— Твой парень? — Спрашиваю я и надеюсь, что она не захочет теперь обедать с ним. Я определённо не чувствую в себе достаточной смелости, чтобы самой что-либо себе покупать.
Тайлер смеётся.
— Нет. Вообще-то, я чувствую себя немножко грязной из-за своих случайных похотливых мыслей c тех пор, как мы познакомились. Я же могу ценить красоту, так? — Она наклоняется вперёд и так далеко, что я переживаю, вдруг она потеряет равновесие и рухнет прямо с моста. — Эй, Рио!
Наконец, он смотрит наверх.
Грёбаный потоп! Мне ещё никогда не доводилось видеть такие глаза!
Они кристально-голубого оттенка, которому не следует присутствовать в человеческом теле; оттенка, которого я тут же жажду; оттенка, который заставляет моё сердце биться чуть быстрее. Я хочу украсть его, покрасить им, использовать в каждой комнате, которую мне когда-либо случится украшать. Это самый совершенный голубой цвет за всю мою жизнь. Даже с такого расстояния его глаза выглядят просто потрясающе.
Он вытаскивает наушники и улыбается, ямочка только на одной щеке, хотя, похоже, он не особо на нас сосредоточен, его глаза смотрят сквозь нас. Он машет, и я вынуждена признать правоту Тайлер насчёт «ценности красоты».
— Что такое, Тайлер? — У него приятный тенор.
— Мы собираемся пообедать. Хочешь с нами?
Его взгляд скользит по мне, снова не совсем фокусируясь. Может быть, у него плохое зрение, зато я вижу его просто отлично.
— Ой, — кричит Тайлер. — Это Айседора. Она с сегодняшнего дня работает в музее. Она из Египта!
Он снова смотрит в свой блокнот, постукивая ручкой по странице.
— Из какой его части? — Отзывается он на безупречном арабском.
Я щурюсь. Такого я никак не ожидала.
— Ты её не знаешь, — отвечаю на английском. Он, вероятно, хочет похвастаться своим знанием арабского языка, но мне не нравится мысль о том, что он полагает, будто я не знаю английского. Я в совершенстве говорю на английском и идеально говорю на любом языке.
Он улыбается, так и не поднимая глаз, и Тайлер всё-таки откидывается назад, и я перестаю беспокоиться о том, что она может свалиться с моста.
— Идёшь или нет?
Только бы не пошёл. Если пойдёт, то мне придётся провести всё время за размышлениями о том, как вытянуть его цветовую палитру для интерьера. Чёрный, бриллиантовый голубой, оливковый загар. И ещё его губы, чтобы сделать акцент. Возможно в спальне.
Я разрумяниваюсь. Никаких спален. Тупица. Мне следует возвратиться в музей. Не такая уж я и голодная. Тайлер уж точно вовлечена в социальную жизнь, и не нуждается во мне. У меня же нет навыков по заведению друзей.
— Давай в другой раз? — Его взгляд поднимается наверх и потом снова падает вниз, и меня накрывает облегчением. При нём я чувствую себя некомфортно, не знаю почему.
— Конечно. Позднее!
Он машет нам, но его глаза всё так же прикованы к блокноту.
Я следую за Тайлер до окончания моста.
— Рио клёвый, — говорит она. — Мы должны потусоваться все вместе! Рано или поздно ты познакомишься со Скоттом, моим парнем. Он совершеннейший ботан. Не так хорош, как Рио, но к счастью для него, я по большей части сужу о людях не по их внешнему виду.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь. Мне всё равно, так же красив её парень, как и Рио или нет.
Плевать мне на Рио. Но это не останавливает меня от одержимого воссоздания в памяти его глаз и попыток выяснять, есть ли какой-то иной разумный способ запечатлеть его.
Просто ради цветовой палитры.
Я пыталась удержать корону с коровьими рогами, хоть моя голова всё ещё маловата для неё, отчего она продолжала съезжать на глаза. Определённо, к одиннадцати годам она будет мне впору.
Я придерживала её, глядя на себя в мамино зеркало с отполированной медной рамой. В размытом изображении, которое пристально смотрело на меня, я практически видела её вместо себя, и от этого чувствовала себя красоткой. Интересно, какой богиней я буду, когда достаточно вырасту? Я думала, что хотела бы быть богиней животных. Может, в этом случае, Юбести сможет больше мурлыкать для меня.
Я встала и прошлась по комнате с максимально выпрямленной спиной, пока удерживала головной убор руками и торжественно смотрела вперёд перед собой.
— Что ты делаешь? — Хлестко прозвучал голос, и я отпрыгнула от испуга уронив корону, которая со звоном ударилась об пол.
— Да я просто… привет, Хаткор. Я просто… мм-м. — Я покраснела, мне стыдно. Мой брат Гор и его жена Хаткор пришли в гости, и даже несмотря на то, что он мой брат, он казался скорее моим дядей, потому что был старый. Хаткор прекрасна, но прекрасна по-другому, не как мама. Мамина красота тёплая и надёжная. А красота Хаткор заставляла почувствовать себя ничтожеством.
— Это моё! — прошептала она.
— Нет! Я бы ни за что не стала трогать твои вещи! Она мамина.
— Глупая девчонка. Твоя мама сразу забрала её. Она была моей. Она моя. Никогда не забуду, что Исида забрала у меня. — Она наклонилась и подняла корону за рога, единственный полированный диск золота между рогами тускло блестел в свете фонаря. — Моя, — прошептала она и одела её себе на голову. Увидев её в той короне, я пришла к осознанию того, как глупо должно быть в ней выглядела.
— Хаткор! — Прозвучал голос моей мамы, его тон злой, отчего у меня заболела голова. Я повернулась в ожидании неприятностей, но на месте дверного проёма, где должна была стоять мама, не было ничего, кроме контура, лишь темнота, чернее, чем ночь, и более густая, чем небо пустыни.
Я закрываю глаза. Я не хочу это видеть. Этого не должно быть там и я не хочу, чтобы оно тоже меня видело.
Сет убил Осириса. Исида и Нефтида вернули Осириса к жизни, но после смерти он остался богом подземного мира. Сет убил Гора. Исида прибегла к магии от Тота, чтобы оживить его.
Исида отравила Амона-Ра, но, только вылечив его, он раскрыл своё настоящее имя и дал ей и Гору власть над собой. Гор использовал эту власть, чтобы победить Сета и стать богом — фараоном Египта. Нефтида хотела ребёнка. Сет не мог или не желал дать его ей, тогда она изменила внешность и стала похожа на более красивую версию Исиду, соблазнив Осириса. Сет и Осирис встречались раз в неделю и играли в настольные игры.
— Что ты делаешь? — Я в ужасе смотрю на Сириуса. Сидя за столом с закрытыми глазами, он шевелит губами, словно шепчет что-то про себя. Напротив него лежит блокнот, в который он записывает иероглифы с именами наших родителей.
