мгновение Фред решил проявить свою дьявольскую сущность: спрыгнул с плеча Розмари, устроив на столе настоящий переполох (наверное, потому что Флийонсе спала у Джоны на коленях и привлекала к себе больше внимания, чем он). Свечи и лампы разлетелись в стороны. Тарелки упали на пол и разбились, а недоеденная еда разметалась по столу, дереву и стенам. Фред пронзительно вскрикнул, хлопнул крыльями – его работа по вредительству была окончена – и заковылял на кухню пугать кроликов.
Как только он ушел, Розмари с закрытыми глазами распростерла руки над пролитым воском и разбросанной лазаньей.
– Случится что-то плохое, – зловеще произнесла она. – Это дурной знак.
– Дурной знак для моего желудка, – проворчал Юджин и, опустившись на колени, принялся собирать ужин с пола.
– Думаю, тебе лучше уйти, – обратилась Эстер к Джоне.
На удивление, тот не стал возражать.
* * *
Вечер был теплым, с тяжелым от сырости воздухом. Среди дубов слышался стрекот сверчков. Тихо пели назары.
– Ты когда-нибудь ненавидел свою семью? – поинтересовалась Эстер.
Джона усмехнулся.
– Постоянно. Мне кажется, можно любить человека и все равно не одобрять то, что он делает. Твоя семья… они странные, но любят тебя.
– Я знаю.
– Так что это такое? – спросил Джона, доставая почти полный список наихудших кошмаров, который украл у нее на остановке. Этому перечню было уже шесть лет, бумага истончилась на сгибах; в нем перечислялись ее страхи: от написанных едва разборчивым, как курица лапой, почерком (3. Тараканы) до чуть более читаемых записей, сделанных зелеными чернилами в день кражи (49. Мотыльки-насекомые и люди-мотыльки). Со временем она стала приклеивать к списку дополнительные листы бумаги и цветные стикеры, чтобы иметь больше места для отслеживания всего, что кажется ей пугающим и что однажды может стать большим страхом. Здесь были фотографии, небольшие графики, распечатанные из «Википедии» определения и карты с улицами/городами/странами/океанами, которых следовало избегать любой ценой.
– Страхи, если их избегать, не могут перерасти в полноценные фобии, а фобии, если их нет, не могут тебя убить, – пояснила она, забирая у него хрупкие листы. Список представлял собой дорожную карту последних шести лет ее жизни: темнота появилась под номером два, в то самое время, когда у Юджина развилась боязнь ночи. Высота возникла под номером двадцать девять, после их первой поездки в Нью-Йорк, когда у нее случился приступ паники на вершине Эмпайр-стейт-билдинг. Так, страх за страхом, Эстер составляла перечень тех вещей, с помощью которых проклятие могло до нее добраться, – каждое слабое место, через которое оно могло проникнуть в ее кровь. Она не хотела жить так, как Юджин, или отец, или мать, или тетя, или дядя (когда тот еще был жив), или кузены, или дедушка.
Проклятие и так уже забрало трех представителей семейства Соларов:
1. Дядя Харольд, брат Питера, боялся микробов, а умер от обычной простуды. Как сказал Юджин, он сам накликал на себя беду: почти два десятилетия Харольд принимал ненужные антибиотики, герметически уплотнил весь дом, чтобы уличный воздух не мог попасть внутрь, и носил хирургические маски, куда бы ни пошел. Из-за отсутствия контакта с инфекцией его имунная система стала настолько хрупкой, что хватило даже слабого вируса, чтобы его убить.
2. Мартин Солар, двоюродный брат Эстер, боялся пчел. В четырнадцать лет он, отдыхая в летнем лагере, растревожил улей и свалился в овраг, пытаясь спастись от пчелиных укусов. Юджин утверждал, что его убил овраг, а не пчелы.
3. Пес Реджа, Исчезни, боялся котов – именно они гнались за ним, когда пес вылетел на дорогу перед грузовиком.
Да, все эти Солары умерли из-за своих страхов. Эстер не могла позволить, чтобы сильный, пробирающий до костей ужас завладел ее жизнью и в конечном счете привел к смерти. Поэтому, если при мысли о чем-то она испытывала страх, тут же заносила его в свой список и впоследствии всегда избегала. Ведь если не зацикливаться на тревоге, не потокать ей, она не сможет тебя достать.
– Я пытаюсь перехитрить проклятие, – добавила Эстер. – Спрятаться от Смерти.
– Ты же не веришь во всю эту вуду-чепуху?
– Верю ли я, что мой дедушка несколько раз встречался со Смертью и тем самым навечно проклял нашу семью? – Ей хотелось сказать «нет», но Джоне Смоллвуду, с круглыми, точно монетки, глазами и преступно полными губами, невозможно было солгать. – Да. Я верю. Юджин считает все это глупыми сказками, что у Соларов просто предрасположенность к психическим заболеваниям, но… Редж Солар – захватывающий рассказчик.
– Значит, твой дедушка утверждает, будто Смерть – это живой человек?
– Да. Они с ним вроде как были друзьями. Познакомились во Вьетнаме. И потом еще несколько раз встречались.
– Тогда попробуй его отыскать. Поговори с ним, попроси снять проклятие.
– Ты хочешь, чтобы я искала Смерть?
– Конечно. Если ты веришь, что Смерть – это просто какой-то парень, который разгуливает по свету и действительно знает твоего дедушку, значит, можно найти его и поговорить.
– В этом и правда есть смысл.
– А почему верхняя строка пустая? – чернила в цифре «один» растеклись от старого кофейного пятна, само число наполовину съели мотыльки (потому эти мохнатые гады и записаны под номером сорок девять), однако страха указано не было.
– Она для одного большого страха, – пояснила Эстер. – Через него проявляется проклятие. Сначала этот большой страх захватывает твою жизнь, а после забирает ее. Мой дедушка боится воды. Папа – выходить из дома. Юджин – темноты. Тетя – змей. Мама – неудачи. Если я оставлю эту строку пустой, а все остальное напишу под ней…
– Тогда ничто не сможет тебя настичь?
– Именно. Благодаря этому списку я жива. Всего, что здесь указано, я боюсь одинаково. Они служат своего рода пошлиной. Некой дамбой, чтобы не подпустить тот самый большой страх.
– Забыла про ураган «Катрина»? Он разрушает любые дамбы.
– Спасибо, доктор Фил [15].
Джона спустился с крыльца и зашагал сквозь деревья к своему мопеду. Эстер последовала за ним.
– Куда ты делся? – спросила она. – Когда исчез.
Парень пожал плечами.
– Менял школы. Как и многие дети.
