Вспомнил уже наказы нечистиков не соваться на Пустой луг. Правда, парадник с овинником тоже напирали на опасность его в полнолуние, до которого еще долго. Возможно, они, как и Джо, заблуждались. И тинные девки с утопцами резвятся не только под луной.
— Пусть зверь растерзает, немертвый возьмет себе кровь, — взвыла дева из тумана.
— Оставите тело лишь вы между трех берегов, — добавил мужской сип.
Волчий рык слился с отстраненным, даже потусторонним: «Третий раз — нет», — вурдалака.
Я не видел Шпалу. Что там, мне дальше кончика носа почти ничего видно не было. Но уверен, он вовсю готовился к фазе, логично следующей за провальными переговорами — к бою. Скорее всего, Джо занимался тем же.
А мне именно в ту минуту приспичило задуматься: о каких трех берегах речь? Берег Невы, берег Фонтанки и берег Мойки? А Лебяжья канавка за берег считается? Или же речь о чем-нибудь другом, мифологическом?
— В детстве я сильно простыл, — заговорил, стряхивая несвоевременные мысли, как Находько стряхивал капельки влаги с волос. — Охрип, осип — вот как вы примерно. Вы, кто про три берега и тело озвучил. Так мне тогда прописали курс прогревания. Может, и мне для вас такой курс прописать?!
К концу обращения я повысил голос. Вспылил, разозлился.
— Стой, — одернул меня Макс. — Не обостряй. Огня на все поле у тебя хватит?
Я скрипнул зубами.
— Найду.
Сам сдохну, но устрою тут крематорий для старых косточек. Как там говорил парадник? От коровьих до людских тут их валом навалено? Так давно пора выжечь дочиста.
— У огня есть неприятное свойство: он не отделяет чужих от своих, — остудил мой порыв Женька. — Не горячись. Попугали, трижды проверили. Теперь обязаны отпустить, если нет за ними права мести.
— Не долж... — не договорил.
— Право! Право! Право! Право! — зашумело, заплескалось молочное море.
Расступилось прямо передо мной. Из белесой пелены выдвинулся тощий пацан в серых тренировочных штанах и черной толстовке с капюшоном.
— Меня подарил, — из раскрытого рта тонкой струйкой полилась вода. — А я подарю тебя.
Тут-то я и порадовался, что обмотку на руку накрутил перед выходом. Не поленился.
Пообещал себе: если доживу до отпуска, то никакие курорты, пляжи и загорелые красотки в бикини не встанут между мной и деревенькой со чудным названием Журавлев конец. И уже там непременно дойду до дядиной могилы, принесу ему чарку водки и теплое благодарственное слово.
— Я помню предысторию, — озвучил Находько. — Сопляка-топляка можно обернуть против тебя, да. Он не слишком силен, меньше луны под водой. Мы вмешаться не можем, но и он будет без пособников. Это один на один, как в Бойцовском клубе. Только насмерть.
— Осторожно с огнем, — предупредил Митин. — Против этого ты вправе действовать всеми силами. Заденешь хоть кого-то кроме него — и один на один превратится в трое против всех. Искры хватит.
Не стал переспрашивать, почему именно трое против всех. Трое, не один я. Они не бросят меня перед лицом опасности или причина в тройной проверке, в трех отказах?
Вот выживу, унесу ноги с Пустого луга, можно будет уточнить. А здесь и сейчас не до того.
Шпала прав: как в клубе, только насмерть. В схватке участвует только двое. Новичок обязан принять бой.
Я размял шею, поманил дохляка приглашающим жестом.
Туман растянулся по краям, образовав почти открытое пространство два на три. Два метра в ширину, три в длину. Почти, потому как по низу, по колено пацану и до середины моих икр, продолжало клубиться белое марево.
Мои товарищи отошли в стороны, встали молчаливыми наблюдателями.
В голове — спасибо недавнему просмотру — зазвучала музыкальная тема к финальной сцене «БК». Причем почему-то с параллельной «озвучкой» в переводе. На развлечения, игры разума времени нет. Пусть звучит, ритм мне не помешает.
Утопленник сделал пару шагов. Вразвалочку, усыпляюще медлительно. А затем ринулся нечеловечески скорым броском. Я видел, как взмывает вверх тело упыря: возможно, именно эта картинка в памяти и спасла мою шкуру.
Ноги — плотный упор, вес на правую ногу; подключить корпус, задавая инерцию движению. Взрывной удар левой в голову высоко подпрыгнувшего пацаненка.
Голова откидывается. Обычному человеческому детенышу этого удара хватило бы. Этому — сбило замах.
«Туру-туру-туру-туру-тум-ту-ру-рум»...
Неровные ногти скользят по моей щеке, сдирая кожу. Но и только-то — корпус развернут, чтобы пропустить «прыгуна» мимо.
И чтоб перехватить его ногу. Удачно, в рывке.
«Твои ноги в воздухе[1]»...
Что-то хлюпает, хлопает под замызганной серой тканью. Звук разрываемых связок звучит иначе, как и звук перелома. Значит, что-то в мертвом пацане устроено не так...
Он изворачивается, дергает свободной ногой. Отпускаю: противник не изучен, упорствовать в захвате не стоит.
Маленькое тело падает в туман, скрывается под ним целиком.
Плохо. Атаку снизу я не предусмотрел. Отступаю.
«Туру-туру-туру-туру», - шаг-шаг-шаг-шаг.
«Тум-ту-ру-рум», - разворот на сто восемьдесят.
Молочные клубы под ногами вихрятся, словно их вспарывают изнутри. Будто сквозь них плывет крупная, быстрая рыбина.
«Посмотри, что-то плавает»...
Рыбак из меня так себе, но и «рыб» мог бы поступить умнее. Подкрасться незаметно, атаковать из тумана.
Резко смещаюсь в сторону, когда из клубов выныривает краешек черного капюшона.
«Зайди в воду», — ну уж нет, спасибо. Вода сама идет ко мне.
Идет и даже летит. Прыжок нечеловеческий: утопец буквально выстреливает телом ввысь.
Снова: ноги — корпус — стремительный выпад. Изловить за шкирку, за плотную ткань, впечатать колено в грудную клетку. Рвануть на себя!
Твареныш выкручивает плечевые суставы, лупит бездумно, неразборчиво. Попадает, вспарывает рукав рубашки — и руку под ним.
Боль проясняет голову, выбивает, как током, всю муть. Все становится ясным, прозрачным.
«Где же мой разум?»...
Зов к живому огню: именно так, не отпуская буйное тело, терпя удары. Боль уходит, но кровь продолжает сочиться.
Визг! В глаза мне летит смесь из воды и красноватого щебня.
Бью коленом, не целясь — тварь трепыхается, пытается выскользнуть. И выскальзывает, рыбкой летит вниз.
Челюсти смыкаются на моей щиколотке — это ж как надо извернуться!
Живой огонь. Визг!
«Туру-туру-туру-туру», - шаг-шаг-шаг-поворот.
«Тум-ту-ру-рум», — пропустить «рыбку» мимо себя.
«Шу-ух» ногой по дуге, поддевая щебенку.
Утопленник подвижен, активен и быстр. Не бьет, а рвет и кусает. Если он показал все, на что способен, тогда, как вывод: он ноль в технике и чуть выше ноля в тактике.
Что-то особенное готовит? Или...
«Где же мой разум?»...
Или же цель не выбить из меня разом дух, а измотать, выпустить побольше крови. Пацан мертв, не устает.
Удар по щиколоткам, затем подсечка под колени.
Готовлюсь встречать землю.
Кувырок, падение на спину. Перекат.
В тумане не видно ни зги. Давай же, рыба моя, плыви сюда: я в воде, на твоей территории. Добей!
«Попробуй исхитриться»...
Колени и локти — вот, что разрывает туман в первую очередь. Доли секунды на ответное действие.
Левая — с цестусом — бьет в голову, в дохлую рожу. Следом — вбить правый кулак, рдеющий истинным пламенем, в солнечное сплетение.
«У-у... у-у... у-у»...
Кто-то визжит, что-то шипит. Больше нет сизогубого пацана, по моим рукам стекает вода. Вскакиваю.
— Надеюсь, на этом все? — спрашиваю у тумана.
Во мне ершится чувство вины. Я случайно подставил подростка, разозлил его. Парнишка плюнул в реку, а потом в полнолуние неудачно прошел близ воды. К воде его и прибрали... Мало того, теперь я повторно его... упокоил?
Жаль парня. Жаль, что ему вообще взбрело в голову пройтись вдоль набережной не в тот день, не в тот час, и подобрать не ту вещь.
