– Ну что же мы стоим! – дергала за воротник, теребила за рукава, тянула за собой. – Жень, надо идти! Ты слышишь, Жень…
– Зачем? – спросил Женя тускло.
– Она же кричит! Ты слы…
– Она умирает. Мы не успеем. Я…
– Ты не стой! Мы успеем!
Она уже тянула за руку, смотрела умоляющим зовущим взглядом, хныкала и рвалась – и Женя пошел. Потом Ляля все ускоряла шаги – и он побежал за ней. Ему вдруг пришло в голову, что увидев труп бедняжки, погибшей насильственной смертью, Ляля перестанет метаться по каждому ночному зову – в конце концов, двое вампиров не могут запретить жестокой жизни идти своим чередом… А в глубине души поблескивала надежда успеть вовремя, ошибиться, несмотря на чутье.
А чутье вело мокрыми темными дворами, безлюдными улицами, пустырями, где лужи разлетались из-под ног звонкими осколками… И голос умирающей женщины казался все дальше, это ужасало Лялю, заставляя ее лететь над грязью и водой, не разбирая дороги. Жене уже приходилось так гоняться за чужой уходящей жизнью, и вот теперь он топтал, гасил в себе надежду – чтобы очередной раз не мучиться странным раскаяньем над остывающим трупом…
Запах крови стоял в воздухе дымовой завесой, резал ноздри, резал душу – хотелось ощупывать языком удлинившиеся клыки, обшаривать сумрак настороженным взглядом, не в поисках мертвой жертвы, но в поисках ее живого палача. Недооформленный, едва начатый парк шуршал под ногами песком дорожек, сквозь запах крови чуть пробивалась хвоя и мокрые листья. На краю парка, уже превращающегося здесь в пустырь, в странной кирпичной руине, бывшей трансформаторной будке, бывшем общественном туалете, месте для тихой выпивки, Женя нашел…
Он даже не понял, какова собой та искалеченная выпотрошенная кукла в черной блестящей луже, которая недавно была живым существом и отчаянно звала на помощь. От нее ничего не осталось – только голые белые ноги, вымазанные черным и бурым, и груда окровавленного тряпья. Женя вышел наружу, чтобы сказать Ляле, чтобы не впустить ее в загаженный, воняющий кровью и кошками склеп. Однако Ляля даже не попыталась войти – она потянула Женю за руку в другую сторону.
– Ты что?
– Там – человек! Ему плохо!
– Эта девушка…
– Женька, я ж говорю – там! Там!
Женя пожал плечами и пошел.
Человек, о котором твердила Ляля, лежал ничком на песке зачаточной аллейки. Под его головой расплылась кровавая лужа. Брызги крови вокруг были не видны в темноте, но ее ржавый запах разрывал легкие и мешал дышать.
Женя подошел поближе и присел на корточки. Глубокая рана на голове незнакомца еще сочилась кровью, и светлые волосы потемнели и слиплись. Женя повернулся к Ляле, кусающей кончики пальцев.
– «Скорую» вызовем? Да, Жень?
– Без толку «скорую». У него череп проломлен. Как будто ломом ударили или чем-то таким. Он умирает, сестренка. Может, еще минут пятнадцать поживет и все… Хорошо, если дождется «скорой», но тогда, наверное, умрет по дороге…
– Кто же его…
– Черт их знает. Мне почему-то кажется, что та женщина – она с ним была. Их одни и те же люди…
Ляля наклонилась над умирающим. Вплотную приблизив лицо, еще можно было расслышать, как он хрипло дышит. Ляля взялась за его плечо и осторожно перевернула человека лицом вверх. Впрочем, лицо невозможно было рассмотреть из-за огромного кровоподтека.
– Кажется, он моложе меня, – сказал Женя.
Ему очень хотелось как можно скорее уйти с места этой бойни. Сердце царапало то самое непонятное чувство вины – «я живу, а они умерли» – и желание…
– Слушай, Жень… – сказала Ляля, выпрямившись. – А может мы…
– «Скорую» вызовем? – торопливо спросил Женя, перебивая. – Вообще-то нет смысла, но если ты хочешь…
– Женька, – и взгляд сделался укоризненным и обиженным. – Ты же понял, что я хочу.
– Нет, – перебил Женя так же поспешно. – Пошли.
– Жень…
– Это дурость.
– Нет. Мы с тобой живы, правда? С нами все в порядке. Мы должны…
– Мы никому ничего не должны. Я уж во всяком случае.
– Женечка…
– Нет, я сказал. Пошли отсюда.
– Ну и иди. Я тогда сама. Я поняла, как.
– Пошли сейчас же!
– Не смей меня трогать!
Женя отпустил Лялину руку. Вздохнул. Тронул Лялю за плечо.
– Слышь, сестра… Я ж не хотел тебя дергать. Просто подумай, что будет, если все…
– Я же не про всех говорю. Только про этого парня. Ты сам сказал, что он младше тебя… И потом… мы к девушке опоздали…
Чип и Дейл спешат на помощь.
– Я тебя предупреждал.
– Женечка, ну давай, ну, пожалуйста… Пусть он живет, а? Мне кажется, что он хороший… он, наверное, хотел девушку защитить… Ну, Женечка…
Дурочка.
– Ну вот что, сестрица. Послушай меня. Раз уж такое дело… раз мы так… ну… вовремя… Послушай. Я перетащу этого парня через Переход. Но пока не пойму, что он из себя представляет, ничего ему не скажу. Если окажется, что он – сволочь какая-нибудь, то не будем его предупреждать. Утром уйдет и сгорит на солнце. Идет? А то сделаем мы с тобой Дракулу.
– Хорошо, – и улыбнулась.
Женя пошарил по своим карманам, потом – по карманам парня, но так и не нашел что искал. Огляделся вокруг. Подобрал кусок стекла от разбитой бутылки и начал закатывать рукав куртки.
– Жень, ты что, он же грязный! Заражение крови будет…
– Чьей крови, старуха? Моей?!
Полоснул по запястью – и моментально выступила кровь. Так же, как и в первый раз, было не больно, а… Таинство вызывало странное возбуждение, почти схожее с сексуальным. «Рождение новой жизни»… Мертвой.
Прикосновение крови вампира к губам выгнуло человека судорожной дугой, он мотнул головой и захрипел, глотая воздух, как пойманная рыба. Ляля схватила Женю за руку, дернула.
– Господи… Жень, что с ним, а?
– Что… кончается. Агония.
– А почему? Ты же наоборот…
– Лялька, я ж тебе говорил, черт! Он сейчас умрет – как человек, а как вампир – возродится. Это тебе не воскрешение, а я не Христос! Он – все, таким, как был, уже не будет никогда. Как мы с тобой…
Ляля вздохнула или всхлипнула, перевела взгляд с Жениного лица на умирающего. Он зажмурился, раскрыл рот и замер, не шевелясь. Дыхания уже не было.
– Все, – сказал Женя. – Готов. Минут через пятнадцать-двадцать процесс начнется.
– Как это?
– Откуда я знаю… Наверное, обмен веществ меняется, организм перестраивается… Знаешь, что я думаю? Все это ни к богу, ни к черту отношения не имеет. Вампиры – просто другие какие-то существа, ну… как бы биохимически там, физиологически другие…
– Как?
– А так. Как другая раса.
