Тот поднял светлую голову от книги и сердито глянул на брата. Джулиан лениво вертел в руках стило. Он держал его как кисть, за что Эмма постоянно пилила друга. Стило нужно держать подобающе, будто оно продолжение твоей руки, а не инструмент художника.
Марк театрально вздохнул. В свои шестнадцать он был достаточно взрослым, чтобы находить все поступки Эммы или Джулиана либо раздражающими, либо глупыми.
– Если тебя это так волнует, можешь называть меня полным именем.
– Марк Энтони Блэкторн? – Джулиан скривил нос. – Слишком долгое. Что, если на нас нападет демон? К тому времени, как я произнесу половину твоего имени, тебя уже убьют.
– В данной ситуации ты будешь спасать мою жизнь? – спросил Марк. – Тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь, мелюзга?
– Все возможно. – Джулиан, не довольный тем, что его назвали мелюзгой, привстал. Его волосы торчали в разные стороны. Старшая сестра парня – Хелен – постоянно караулила его с расческой в руке, но попытки не приносили пользы. У него были волосы Блэкторнов, как у отца и большинства братьев и сестер – дикие, волнистые, цвета темного шоколада. Семейное сходство всегда увлекало Эмму, которая мало чем походила на родителей, если не считать, что ее отец тоже был блондином.
Хелен уже месяц была в Идрисе со своей девушкой Алиной; они обменялись фамильными кольцами и «очень серьезно» относились друг к другу, если верить маме с папой Эммы, что, по большей части, значило, что они обменивались сентиментально-слезливыми взглядами. Девочка была настроена на то, что если она когда-нибудь влюбится, то не будет такой сентиментальной. Она понимала, тот факт, что обе были девушками, поднял много шумихи, но не знала почему, да и Блэкторнам, казалось, нравилась Алина. Она была спокойной и уберегала Хелен от поспешных решений.
Тем не менее, отсутствие сестры означало, что никто не стриг Джулиана; солнечный свет, проникавший в комнату, превращал кончики его завитушек в золото. Окна вдоль восточной стены открывали вид на темные горные просторы, разделяющие море от Сан-Фернандо – сухих и пыльных холмов, пронизанные каньонами, кактусами и терновниками. Иногда Сумеречные охотники выходили потренироваться на улицу, и Эмма любила такие моменты, любила находить скрытые тропинки и тайные водопады с сонными ящерками, отдыхающими на камнях. Джулиан был профессионалом по уговариванию ящериц заползти на ладонь и спать на ней, пока он гладил их головки пальцем.
– Берегись!
Эмма пригнулась, когда нож с деревянным кончиком пролетел мимо ее головы и стукнулся об окно, отскакивая в ногу Марка. Он отодвинул книгу и встал с нахмуренным выражением. Фактически, парень был вторым надзирателем, прикрывающим Катерину, хоть преподаванию он предпочитал чтение.
– Тиберий, – сказал Марк. – Не метай в меня ножи.
– Это случайность. – Ливви встала между своим близнецом и Марком. Тиберий был таким же темным, каким Марк – белокурым, единственный из Блэкторнов – Марк и Хелен не считались из-за крови нежити – у которого не было коричневых волос и сине-зеленых глаз– семейных черт. У Тая были вьющиеся черные волосы и серые глаза цвета железа.
– Вот и нет, – сказал мальчик. – Я целился в тебя.
Марк раздраженно вздохнул и пробежался рукой по волосам, из-за чего те вздыбились. У него были Блэкторновские глаза цвета терновника, но волосы у них с Хелен были светлыми, как у матери. Ходили слухи, что мать Марка была принцессой фей; у нее была интрижка с Эндрю Блэкторном, в результате чего появились двое детей, которых она бросила на ступеньках Института Лос-Анджелеса, прежде чем исчезнуть навсегда.
Отец Джулиана принял своих полукровных детей и вырастил их как Сумеречных охотников. Их кровь всегда доминировала, и хоть Совету это не нравилось, они смирятся с детьми нежити в Конклаве, если их кожа вынесет руны. Первые руны Марку и Хелен нанесли в десять лет, и их кожа выдержала, хоть Эмма видела, что руны приносили Марку больше боли, чем обычному охотнику. Она заметила, как он кривился, хоть и пытался скрыть это, когда стило прикасалось к руке. В последнее время она много чего нового о нем замечала – как привлекало его странноватое лицо с чертами фей, широту его плеч под футболкой. Девочка не знала, почему ей бросались в глаза эти вещи, и смущалась. Из-за этого ей хотелось рявкнуть на Марка или спрятаться, или оба варианта одновременно.
– Ты пялишься, – сказал Джулиан, глядя на Эмму через колени своей запятнанной краской тренировочной формы.
Она опомнилась.
– На что?
– На Марка… снова. – Он звучал недовольно.
– Заткнись! – прошипела Эмма и дернула за его стило. Мальчик дернул обратно, и завязалась драка. Она захохотала, увернувшись от Джулиана. Они так долго вместе тренировались, что она знала каждое его движение еще до того, как он его делал. Единственной проблемой было, что Эмма склонна поддаваться ему. Мысль, что кто-нибудь может сделать другу больно, вызывала у нее дикую ярость, и иногда это касалось даже нее самой.
– Это из-за пчел в твоей комнате? – потребовал ответа Марк, шагая к Тиберию. – Ты же знаешь, почему нам пришлось от них избавиться!
– Я предполагаю, ты сделал это, чтобы сорвать мои планы! – сказал Тай. Он был маленьким для своего возраста – десяти лет – но словарный запас у него был как у восьмидесятилетнего. Обычно Тай не врал, так как не понимал, какой в этом смысл. Ему было невдомек, почему некоторые его поступки раздражали или расстраивали людей, и, в зависимости от своего настроения, он находил их злость либо пугающей, либо необоснованной.
– Дело не в том, чтобы помешать тебе, Тай. Просто нельзя разводить пчел в своей комнате…
– Я изучал их! – объяснил мальчик, его бледное лицо загорелось. – Это было важно, и они были моими друзьями. Я знал, что делал.
– Прямо как в случае с гремучей змеей? – спросил Марк. – Иногда мы забираем у тебя вещи, потому что не хотим, чтобы с тобой что-то случилось; знаю, это трудно понять, Тай, но мы любим тебя.
Он посмотрел на Марка пустым взглядом. Мальчик знал, что значит «люблю тебя», и что это было хорошо, но не понимал, почему это могло служить объяснением всем поступкам.
Парень наклонился, оперившись в колени, оставаясь на уровне серых глаз Тая.
– Ладно, вот, что мы сделаем…
– Ха! – Эмме удалось перевернуть Джулиана на спину и отобрать его стило. Он засмеялся, ерзая под ней, пока она не прижала его руку к полу.
– Сдаюсь! – сказал он. – Сдаюсь!
Он смеялся, и девочку внезапно осенило, что лежать прямо на Джулсе было как-то странно, а еще у него, как и у Марка, были приятные черты лица. Круглая и мальчишеская форма была родная ее памяти, она почти могла представить, каким он будет, когда повзрослеет.
