— Он защищался! — выпалил мальчик. — И поцарапал вас! У вас на руках должны быть глубокие царапины.
Миссис Чаттни, не говоря ни слова, демонстративно медленно и с неизменной усмешкой расстегнула пуговки на одном манжете, затем на другом, столь же неспешно и театрально отдернула рукава платья, полюбовалась собственными бледными и гладкими предплечьями, после чего вернула рукава на место и снова застегнула манжеты.
— Ладно, он мог поцарапать вас где угодно! — сконфуженно ответил Финч. — Показывайте все!
— Мы не в таких отношениях, — подбоченившись, хмыкнула миссис Чатни. — Вульгарный мальчишка!
— Сами вы вульгарный мальчишка, — буркнул Финч.
— В действительности, у меня нет даже мотива убивать Конрада Франки, — сказала миссис Чаттни, прекратив улыбаться. — Потому, что я не агент вашего Птицелова.
— Вас видели выходящей из его «фроббина»! — напомнила Арабелла. — А еще Птицелов говорил моему дяде Сергиусу, который на него работает, о втором агенте в доме номер семнадцать. О том, что ему поручат разобраться с Франки!
— Это лишь говорит, что в доме есть второй агент, — мрачно заключила женщина. — Который, скорее всего, и убил Франки. Но я не он.
— Тогда почему вы выходили из «фроббина» Птицелова?
— Я пыталась договориться! — сжав кулаки, ответила миссис Чаттни, наконец, теряя самообладание. — Как и вы, я пыталась заключить сделку! Умоляла его не трогать…
— Вашего сына? — закончил Финч.
Женщина в зеленом платье вскинула блестящий от слез взгляд. Впервые на ее лице было написано отчаяние и неподдельное волнение.
— Вы его видели? — спросила она.
Финч был непреклонен.
— Мэм, мы ничего вам не скажем, пока вы честно не признаетесь, что здесь происходит.
— Где здесь? — Миссис Чаттни и не заметила, что папиретка догорела, а между пальцами подрагивает опустевший мундштук.
— В этом доме, — сказал мальчик. — Я говорю об исчезновениях людей. А еще мы хотим знать про Птицелова.
— Мы чуть не умерли в буре, — добавила Арабелла. — И мы заслуживаем знать, что творится. Мы видели ваши бумаги, в которых говорится про не-птиц. Мы тоже кое-что знаем…
— Что ж, ладно!
Миссис Чаттни вздохнула, заменила папиретку, подожгла ее и окинула взглядом свою гостиную.
— Оглянитесь, — сказала она. — Что вы видите? Как вы думаете, кто здесь живет? Я работаю за пишущей машинкой, мне помогает автоматон-секретарь, газетные вырезки в рамочках на стенах и мой… гм… образ жизни… — Дети покачали головами — они не имели ни малейшего понятия, на что она намекает, и миссис Чаттни сама пояснила: — Я — репортер. Пишу для газеты.
— Но женщин-репортеров не бывает! — убежденно воскликнула Арабелла.
— Точно. — Миссис Чаттни кивнула. — Не бывает.
Она поднялась со стула и подошла к стене, на которой висели газетные вырезки.
— Подойдите сюда. — Миссис Чаттни поманила их. — Взгляните.
Финч и Арабелла неуверенно подошли. Они уже видели эти вырезки, когда пробрались сюда в масках. Миссис Чаттни указывала на подписи.
— «Фью Фартинг», — прочитал Финч.
Арабелла пожала плечами:
— И что? Это же статьи Фью Фартинга, самого известного газетчика в городе. Мама и папа любили читать вслух его заметки. Папа говорил: «Этот хлыщ все раскопает, уж можете мне поверить!» Вы знаете мистера Фартинга?
Миссис Чаттни повернула набок одну из рамочек, и тут же произошло нечто странное.
Финч и Арабелла отшатнулись.
Со скрипом провернулись петли, и в сторону отодвинулась небольшая прямоугольная часть стены вместе с обоями.
Потрясенным детям предстала глубокая ниша, в которой стоял манекен, одетый в мужской темно-серый костюм-тройку. На голове манекена сидел котелок в тон костюму; на гладком, обтянутом кремовой тканью, лице были закреплены подкрученные каштановые усики.
— Можно сказать, я знаю Фью Фартинга, да! — с невеселой улыбкой сказала женщина. — Потому что Фью Фартинг — это я.
Дети уставили на миссис Чаттни, округлив глаза и распахнув рты. Она продолжала:
— Женщине не позволили бы работать в газете, ведь женщины, как известно, — миссис Чаттни презрительно скривилась, — умеют только сплетничать. Вот я и придумала некоего мистера, шустрого малого, у которого просто нюх на различные заговоры, интриги и козни, который вооружен едким пером и не боится пощекотать им бока даже самых важных господ города. И мистер Фартинг показал себя весьма недурно: он был свободен от предрассудков, не испытывал страха и обладал превосходной наблюдательностью. Он лично изобрел несколько новых методов выяснения сведений. Его статьи постепенно стали переселяться из глубин газет все ближе к передовицам, пока однажды не остались на них навсегда. И это не удивительно, ведь что это были за статьи! Вы сами поглядите! Это не просто скандалы уровня «пир для падальщиков»! Это истории людей и преступлений, о которых никто и не догадывался, пока некий дотошный писака не сунул в дело свой нос. Я расследовала грязные делишки фабрикантов, адвокатов, докторов, рестораторов, галеристов. Я брала фонарь и лопату и раскапывала такое, что, как они полагали, похоронено глубоко и надежно. И мне нравилась эта работа — никто не делал ее лучше меня. Я щелкала по носу этих чванливых господ, считающих, что деньги и положение в обществе помогут им избежать правосудия и осуждения. А их высокомерие, их ни с чем не сравнимое ханжество мне были лишь на руку. Не могли же они всерьез подумать о том, что какая-то ничем не примечательная дамочка из Горри намеревается раскрыть их замыслы, вытащить на свет их тайны, словно граммофонную пластинку из конверта, чтобы проиграть ее всем и каждому. Истории мистера Фартинга… фиктивные акции, заговоры судей, аферы с гремлинами и таинственные исчезновения дирижаблей. Что только я не расследовала, о чем только не писала. Но все это в один момент просто померкло в сравнении с тем, что я назвала для себя: «Сюжет века». Но тогда я не могла даже отдаленно представить то, чем этот самый «Сюжет века» обернется для меня самой.
Миссис Чаттни кивнула детям на диван, и те послушно подошли к нему и сели. Сама она закрыла тайник с костюмом и вернулась на свой стул.
— Что это за «Сюжет века», миссис Чаттни? — спросила Арабелла. Финч ничего не говорил — он чувствовал, что сейчас они узнают невероятную тайну.
Миссис Чаттни молчала пару томительных минут, словно раздумывая, с чего начать, и наконец сказала:
— Мой «Сюжет века», да… Однажды мистер Фартинг узнал о некоей странной истории. Ходили слухи, что в городе существует нечто, вроде тайного клуба. У клуба этого не было штаб-квартиры, в нем не проводились собрания и встречи, да и никто не вел список его участников. Будто бы и клуба самого не было, но в высшем свете города, в дорогих салонах, в шикарных ресторанах, на светских раутах кто-то нет-нет да и упомянет о чем-то таком странном, вроде как, незначительном, что почти все оставят без внимания, но при этом кто-то все же поймет, о чем речь, и кивнет уважительно. Это было нечто для совсем уж избранных, известное лишь горстке людей. Само собой, мистера Фартинга такая история не могла не заинтересовать. Еще бы: клуб без клуба, тайна незнакомцев. Что-то во всем этом проглядывало ненормальное, пугающее — будто тревожной нитью были связаны люди, которых, вроде как, ничто друг с другом не могло связывать. И мистер Фартинг начал искать, начал подслушивать, втираться в доверие, пытался улавливать и расшифровывать намеки. Он посетил сотни приемов, подслушал тысячи разговоров, но ничего определенного так и не отыскал. Поначалу. Но пытливый ум, помноженный на женское упорство, — великая сила. И мистер Фартинг вгрызся в это дело, как в корочку любимого пирога. Он собирал сплетни, слухи, обрывки разговоров, коллекционировал записки на салфетках и чужие взгляды, адресованные кому-то еще…
Дети слушали, затаив дыхание. Миссис Чаттни прерывалась лишь на то, чтобы затянуться из мундштука. Ее взгляд блуждал по гостиной, да и сама она выглядела так, будто не сидела сейчас на стуле в своей квартире, а стаптывала подметки где-то в городе.
