Это сказка.
Просто сказка, но…
…но многие сказки не на пустом же месте появились. И помимо фольклористики читали нам расширенный курс правоведения, в частности долго и нудно останавливались на особых разделах.
Точнее на действиях, за которые можно попасть под статью из этого, особого раздела.
И преподаватель, сухонький старичок с дребезжащим голосом, с упоением рассказывал не только о законах, но и о ритуалах. Запрещенных, само собой.
Незаконных.
Если нет высочайшего разрешения.
В том числе о ритуале изъятия силы, который может быть добровольным, но того уж пару сотен лет не случалось, ибо кому охота с силой расставаться, и принудительным. Он-то как раз свершался, но по тому, особому, дозволению. И речь во всех случаях шла о преступницах.
Я ведь не преступница. И против короны не умышляю. И… и вообще вон, состою на службе государевой.
Могла ли Роза получить такое разрешение? Или же рискнуть и обойтись без него? За жизнь внучки… я бы рискнула. Если бы кому-то настолько близкому угрожала опасность, я бы не знаю, что сделала, но уголовный кодекс меня точно не остановил бы.
Главное, что есть такой ритуал.
Есть.
А главное, что он, пусть и сложен сугубо технически, но провести его может любой человек, в ком хоть капля дара имеется. У Розалии, как я поняла, капля и имелась. Хватит ли?
Силы?
Решительности?
Ведьму же кто-то да сжег… а это непросто.
И если именно на этот ритуал и расчет? Книга ведь сама по себе артефакт. Причем, судя по возрасту, из числа совершенных, тех, за которыми наука не признает разума, но и робко так оговаривает возможность наличия у них «свободной воли».
Так вот, если бы книга не захотела поделиться силой, никто и ничего бы не смог сделать. Даже весь ковен во главе с Верховной… и не стал бы. Закон тут однозначен.
А Роза…
Если она уже пыталась? Допустим, подстроила смерть ведьмы. Добыла книгу. И поняла, что та не расположена к сотрудничеству? Книга просто не открылась. Или подразнила пустыми страницами. Роза же оказалась в ситуации, когда все зря. Могла ли она рискнуть? Отправить книгу бывшему мужу в надежде… на что?
На то, что сам её использует?
Сомнительно.
А вот рассчитать, что он найдет молодую и не обремененную разумом ведьму, которая подарочек примет… и силу… из ведьмы силу, тем более не прижившуюся, извлечь куда легче, чем из книги.
Что остается?
— Не спи, — голос Афанасьева не позволил мне упасть в бездну отчаяния, и даже из сна вырвал. — Сейчас… подъезжаем. Места тут хорошие. Красивые… она, даром, что Упыревка.
— Что? — я хлопнула глазами.
Заснула?
Нет, задумалась просто. И… и ведь почти додумалась.
— К-какая Упыревка? Мы ж в этот… Беличий лог… Заячью падь…
Афанасьев рассмеялся.
— Бялкина падь — это в целом, так сказать. Название местности. Тут пяток хуторов, пара имений и город. Упыревка. Раньше деревней значился, но лет уж пятьсот как в города перешел. Вырос я тут.
И вновь же подозрительно до крайности.
Он вырос.
А жить еду я.
— Тебе понравится… — сказал Афанасьев, а я сделала вид, что уже нравится.
Ну… что сказать?
Справа лес. Слева тоже лес. И в лесу темно, потому как время-то позднее. Небо синеватое, и синева эта, сгущаясь под еловыми лапами, ложится на дорогу. Афанасьев вон фары врубил, но странное дело, от них и того темнее.
Лес заканчивается как-то сразу и вдруг.
Будто обрывается.
И мы оказываемся на холме, с которого белесым полотнищем скатывается дорога. Она добирается до речушки, что поблескивает где-то там, впереди. Виден даже белый горб моста, а за ним уже и город.
— Упыревка, — мрачно повторяю я.
Всегда мечтала пожить в городишке со столь говорящим названием.
— Вообще некогда эти земли были пожалованы боярину Лютому… — Афанасьев чуть сбросил скорость, но все одно по ощущениям с холма мы покатились как-то слишком уж резво. — Это прозвище, если что.
Ага.
Все интересней и интересней.
Река приближалась и оказалась вовсе не такой уж узенькой. Наоборот, вполне себе широкая полноводная река. А мост вот не современный, бетонный, но из белого камня… мрамора?
Нет, быть того не может.
— Верный царский подвижник… родом из Валахии…
— Что⁈
— Его местные Упырем прозвали. Ну а деревню близ имения, стало быть, Упыревкою.
— Нет, вы серьезно, да? Здесь… погодите… боярин Лютый из Валахии… это ведь Владислав Батор? Баторовы?
И сейчас-то род славный, известный.
— Тут их родовое имение, — доверительно произнес Афанасьев. — Ну и дед постоянно живет. Точнее даже прадед, если не прапрадед. Но наши его привычно дедом величают. Ему в городе тяжко, а вот молодые как раз больше в Москве… познакомишься. Удивительный старик.
— Упырь, — я прикрыла глаза.
— Это нетолерантно, Ласточкина, — хохотнул Афанасьев. — Как ныне там принято?
— Гемоглобин-зависимое меньшинство…
— Вот. Не вздумай только перед стариком чего-то такого ляпнуть. И упырем называть не смей. В глаза… да и за глаза тоже. Баторова тут любят и ценят.
Не хватало…
Вампиры, они же упыри, они же то самое гемоглобин-зависимое меньшинство, конечно, встречались. И в университете тоже. Только вращались где-то там, в кругах высоких, средь родовых ведьм и урожденных магов, куда простым смертным, которым боги отсыпали пару крупиц дара, доступа не было.
Что сказать…
А и вправду, что сказать?
Я попыталась вспомнить. Ну да, юноши и девушки с характерно тонкой костью и бледной кожей, красноватыми глазами, которые они прятали за черными стеклами солнцезащитных очков. Неизменно вежливые. Невозмутимые.
Равнодушные.
Только все одно от них дрожь пробирала. А ведь всем давно известно, что упыризм… то есть гем-зависимая анемия через укус не передается. Что происходит она из-за генетической поломки и нарушения синтеза чего-то там.
И что…
Что скорее эта вот зависимость от чужой крови — даже не дезадаптация, а скорее цена сложнокомпонентной адаптации, ведь упыри… то есть те самые меньшинства, они куда быстрее обычного человека.
Сильнее.
И ловчее.
И дар в них проявляется ярко. И много чего еще… а кровь… ну не так много её и надо. Даже не сама кровь, а отдельные компоненты, которые их славные предки добывали из невинных дев, а потомкам вот донорство и достижения фармацевтики жить помогают.
Так чего нервничаю?
Давно не дева. Юной и прекрасной тем паче не назовешь. И сомневаюсь, чтобы здешнего престарелого князя моя грязноватая шея заинтересовала.
— Кстати, вон их имение, — Афанасьев за мостом притормозил и махнул рукой куда-то то ли в сторону, то ли вверх. — Завтра поглядишь.
Что-то нет у меня желания.
Тем паче, если патриарх… если такого рода… как-то, чую, со своими проблемами они без участковой ведьмы справятся.
— Поглядишь, — повторил он с нажимом. — И не дуркуй. Узнаю, что не явишься, хуже будет.
— Зачем я им?
— Им ты и вправду не сдалась, а вот они тебе пригодятся. Тут их земля. И их сила. И без их дозволения ворона не нагадит, что уж говорить о чужой ведьме. Только они должны свою от чужой отделить. Ясно?
Куда уж яснее.
И все-таки…
— А примут ли?
Кто я вообще такая… подумаешь, участковая ведьма.
— Примут. Не сомневайся… вон, к слову, там, за городом, еще имение есть. Волчий ров.
— А там что?
— Там? Да как тебе сказать. Ты главное, там на полнолуние не гуляй. Они-то своих в узде держат, но молодняк — на то и молодняк, чтобы бузить.
— Нет… они же ж с упырями… то есть… никогда… и не рядом, — я потрясла головой. — И вообще метаморфы редкость…
— Это в Москве редкость. А тут их хватает… каждый четвертый, если не поболе, пусть не полным оборотом, но кровь — не водица. Многие-то полукровки или эти, как их…
— Квартероны?
— Во-во… тут как вышло-то. Лет триста тому одна девица дюже благородная от папеньки ехала к жениху. То ли в гости, то ли для знакомства, тут уж кто чего баит. Но не доехала. Разбойнички наскочили, всех-то побили, а девицу, стало быть, в полон. За выкуп.
