— Я не пью, Сергей Васильевич, вы же знаете.
— Тогда объясни мне, где эта тварь, которая на людей нападает? Я читал протокол, разговаривал с Мирошниковым, с Усачевым — тоже ни хрена на соображают. Отпечатки лап идентифицировать не могут, до сих пор не определили, кому кровь принадлежит, то ли человеку, то ли дикому зверю, то ли бешеной собаке. Специалисты хреновы! А тут еще ты с рассказами о ночных приключениях.
— Люди говорят — оборотень у нас появился, — хмуро сказал Иван.
— А тарелки у вас там часом не летают? Чует мое сердце, скоро и инопланетяне появятся. А все почему? Да потому что участковый свою работу не выполняет!
— У меня есть предположение, откуда появилось чудовище, — сказал Иван. — Из Краснодара.
— На автобусе приехало? — ехидно спросил подполковник.
— На автобусе, — кивнул Иван. — Мне кажется, это новый начальник электроцеха ЖБИ-7 Егоров. Или у него есть какой-то зверь, которого он прячет, а по ночам на людей натравливает, или сам…
— Что — сам?
— Сам Зверь.
— Это как же понимать прикажешь?
— Ну, превращается в Зверя…
— И на Сивке-Бурке летает, да? Заруби себе на носу: ни в какие превращения я верить не желаю! Ты мне факты давай! Почему ты подозреваешь этого Егорова?
— Я же вам рассказывал, Сергей Васильевич, сначала было нападение на Романа Клейна, тогда я дважды выстрелил в зверя и ранил его, следы крови говорят об этом. А утром зашел к Егорову — а у того грудь перевязана окровавленными бинтами.
— Тут ты сразу понял, что это он бегает в старом карьере на четвереньках? — опять съязвил начальник.
— Да нет, сначала я просто хотел поговорить с ним насчет моей невесты, он пристает к ней, гуляют вместе, ну, я и решил зайти, внести ясность…
— Ах, вот оно что! А невеста как относится к этому?
— Да как… гуляет с ним, говорит, сама не понимает, что с ней происходит. Странно все это.
— Понятно, — кивнул Новоселов. — Ну и что же ты обнаружил, когда зашел к этому Егорову?
— Бинты. Я велел снять их, чтобы посмотреть, зачем он грудь забинтовал. И увидел два шрама от пулевых ранений.
— Что? Два шрама? Как это понимать? Два пулевых ранения в грудь, а он даже в больницу не обращался? Новоселов вернулся за свой стол, сел, положил руки на стол, сцепил пальцы и выжидающе посмотрел на участкового.
— Шрамы уже затянулись.
— А почему тогда он забинтовал их? И отчего бинты в крови?
— Говорит, невралгия у него, сделал себе компресс, для этого использовал старые бинты, на новые денег не хватает, — мрачно сказал Иван.
— Понятно, — протянул Новоселов. — Ну и что же здесь странного? Да я и сам когда ножи точил, палец порезал. Забинтовал. А потом снял бинт, свернул его и положил в аптечку! Мало ли что случится, а бинтов в аптеке нет! А ты, значит, видишь, мужик за твоей невестой ухлестывает, так нет чтобы с невестой разобраться, решил мужика к ногтю?!
— Мне кажется…
— А мне уже не кажется, Иван, — жестко сказал подполковник. — Я вижу, что работаешь ты, милок, хреново. Не про невесту нужно думать, когда убийство расследуешь, а про убийцу. Мотивы. Есть у вашего чудища мотивы?
— Леонид Поликарпович поругался с ним вечером…
— Читал, читал! Он в тот вечер с половиной поселка поругался, свидетели показывают. Вот что, Иван. Даю тебе два дня. Вполне возможно, у вас там стая бешеных волков объявилась. Ты их должен уничтожить. Или поймать преступника, который хитро маскируется под диких зверей. Поймаешь — сразу звони, я приеду. Сам хочу посмотреть на ваше чудище. Не справишься с приказом — считай, что уволен из органов.
— Понял, — уныло сказал Иван. — Только… товарищ подполковник, Сергей Васильевич, дайте кого-нибудь в помощь. Хотя бы пяток омоновцев. Самому трудно за всем углядеть.
— Может, весь ОВД района в твое распоряжение передать? Пятерых не дам, троих — бери. И запомни, Иван, в твоем распоряжении два дня. Вернее, двое суток. Время пошло.
— Спасибо, — сказал Иван, поднимаясь. — Не знаю, как, но я его уничтожу!
— Вот это разговор, — одобрил Новоселов. — А Егорова выбрось из головы. Ревность в таких делах плохой помощник. Оно, конечно, хочется, придраться к тому, кто за твоей девушкой ухлестывает, а еще лучше уничтожить его, но за это — сам знаешь, что бывает. Еще вопросы имеются?
— Вы обещали троих…
— Вечером ребята подъедут к тебе. Свободен. И докладывай сразу лично мне обо всем, что случится. Иди, Иван, иди.
Егоров вышел во второй пролет главного цеха, задрал голову, помахал Кате рукой. В ответ на кране коротко звякнул звонок, Егоров улыбнулся и знаками показал, что хочет подняться в кабину крана. Катя согласно кивнула, подтянула стропы вверх, к станине крана и двинулась к крановой площадке.
Когда Егоров поднялся в кабину, Катя огорченно всплеснула руками.
— Что с вами, Володя? Производственная травма?
Правая часть щеки Егорова была аккуратно заклеена пластырем.
— Скорее бытовая, — грустно улыбнулся Егоров.
— Подрались?
— Ну что вы, Катя! Этого я не умею и не хочу. Но, к великому сожалению, вокруг достаточно людей, которые только таким способом и привыкли выяснять отношения.
— Иван… — догадалась Катя. — Но как же так… Это Иван, да?
— К чему скрывать, об этом уже все знают. Можете себе представить: ночью прибежал, разбудил мою хозяйку, Елизавету Петровну, стал ко мне в комнату ломиться. Я, разумеется, не открыл. Попросил объяснить, в чем он меня подозревает. Видите ли, я допускаю, что в экстремальных обстоятельствах у представителя закона может не оказаться ордера на обыск, каких-то других официальных бумаг, но объяснить, зачем, собственно, явился, он обязан.
— Я думаю, что да… — неуверенно сказала Катя.
— Не объяснил. Вообще ни слова не сказал, убежал. А утром приехал и давай размахивать кулаками. Все это очень огорчает.
— Вы знаете, Володя, говорят, ночью на него напали, перестрелка была, вроде бы какое-то чудовище у нас объявилось.
— Да-да, слышал. Это ужасно, я готов помочь, если понадобится, но не хочу, чтобы за все наш участковый отыгрывался на мне. И только потому, что мы с вами иногда встречаемся.
— Поймите его — он очень нервничает сейчас, ему же распутывать эти жуткие убийства, — прошептала Катя.
Она вдруг почувствовала себя предательницей. Ивану трудно сейчас как никогда, а она совсем не думает о нем. Забыла своего жениха… Да жених ли он ей теперь?..
— Похоже, вы сочувствуете ему, а не мне, — укорил ее Егоров. — Если он дорожит вами, если считает, что я — помеха вашим встречам и предстоящей свадьбе, мог бы прямо оказать мне об этом. Верно?
— Конечно, он не прав, — еле слышно сказала Катя. — Он просто… устал, наверное, потому так ведет себя.
— Надеюсь, от усталости он не посадит меня в тюрьму. Катя, я только и думаю о том, как мы с вами беседовали у старого карьера. А вы? Вы помните об этом?
— Да, помню…
Катя отвечала нехотя и односложно, догадываясь, что Егоров предложит ей встретиться еще раз. Может быть, сегодня. Она собралась ответить решительным отказом, еще с той минуты, когда он стал подниматься к ней по лесенке. Но вот поговорила с ним и поняла — не сможет. Показалось, что отказ равносилен смертельному прыжку из кабины крана вниз. Человек в здравом уме никогда на прыгнет и… она не откажет Егорову во встрече. Только что думала об Иване, сердилась на себя, что не помогает ему в трудную минуту… Но вот уже Иван представляется ей грубым, потным, с искаженным от злости лицом…
— Вы чем-то огорчены, Катя. Если дело во мне — скажите.
Она хотела крикнуть: да, да, пожалуйста, оставьте меня в покое! Но вместо этого отрицательно покачала головой.
— Нет, Володя.
— Я понимаю, как вам сейчас непросто, — проникновенным голосом сказал Егоров. — Вы догадываетесь, что я пришел сюда, чтобы предложить еще раз встретиться. Вижу — вы колеблетесь. Давайте договоримся так: если вы почувствуете, что я… скажем, лишний, я больше никогда не стану утомлять вас своим вниманием. Мы встретимся, поговорим, и все станет ясно. Дальше вы сами решите. Ну? Дадите мне последний шанс? — Он ободряюще улыбнулся ей.
— Дам, — сказала Катя и улыбнулась ему в ответ. Какой он все-таки внимательный, заботливый, вежливый. — Встретимся сегодня вечером. Хотите?
— Я уже минуты считаю до наступления вечера. — Егоров демонстративно посмотрел на часы. — В десять, идет? И знаете что? Я не хочу, чтобы на нас глазели, как в прошлый раз. Поэтому давайте встретимся там, где нас никто не увидит. Надеюсь, вы не опасаетесь меня, Катя?
— Нет.
— Вот и прекрасно. Я тут без вас бродил по старому карьеру и подумал, что, находясь там, человек обретает утраченное единство с природой, освобождается от накипи, называемой цивилизацией… Случайно я оказался у дальнего озера, так его, кажется, называют? Мне там очень понравилось. Давайте договоримся: в десять у дальнего озера. Сегодня.
