– Да ты не ори – соседи как бы…
– Имел я твоих соседей! Люди – венец творения! Гадина-алкашка, стервоза, дура, а посмотрела, как королева на вошь, мля… Ночью ей шумят! Она, значит, всегда спит, аки ангел?
– Да успокойся ты… Ну правда – не ори.
– Плохо мне, Бэтмен… Ужас, до чего херово… За чем мы ее там оставили?
– Для милиции… ты ж понимаешь, что сам-то уже вне закона как бы?
– Имел я эту милицию! Найдут они! Жди! А если случайно и наткнутся – что из того?! Давить-то гадов нельзя теперь! Цы… ч-черт… она будет лежать в… кх… мля! А они – на зоне пальцы гнуть, да?! Крутые мальчики?! Нет уж, я сам! Я сам найду! И, богом клянусь, им мало не покажется!
– Вот.
– Что – «вот»?
– Согласись, был смысл тебя как бы… перетащить. Лялечка очень хотела. Я как раз спорил, но она почуяла что-то… Догадалась. Поэтому мы тебя и убеждали уйти. Потом-то, когда ее… ну… найдут как бы – ты уже не ушел бы, правда? Остался бы. И как ты объяснил бы, что тебе на солнце нельзя? Сгорел бы.
Генка поднял острое, белое, мокрое лицо с черными тенями под глазами и кивнул.
– Я понял, Бэтмен. Ну, спасибо…
Весь день, короткий и серый, Генка дремал на Женином расстеленном спальнике бок о бок с ним самим. Мучился кошмарами, стонал, всхлипывал – но не мог проснуться из-за того темного оцепенения, которое часто овладевает вампирами днем. Вечером чистил в ванной одежду, рявкнул на «барыню Нину Петровну», которая только и заметила с уважением в голосе, что он – редкий сукин сын, умылся, допил Женин кагор и сообщил:
– Я ухожу.
– Куда?
– Домой. У меня – квартира, хорошая квартира, двухкомнатная, купил вот, чтобы…
– Слушай, Ген, отдельная квартира – это хорошо, конечно, но…
– Что – «но», Бэтмен?
– Неспокойно как бы.
– Слушай, Женька, меня уж достало сидеть тут у тебя и сопли мотать! Я хочу привести мозги в порядок. Приведу – заскочу. Что ты говорил – я все запомнил. Будь, Лялечка.
И ушел, оставив Женю в состоянии легкого недоумения.
– Он придет еще, – сказала Ляля. – Давай гулять не пойдем, а?
Женя согласился. И Генка вправду вернулся, и даже гораздо раньше, чем ожидали Женя с Лялей. И уж значительно раньше, чем он сам ожидал.
На лестнице в подъезде почему-то было, как сказал бы Бэтмен, неспокойно. Пахло как-то… хотя Генка не мог бы поручиться, что помнил, чем обычно благоухала помойка рядом с мусоропроводом. Тоже дерьмом каким-нибудь. «Дармоеды», – подумал он о дворниках, вставляя ключ в замок.
И в тот момент, когда замок подался и ключ провернулся, Генкиного виска коснулось что-то холодное. И Генка медленно-медленно повернул голову.
– И где ты ночевал, гражданин Геннадий Суслов? – насмешливо спросил человек с пистолетом.
Рядом оказались еще какие-то люди. И все они смотрели на Генку холодными глазами врагов. Кто-то сунул к лицу корочки с фотографией, с бросившимися в глаза черными буквами «ГУВД».
– У приятеля, – сказал Генка.
– Ну, с приятелем твоим мы еще познакомимся, а сейчас…
Чьи-то руки умело обшарили карманы.
– Замерз, голубь?
– Да нет…
– Слышь, Вить, шея у него – как у жмура, просто ледяная.
– Конечно. Психуем?
Генка растерялся, как не терялся еще никогда в своей бурной жизни, полной боев и походов. Что им от него надо? Они, что ж, думают…
– Это правильно, что ты не рыпаешься.
На запястьях защелкнули наручники. Подтолкнули к лестнице, ведущей вниз.
– Я с вами не могу… Слышь, мне нельзя…
– А ты юморной. Думаешь, можно только девочек резать?
– Слышь, ты что? Ты – про Цыпочку, да? Ты думаешь – я мог Цыпочку…
– Разговорчивый, смотри-ка. Миротворец из «горячей точки». Совсем крышу снесло: девять ножевых у девки.
Генка дернулся, когда перед ним предупредительно распахнули подъездную дверь. Схватили за руки, ткнули в спину.
– Куда?! Не хами, женишок!
Генка рванулся на голос, рыкнул загнанным зверем, его удлинившиеся клыки со стальным лязгом сомкнулись у самого лица ближайшего опера.
– Да он сумасшедший совсем!
– Стой, гад!
Какой-то человек грохнулся в сторону. Другой, пытаясь схватить Генку за руки, пролетел за ним, оторвав ноги от земли, будто был маленьким ребенком. Третьего Генка оттолкнул плечом так, что тот вписался спиной в мокрый куст шиповника. Почувствовав свободу от чужих рук, бросился бежать.
– Держи гада! Уйдет!
– Стой, придурок! Стреляю!
Два выстрела грохнули под самым Генкиным ухом. Почти в тот же миг он ощутил сильный толчок в спину и вспышку горячей боли под лопаткой. Генка на секунду остановился и удивленно посмотрел, как на груди маленьким взрывом разлетелась куртка, а из рваной дыры ударил фонтанчик черной крови. Оглянулся: к нему бежали, размахивая пистолетами. Генка вздохнул и легко рванулся с места.
Выстрелы загрохотали в рэпповом ритме. Генка, ощутив кроме боли странную эйфорию, приток силы и тепла, почти не тратил времени на уклонение от пуль – новая ипостась непонятным образом изменила прежние инстинкты бойца. Еще одна пуля обожгла руку выше локтя, вторая оцарапала висок – но Генка уже не обращал на это внимания. Он бежал легко и стремительно, как летают во сне, почти не чувствуя земли под ногами – преследователи отстали, устали, и это только подогревало неожиданную звериную гордость…
Дворы, дворы, дворы… Кровь капает на асфальт, плывет в лужах бензиновыми разводами, смешивается с дождевой водой. Боль уходит, уходит – и вот остается только воспоминание о ней, холодные ожоги, кусочки сухого льда на затягивающейся коже. А ветер швыряет в лицо потоки дождя, и их влажное, нежное прикосновение – как губы Цы…
Мне нельзя в милицию. Мне нельзя в тюрьму. Мне очень нужно быть свободным. Тогда я сделаю так, чтобы Цыпочкина душа успокоилась. Я сделаю так, чтобы как можно больше несчастных душ успокоились. У меня сейчас подходящее положение. Только для этого и подходит.
– Больно, Геночка?
– Да нет, на душе херово… Пардон, Лялька.
– Быстро они сработали. Да не вертись ты, а то сейчас как бы руку тебе отпилю вместе с этим браслетом.
– Фигней страдаешь, Бэтмен. Надо скрепкой. Скрепку сунуть в скважину…
– Вот и сунь, если такой опытный.
– У меня руки заняты.
– Тогда сиди и не шевелись. Так ты звонил домой?
– Не… я теще звонил. А она меня… Она в шесть утра пошла с Кнопкой гулять на этот пустырь, Кнопка Цыпочку и нашла. Сидела, говорит, рядом и выла. Теща тоже на меня думает. Я ж с Цыпочкой гулял вечером – она теще позвонила, когда мы уходили. Понимаешь? Никто мне не верит, Женька. Тещу с тестем менты накрутили, а они моих отца с мамой… Я ж в Чечне воевал, отмороженный, мол, совсем. Мол, человека убить – плевать. Теща думает, что я с Цыпочкой поссорился или же мне… Лялька, заткни уши. Или что мне срочно приспичило… ну…
