Я полез. Без опасений. Со знакомым ощущением близких таинственных событий — интересных и не опасных. Потому что дом все больше казался мне похожим на другой, в Тальске. Там жила моя одноклассница Инка Веретенникова…
Наверху я сразу понял: мы в мезонинчике, который снаружи напоминал пароходную рубку. Да и внутри было что-то корабельное. Посреди тесного помещения стояла толстая балка — словно потолок рубки протыкала и уходила вверх мачта (в основании квадратная, а дальше, наверно, круглая, по всем правилам). К дощатой стенке прибит был плакат с парусником — такой же, как внизу.
Три другие стенки были с квадратными выбитыми окнами, и самое широкое смотрело в сторону заросшего лога и раскинувшихся за ним огородов. А если присесть, то будут видны только облака, и можно представить, что они — над речными просторами. Я присел — на край лавки, что своей серединой примыкала к нижней части балки. Облака двигались быстро, хотя внизу ветра не ощущалось. Они были клочковатые, серые, лишь изредка в них мелькали желтые проблески, очень слабые…
Вовка опустил крышку люка и сел рядом со мной. Прислонился к балке. Выдохнул:
— Ну вот… Будто все как раньше…
Он потерся о балку спиной, потом еще раз, изо всех сил. Мне показалось даже, что балка шевельнулась.
Чтобы не дать Вовке слишком погрузиться в печаль, я позволил шутку:
— Ты чего как чесоточный верблюд? Смотри, развалишь строение.
Он с готовностью засмеялся.
— У моего организма такая привычка. Всегда спина чешется, если волнуюсь. Или что-нибудь придумываю…
— А что ты сейчас придумал?
— Да не сейчас… Просто вспомнил. Одно свое хобби…
Я не любил это дурацкое слово, но сейчас быстро спросил:
— Какое хобби, Вовка?
— Наверно, самое главное. Про него никто не знал, даже бабушка и тетя Света…
Я выжидательно молчал.
Вовка снова потерся спиной о неструганое дерево и, глядя в дали за окном, выговорил — будто про что-то очень-очень тайное:
— Иван, я собирал бабочек…
Наверно, он почуял, что я слегка поморщился (внутри себя, конечно). Мне всегда было жаль ярких тропических бабочек, что продаются в сувенирных киосках, — мертвых, приколотых к бумаге, в рамках под стеклом.
— Да нет же, я их не морил и не прикалывал! Даже не ловил! Я их просто разглядывал, а потом рисовал в альбоме!.. Подожди…
Он сорвался с лавки, прыгнул к боковой стенке и там сунул пальцы в щель под окном. Потянул узкую доску. Она легко отошла. Вовка опустил за доску руку, смущенно оглянулся на меня.
— Здесь мое тайное хранилище… — И вытянул на свет простенький школьный альбом для рисования. Зачем-то дунул на него, потер серую обложку о футболку. Мне показалось, что он хочет прижать альбом к щеке, но не решается.
Вовка опять сел рядом, откинул тонкую корочку.
В глазах зарябило от разноцветья нарисованных фломастерами крылышек…
На первом листе были знакомые бабочки: крапивницы, белые и желтые капустницы, «павлиний глаз», редкая, но тоже известная мне «мертвая голова», махаоны, которых я видал в детстве на лугах. И еще всякие мотыльки, которых я видел не раз, хотя названий, конечно, не знал…
А на другом листе было уже… Ну, прямо сказка была! Похоже, что бабочки каких-то заморских стран. Крупные, удивительных расцветок и форм.
— Вовка, ты где видел таких?
— В разных журналах, в энциклопедиях… А иногда и у нас попадаются… А вот еще, дальше…
Дальше было совсем чудо. Такие великаны, что на странице помещались не больше двух. Вроде тех, что продаются в киосках, только не мертвые, а явно живые. Вот-вот шевельнут крыльями. Ну, может, я это просто придумал, но Вовке сказал сразу:
— Как живые…
Он часто закивал:
— Ну да! Их же не прокалывали! — И открыл еще одну страницу. Там опять была радужная сказка.
— Вовка, ты настоящий художник!
— Да что ты! — он даже ногами взбрыкнул. — Я рисовать ни капельки не умею! Даже человечка с руками-палочками и то еле-еле… Я только бабочек…
— Все равно художник… А почему ты не подписал под ними названия? Было бы еще интереснее.
— Я сперва подписывал. Тонким карандашиком. Те, которые знал… Некоторые даже по-латински… то есть по-латыни… А потом стер.
— Почему?
— Да так… не знаю… Почерк у меня корявый, а они красивые. Показалось, что им обидно будет… А еще потому, что… ты не смейся только…
— Вовка, да ты что!
— По правде-то здесь не все бабочки настоящие. Некоторых я просто придумал… Сидел и придумывал, когда хотелось…
— Ну и что? Можно и к придуманным сочинить названия!
Вовка нагнулся и нерешительно глянул мне в лицо:
— Но это ведь было бы, наверно, вранье?
— Какое же вранье, Вовка?! Это же творчество! Раз ты придумал и нарисовал, значит, это есть уже на самом деле! Настоящее!
— Да? — Он все еще смотрел на меня, наклонившись вперед и вывернув шею. Недоверчиво и требовательно. И наконец улыбнулся: — Ладно, я попробую… — Захлопнул альбом и стал заталкивать его под футболку. Вождь-ирокез на его груди сердито морщился.
— Подожди! Посмотрим еще!
— А больше ничего нет, чистые листы… Зато есть другое, тоже не проданное. Сейчас покажу.
Опять он скакнул к «тайному хранилищу» и принес обшарпанный туристский монокуляр. Вроде половинки полевого бинокля.
— Я через него отсюда на окрестности смотрел. Как на моря-океаны… Хочешь поглядеть?
Я хотел. Но когда глянул в окуляр, оказалось, что в поле зрения коричневый сумрак и смутные тени.
— Темно почему-то…
— Ой, я забыл, там светофильтр!
— Плотный какой, — сказал я, сколупывая с объектива черное стеклышко в металлическом кольце.
— Потому что я через него затмение наблюдал. И просто так солнце…
Я помигал, помолчал, тряханул в мозгах календарные числа.
— О елки-палки… — Ладонью со светофильтром я огрел себя по лбу. — Опять вылетело из башки!
— Что? — испугался Вовка.
— Столько лет помнил про этот день, ждал его, а тут…
— Ваня, какой день? — осторожно сказал Вовка.
— Сегодня восьмое июня, вторник. В этот день Венера пересекает Солнце. Появляется на солнечном диске в виде черной горошины и тихо-тихо ползет к другому краю… Последний раз люди видели такое больше ста двадцати лет назад. А еще раньше это наблюдал Ломоносов, он тогда открыл на Венере атмосферу…
— Ой, я про это видел! В кино про Ломоносова, в многосерийном! — шумно обрадовался Вовка. — И сегодня, значит, опять?
— Опять… Хотя все равно не увидим. Вон какие тучи. Досада…
— А когда это должно начаться? — деловито спросил Вовка.
