Мы встретились глазами и, словно ослепнув, я сорвалась с места. Он не сделал навстречу мне даже крошечного шага, следил за стремительным приближением. Я остановилась от него в полушаге.
– Вы Владислав? Так ведь? – от волнения сел голос. – Вы меня помните? Я Анна.
Он молчал. В каре-зеленых знакомых глазах застыл лед.
– Посмотрите, сегодня я нашла в кармане дорожного платья. – Я поспешно вытащила из ридикюля измятую гравюру и продемонстрировала мужчине. – Ведь этот оттиск был сделан именно здесь? На фоне вашего дома?
Безразличный взгляд скользнул по карточке, вернулся обратно. Никакой реакции.
– Скажите, мы были знакомы? – теряя надежду, пробормотала я.
Словно не слыша меня, он посмотрел поверх моей макушки в сторону Генри, и тот без споров и лишних вопросов, словно услышав мысленный приказ, скрылся в доме. Мы остались тет-а-тет.
– Забыла? – вымолвил Влад. Святые Угодники, даже его голос, мягкий, с вкрадчивыми интонациями, заставлял екать сердце.
– Могу я к вам прикоснуться? – уклонилась я от ответа.
– Нет.
– Мне, правда, очень жаль, но…
В следующий момент моя влажная от волнения ладонь легла на гладко выбритую щеку мужчины. Прежде чем меня накрыло наше общее воспоминание, я успела заметить, как на секунду холод его глаз сменился смехом.
…Влад нависал надо мной, обнаженный, с каплями пота на рельефном торсе. Резко выделялись ключицы, мускулы на руках были напряжены. Лицо казалось сосредоточенным, а глаза – отсутствующими. Он тяжело дышал, как после долгого бега…
Словно обжегшись, я отдернула руку и мигом из душной спальни вернулась в наполненный запахом черемухи двор. Становилось очевидным, что видение говорило о физической близости.
– Мы с вами… – Это было ужасно странно, но впервые за много месяцев у меня закончились слова.
Я уже не девственница?
Владислав вопросительно изогнул брови, и на страшное мгновение показалось, будто я озвучила мысль, больше походившую на претензию, вслух.
– У нас были… отношения? – наконец сумела я обличить вопрос в самую безопасную форму.
– Отношения? – Он иронично улыбнулся.
– Насколько мы были близки?
– Экипаж дожидается тебя? – Влад кивнул в сторону ворот, где сквозь кованые прутья виднелась улица и дорогая карета с поджидавшим меня кучером.
– Да.
– Превосходно, – пробормотал он, словно самому себе, и, сжав мой локоть, повел к калитке.
– Что ты… вы делаете? – Я попыталась освободиться, упиралась ногами, точно упрямый осел, но все равно оказалось силком приволоченной к экипажу.
– Нима Вишневская уже уезжает, – объявил кучеру Влад.
– Почему вы не хотите ответить мне? – С недоумением я разглядывала непроницаемое лицо. Он крепко держал меня за локоть, и от его пальцев через тонкую ткань по руке растекалось тепло.
Что в прошлом я любила в этом холодном человеке с удивительно горячими руками?
Возница открыл дверь, выказывая шикарный салон и удобные сиденья с мягкими спинками, разложил ступеньку.
– Забирайся, – последовал категоричный приказ.
– Постойте, Влад. – Я схватила его за руку, меня лихорадило. – Просто ответьте мне.
– Покопайся в памяти.
– Проклятье, я не могу! – выйдя из себя и забыв об осторожности, воскликнула я. – Я страдаю потерей этой самой памяти! Вы первый человек, которого я узнала сама, без чужих подсказок! Неужели я бы стала задавать нелепые вопросы, если бы помнила о нас с вами?!
Последовала долгая-долгая пауза. Лицо Влада оставалось непроницаемым, а глаза – пустыми. Мне не удавалось угадать реакцию на признание.
– Доброго пути, Анна, – тихо произнес он. – Все к лучшему, что ты меня забыла. Надеюсь, что ты больше не сделаешь такой глупости и не приедешь сюда.
Мужчина развернулся и твердым шагом направился обратно к калитке.
– Я приеду завтра! – заявила я ему в спину, впрочем, не заставив помедлить или хотя бы оглянуться. – Я буду приезжать каждый день, пока не пойму, что нас связывало!
Он нарочито громыхнул калиткой, вспугнув ворону, сидевшую на маковке уличного фонаря.
* * *
В окне кареты проплывали дремотные деревенские пейзажи. Тонкая долька солнца практически скрылась за горизонтом, и последние лучи окрашивали перистые облака в розоватый цвет. Вечер плавно опускался на сонный городок в получасе езды от городских ворот. Экипаж покачивался по укатанной дороге.
…Сливочный пудинг, золотая монета, гравират[1], Искра, любовники.
В моей голове крутились сотни слов, обрывки фраз, смутные образы, но, как я ни собирала их вместе, они не сходились в единую картину.
…Кофей, каштановые волосы, каре-зеленые глаза, кристалл.
Золотое перо скользило по чистой странице блокнота, мелкими жемчужными бусами рассыпались буквы, написанные твердым совсем неженским почерком.
Мост, огни, замок, дворец, ледяная вишня…
– Анна!
Рука дрогнула. Чернильным шрамом до края прочертилась кривая линия.
Отрываясь от чистописания, я подняла голову. По парковой дорожке, разрисованной солнечной мозаикой, в мою сторону торопилась среднего роста нима, спрятанная в глухо застегнутое до самого подбородка коричневое платье. Это она рассказала о том, что в ночь, когда меня выловили из Эльбы[2], от кровоизлияния в мозг скончался Валентин Вишневский, мой отец. Я читала о нем в листовке от какого-то газетного листа и не испытывала никаких эмоций, точно узнала о смерти незнакомца, а не человека, подарившего мне жизнь.
– Глэдис. – Я помахала рукой и закрыла блокнот, пряча бесконечные шеренги бессвязных слов.
– Нима Анна, как вы себя чувствуете? – Она присела на скамью рядом со мной. От нее никогда не пахло сладкими благовониями, как, например, от помощницы профессора.
– Терпимо.
– Вы выглядите бледной.
– Я плохо спала, – призналась я. Было так сложно цепляться за сознание, когда голову окутывал липкий туман.
…Полевые цветы, горячие руки, боль.
Мой беспокойный взгляд остановился на мрачном здании лечебницы с башней, похожей на пожарную каланчу.
– Разве Кастан не приехал с тобой?
Кастан Стомма, красивый, светловолосый мужчина с меланхоличным воспоминанием о том, как мы, стараясь не замечать пронзительно-ледяного ветра, стояли на мосту и прямо из бутылки пили ледяное игристое вино со вкусом вишни, что, конечно же, совершенно не пристало благородной ниме Вишневской.
