Она всегда думала: почему он так пунктуален? Чем он занимается каждый вечер с пяти до семи? Что пишет в одинаковых синих тетрадках?
Лена не могла вообразить. Почему-то ей казалось, что в них — одни только белые линованные листы… десятки тетрадей с белыми листами, которые тихо дремлют у него в шкафу. Он ничего в них не пишет — просто водит ручкой по бумаге. Глупость, конечно. Но мысли о нем всегда скатываются в пустоту. Это любовь или обреченность?
— Лена!
Она обернулась.
Высокая женщина лет сорока-пятидесяти стояла в тени ближайшей яблони и внимательно смотрела на девушку.
— Вы ведь Лена, да? — спросила она строгим «учительским» голосом. — Красносвободцева?
Тени на ее лице причудливо плясали, когда она говорила, оставляя на виду только высокий, удивительно светлый лоб и твердый подбородок. Остальное было как в маске, но в маске не с маскарада, а, скорее уж, из древнегреческой трагедии.
— Да.
В другой раз Лена покраснела бы, услышав свою фамилию, но сейчас, когда божественные ритмы чужих стихов еще стекали с ее губ, когда ночь еще не закончилась, а позади густым черным шлейфом расплескалась ледяная темнота, в которой она едва не осталась навсегда — о нет, теперь совсем не время было смущаться.
— Почему не ложитесь спать? Вы ведь очень устали сегодня? Эти два остолопа, наверное, вас совсем замордовали.
Собеседница сделала шаг вперед, и ее лицо стало видно несколько лучше. Ничего зловещего. Просто молодящаяся пожилая женщина. Она говорила слегка ворчливо, но с участием, этакая суровая и добрая настоятельница пансиона, однако при этом смотрела как будто куда-то сквозь Лену… Словно сама девушка была слишком незначительной персоной, чтобы интересовать ее, а вот невдалеке происходило что-то действительно интересное.
— Мне показалось, что можно погулять немного… Я слишком устала, чтобы спать.
Женщина приподняла уголки тонких губ в снисходительной полуулыбке.
— Желание осмотреться на новом месте — такое понятное… Успеете еще. А пока вам надо лечь. Завтра предстоит тяжелый день. Мне хотелось бы, чтобы вы отдохнули хотя бы недельку, привыкли, но раз уж они вовлекли вас во все это, то придется нагонять… Будете учиться магии. Тут я вам не помощница… Ну, азы преподаст Вик, а там, если понадобится, подключим Карину или Руслана… В общем, посмотрим.
— А… вы кто?
— Здешняя начальница, — улыбка из снисходительной превратилась в дежурно-любезную. — Меня зовут Софья Алексеевна. Иногда — государыня Софья, но это не обязательно. Кстати, ваши комнаты — вот в этом доме. Не узнали? Только обойдите его, подъезд с той стороны.
— С-спасибо… — произнесла Лена слегка неуверенно. Как обратиться к ней, она все-таки совершенно не представляла.
— Не за что, — Софья Алексеевна милостиво кивнула. — Ладно, у меня множество дел. Работа не ждет. Если будут какие-то вопросы, заходите в любое время.
Последнюю фразу она произнесла с таким видом, чтобы ясно показать: попробуй только действительно припереться с каким-нибудь пустяком, и мало не покажется. Судя по тем обрывкам фраз, что успела услышать о начальнице Лена, так оно и было.
Государыня Софья отступила на шаг и растворилась в тени. Как и не было ее. Нет, действительно, исчезла! Это что, телепортация в действии, или как? Или она тоже призрак?
Сил размышлять или удивляться у Лены уже не осталось, однако мысли, бестолковые и ненужные, роились у нее в голове все быстрее.
Спрашивается, зачем она появлялась? Если просто познакомиться с новой сотрудницей, то почему не в более урочное время? Или у нее действительно такой плотный график? А если имела место какая-то иная, менее очевидная цель, то почему она ни словом о ней не обмолвилась? Или просто здесь стиль работы такой — без разделения времени на личное и служебное?
С другой стороны, зачем покойнику личное время?..
Самое интересное, что ведь все равно найдется, зачем.
Лена как-то вдруг почувствовала себя совершенно разбитой. Она медленно обошла дом — светилось очень мало окон и совсем тускло — и зашла в двери, из которых вышла сегодня утром, помедлив на пороге. Река, видная отсюда, тускло серебрилась под луной, казалась спокойной и неподвижной. Пели сверчки.
Неужели это все, как сказал вчера странный человек, Сергей Петрович, декорация, и нет тут ни малейшей жизни? А что значит — нет жизни? Никто не рождается и не умирает, или за этим кроется нечто большее? Скажем, все происходящее здесь — иллюзия, как бы искусная декорация в глубине сцены, за которой пауки давно свили паутину…
Лену даже передернуло от таких мыслей. Ночь, обычная серебряная ночь плыла вокруг нее, и обычная усталость и голод копились в ее теле. Это была жизнь.
В холле горела электрическая лампочка под потолком, но очень тускло. За одним из круглых столов сидели Вик и Станислав Ольгердтович и играли в карты. В покер, кажется, — Лена не увлекалась. Когда девушка вошла, они оба вскочили.
— А, вот и ты! — Вик выглядел немного сбитым с толку. — Я думал, ты давно уже спишь… Гуляла, да?
— Да, на яблони смотрела.
— А… Кстати, Софья — ну, это начальница наша — освободила нас от проверки. Благодаря тебе. Спасибо. Присоединиться не хочешь? — он кивнул на столик.
— Нет… Я очень устала. А вот поесть бы не отказалась.
Лене довольно-таки тяжело было говорить с этой парочкой: она не решила еще, как к ним относиться. С одной стороны, они использовали ее, и довольно нагло, а с другой… Что с другой, она сама бы не могла толком ответить.
— Загляни на кухню, — посоветовал Вик. — Там вроде бутерброды были. В холодильнике… — он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону. — Не сердитесь на нас, — тихо произнес Станислав Ольгердтович. — Поживете — увидите…
— И не засматривайся на яблони… — так же тихо добавил Вик. — Они красивые, они цветут… но никогда не приносят плодов.
1.Ей снился сон, который был очень странным… нет, он был странен именно тем, что был недостаточно странным для сна, который и в самом деле являлся бы сном. Обычно по ночам мы видим какую-то невообразимую мешанину красок из образов, из которых мозг с грехом пополам вычленяет осмысленные куски… сегодня же к ней пришло то, что совершенно определенно не было реальностью, но на обычное сновидение никак не походило. А, с другой стороны, чего еще ожидать от Ирия?
Сон был скорее как фильм или книга: все как будто настоящее, но более тонкое, и в то же время — более наполненное… не теми смыслами, какие обычно бывают в природе. Скорее, все походило на чье-то представление о вещах и предметах.
Так вот, сперва Лена летела в холодном ночном небе, пронизанным звездным светом. Без симорга, одна. Она не смотрела вниз, с восторгом озираясь по сторонам. Вокруг нее была великолепнейшая пустота, позади и впереди, а над головой — звезды, и стоило ей перевернуться на спину, как она видела их совсем близко. В таких случаях под ней мелькала земля — мохнатый лес с редкими огнями кое-где.
Потом лес кончился, и впереди открылось обширное заснеженное пространство с редкими темными проплешинами — река. Широкая, просторная река. И в месте поуже через реку был перекинут мост — то ли большой, то ли маленький, она не могла бы сказать. Правильнее так: он выглядел как маленький мостик через ручей, увеличенный до неимоверных размеров. Был он горбатый, с ограждением из каменных столбиков, похожих на кегли. Вдоль всего моста стояли фонари, но горел только один, на самой середине, по правой стороне. Впрочем, ночь и так была достаточно светла — светился снег.
Лена опустилась на обледенелую поверхность моста. Девушка не могла приблизиться к кругу света под фонарем метрах в пяти от нее — таковы были, видно, законы этого сна. Однако она и отсюда прекрасно видела, что там стояла женщина.
Женщина была невысокого роста, примерно с Лену. У нее были русые волосы, в свете фонаря отливающие золотым, и дорогое зеленое пальто с кожаным черным воротником. Руки в черных перчатках. Без головного убора (хотя Лена бы, например, от такового не отказалась бы — она мерзла). Женщина стояла, положив руки на перила, и, казалось, смотрела на застывшую реку.
С неба медленно пошел снег.
Через какое-то время появился скрип шагов, а потом и мужчина. Его силуэт выплыл из темноты за фонарем, и Лена поняла, что это Сергей. Она не могла бы сказать, почему именно он, даже если выразиться аллегорически, вроде «почуяла сердцем». Ничего не почуяла. Просто знала, с непреложностью прописной истины, что никто иной и не мог оказаться здесь, в этом сне — не сне, среди снега, который не был в действительности снегом, и над рекой, которая была лишь представлением о реке… конечно, это был Сергей.
Но не представление. Настоящий.
Уже по тому, как он вошел в свет, как откинул челку, припорошенную снегом, и как улыбнулся уголком рта, Лена поняла, что он живой. Морщинка на лбу… нервное движение руки, сунутой в карман… он, и только он.
