— Не согласен!
— Чего не согласен?
— На яд не согласен. Не буду пить, не дам его мне колоть!
— Фффух… вот чудак. Не собираюсь я тебе колоть яд. Теперь слушай. Я попыталась опросить твою вторую сущность, ту, что была до амнезии. Почти безуспешно. Все, что выяснила, — тебя раньше звали Вася. А дальше идут совершеннейшие непонятности. Ты понес какой-то бред, значения которого я не понимаю.
— Что за бред? Можешь дать прослушать запись? Ведь ты записала на диктофон?
— Что такое диктофон? Еще странность… ты как не от мира сего. Нет, я запоминала. Выглядело это примерно так: на мой вопрос, кто ты, ты ответил: «Я грифон. Я человек. Я маг». Я спросила трижды, и все три ответа на вопросы были разными. Далее — на вопрос, кто такая Василиса, ты ответил: «Моя жена. Принцесса. Я спас ее от колдуна». Похоже, что ты в детстве начитался каких-то сказок, они отложились у тебя в мозгу, переплелись с реальностью и создали непонятную сущность. Слишком мало данных, слишком. Ничего нельзя понять. Ну и так далее — какая-то ахинея про летающих людей, заклинания и все такое прочее. Ничего дельного больше добиться не удалось. Ну вот, в общем-то, и все. Удался опыт? Вероятно — удался. Кое-что мы все-таки узнали. Теперь ты расскажи, что ощущаешь? Нет ли каких-то мыслей, мыслеобразов, картинок, наводящих тебя на прошлое? На твое прошлое?
— Нет. Ничего не помню, — с сожалением сказал я, — вроде как зудит что-то в голове, какие-то странные слова, но из моей жизни вспомнить ничего не могу. Ничего. Всплывает картинка рыжей девушки, и тут же меняется картинкой шатенки. Я знаю, что это та же самая девушка, но кто она, почему ее лицо меняется — вспомнить не могу. Никак не могу. Даже голова заболела.
— А что-то еще? Вот эти странные слова, что у тебя бьются в голове? Может, ты полиглот? Знал много языков? Что за слова? Скажи что-нибудь!
— Застакупион секандур! — выговорил эти слова и непроизвольно сделал странный жест рукой. В воздухе повис светящийся знак, похожий на скрипичный ключ. Он медленно таял в воздухе, не обращая внимания на наши физиономии с вытаращенными глазами и раскрытыми ртами.
— Это что такое? Это как это? — закашлявшись, хриплым голосом сказала Мария. — Этого не может быть! Не может быть! Колдун?! Колдовства не бывает! О господи… вот это я взяла домой щеночка… а он-то оказался единорогом, а?
— Нет у меня рога, — усмехнулся «колдун», — если только ты наставишь со своими коллегами.
— Вот они мне сдались, похотливые алкаши, — отмахнулась рукой женщина, — а еще, еще что-то можешь? Скажи еще что-нибудь!
— Хмм… — я достал из памяти один из самых длинных текстов и начал его читать — нараспев, меняя интонацию и высоту тона. Продолжалось это несколько минут, и все это время Мария сидела, жадно следя за происходящим, как будто бы сейчас я достану у себя из трусов здоровенного зайца и скажу: «Алле-оп! Получите!» Текст закончился, но ничего не произошло. Я улыбнулся Марии и начал:
— Вот тебе. Что за язык — я не знаю. И ничего не слу… это кто?! Что за черт?!
— Что такое? Что? — всполошилась Мария и посмотрела туда, куда глядел и я, на две темные человеческие фигуры посреди комнаты.
— Ты их видишь? Ты видишь их? — панически сказал я, почти закричав.
— Да кого, кого я должна видеть?
— Мужчину и мальчика лет шести.
— Какие мужчина и мальчик? — Мария смертельно побледнела и схватилась за горло, как будто ее кто-то душил. — Кого ты видишь, опиши.
— Мужчина, высокий, одет в куртку и брюки, заправленные в сапоги. Лица не вижу. Мальчик, лет шести, в руках держит что-то вроде пропеллера… или винта вертолета — не пойму. Они темно-серого цвета, стоят неподвижно.
— Скажи им показать лицо! — попросила Мария хриплым шепотом.
— Подойдите ближе, покажите лица! — приказал я автоматически, почему-то не сомневаясь, что они подчинятся. Фигуры сделали два шага вперед и встали под падающий из окна свет. Я закашлялся, у меня перехватило горло, и долго не мог привести себя в порядок.
— Кто это, кто? — дрожащим голосом повторяла Мария, но я мотал головой, не в силах ей сказать. Потом собрался и выдавил из себя:
— Это твой покойный муж и твой сын.
— Ты врешь! Гад! Ты врешь! Этого не может быть, не может! Зачем ты меня мучаешь?! Негодяй! Я тебя убью! Я тебя изобью! — Мария бросилась на меня и стала бить кулаками по лицу. Я не сопротивлялся. Один из ударов разбил мне губу, другой чуть не своротил на сторону нос, и из ноздрей обильно потекла кровь. Это отрезвило женщину, она широко раскрыла глаза и остановилась:
— Что такое?! Кровь? Я?! Прости! Прости. Я не хотела. Мне слишком тяжело, а твой розыгрыш был слишком жестоким.
— Маша, это не розыгрыш. Они стоят перед нами, в двух шагах от тебя. Твой покойный муж и твой сын.
— Этого не может быть! Это противоречит всем… Так, докажи! Спроси у мужа, как он звал меня в первую брачную ночь!
— Я звал ее Маришка-медвежка, за то, что она была неуклюжей, — тень мужчины кивнула головой и с тоской посмотрела на свою бывшую жену, — скажи ей, что мы ее очень любим, мы всегда с ней.
— Он звал тебя Маришка-медвежка, потому что ты была неуклюжей. И еще он говорит, что любит тебя.
Мария ахнула, зажав рот, потом тихо сказала:
— Никто не знал этого. Ты не мог знать. Если только не читаешь мои мысли. Но это тоже противоречит науке. Телепатии нет — доказано.
— Да что у тебя все — доказано, доказано! Этого нет, того нет — поговори с мужем, с сыном, пока есть возможность! Они тебя слышат и видят. Это ты их не можешь видеть. Скажи, что ты им хочешь сказать. А я пока пойду в кухню, поставлю чаю. В глотке пересохло.
Я вышел из комнаты, оставив Марию наедине с призраками и со своими мятущимися мыслями. Я не слышал того, что она говорила своим умершим близким. Да что она еще могла сказать, кроме того, как она их любит и помнит?
Подойдя к плите, пошарил взглядом — спичек нигде не было. Тогда я, совершенно автоматически, думая над тем, что сейчас происходило в зале, сказал два слова, и в воздухе снова зажегся огненный знак. Направив его энергию на газовую горелку, не успел удивиться, а вокруг нее уже заплясали голубые язычки пламени. Знак погас, а я, меланхолично плеснув воды в чайник, поставил его на огонь. Затем уселся к окну, наблюдая, как пламя газовой конфорки облизывает исцарапанное, потертое донышко.
У меня было ощущение чего-то странного, как будто во мне бурлили силы, рода которых я не знал, но каким-то образом мог ими управлять. Заклятия? Заклинания? Как это правильно называется? Заклинания, да. Я чувствовал, что это верное определение. Эти самые заклинания вертелись во мне, просились на язык, щебетали, как стая весенних скворцов, но я не пускал их на волю — кто знает, что будет, если выпущу одно из них? Если я смог запросто поджечь газовую конфорку, может, я так же легко подожгу и живое существо? Человека, например…
