Герман помолчал.
Жестянка — дверца снова лязгнула и на поверхность вылез парнишка лет десяти, кутающийся в какое‑то драное пальтишко.
— Ты Ржавый? — уточнил Карась.
— Я — хмуро подтвердил пацан и кивнул огненно — рыжей головой — Чего звал?
— Дерзкий — Карась достал пачку сигарет — Люблю таких. Курить будешь?
— Благодарствую — Ржавый помотал головой — Не хочу привыкать, на это дело бабки нужны.
— Правильно мыслишь — одобрил Карась, закуривая — Курить — здоровью вредить. Ладно, малой, вот какая тема есть. Шепнули мне, ты базарил за то, что видел как одну пацанку на шестой развилке кто‑то умыкнул. Вправду видел это, или так, голимый прогон толкнул?
— Правда видел — поежился Ржавый — Только тут вот какое дело — не умыкнули ее. Сама она за тем дядькой с куклой пошла.
— Каким дядькой? — немедленно спросил Герман — Что за дядька?
— Высокий такой — мальчишка засопел — Кучерявый, в шляпе смешной.
— Так кучерявый или в шляпе? — Карась выпустил струйку табачного дыма — Это как?
— Вот так — мальчишка вздохнул — Волосы у него до плеч, черные, как гудрон и шляпа как у цыгана.
— А что за кукла? — вклинился в разговор Колька.
— Смешная, на ниточках. Человечек в колпаке, таком странном, рогатом, и весь в ромбиках.
— Арлекин что ли? — уточнил Герман.
— А я знаю, как его зовут? — фыркнул Ржавый — Она мне про него, про дядьку этого, позавчера рассказала. А её с ним Ксюха познакомила, та что тоже пропала.
— Была такая, верно, пропала — подтвердил Карась — Она не из этого подвала была.
— Ну да, Ксюха на 'Сортировочной' гужевалась — Ржавый снова поежился — Марюта мне сказала, что дядька сильно добрый, обещал ей куклу такую подарить, если она снова придет.
— Педофил? — предположил Колька — Тогда это не наш профиль, это надо Петровке информацию сливать, да и все.
— Не надо никакой Петровки — нехорошо улыбнулся Карась — Мы с этим кучерявым сами поговорим о жизни и о судьбе. Наш вокзал, наше право.
— Ты дальше рассказывай, парень — попросил Ржавого Герман — Что было после? Ты же с Марютой пошел?
— Ясное дело — Ржавый почесал щеку — Не верю я, что за так куклы дарят, а дядьки… Они разные бывают.
— И? — настойчиво подтолкнул мальчику Герман.
— Дал он ей куклу — хмуро ответил Ржавый — И когда Марюта ее взяла, она как‑то… Как неживая стала. Ну, я не знаю, как объяснить даже… Застыла на месте, кукла эта в руке у нее висит. А этот‑то, в шляпе пальцами щелкнул и пошел, а Марютка за ним.
— И? — Карась выбросил окурок — Что мы из тебя все клещами тянем?
— И все — Ржавый опустил голову.
— Врёшь — Герман взял мальчишку за плечо — Ты же пошел за ними?
— Пошел — под нос буркнул мальчишка — Подумал, что эту дуру выручать надо. Только вот не вышло. Там потом такое было…
— Я сейчас его удавлю! — взорвался Карась.
— Да не ори ты — Герман присел на корточки и указательным пальцем вздернул подбородок Ржавого вверх — Что там было?
— Домина там была огромная — наконец прорвало парня — Деревянная! Разноцветная! С факелами! Прямо на старых путях из ниоткуда взялась. Они на крыльцо поднялись, так дверь открылась сама, сама! Не было за ей никого, я же видел, шагах в десяти был. Этот‑то Марюту в дом запихал, повернулся и на меня уставился. И как только заметил, я за старой цистерной спрятался? А он стоит, лыбится и кричит 'Эй, бамбино, иди сюда. Я знаю, что ты здесь. Не надо бояться маэстро Джованни, он любит детей, он играет с ними в театр'
Ржавый снова замолчал.
— И чего? — Карась достал новою сигарету.
— Все — мальчика шмыгнул носом — Припустил я оттуда, как подорванный. А он мне вслед 'Если надумаешь — театр Джованни Малетто ждет тебя'.
— А ты говоришь — педофил — хмыкнул Герман — Нет, Николетто, это наш клиент.
— Хрень какая‑то — Карась был настроен скептично — Я шестую развилку знаю — какой там дом деревянный может быть, да еще и на путях?
— Есть многое на свете, друг Карась, о чем и Шекспир не ведал — Герман достал телефон — Стало быть, Ржавый, он тебя в гости звал?
— Звал — мальчишка обвел глазами трех мужчин и завизжал — Я туда больше не пойду! Не пойду!
— А ну цыть, мелкий — процедил Карась — Куда скажут — туда и пойдешь.
Телефон Германа издал трель, оперативник глянул на экран и усмехнулся -
— На ловца, как говорится — он нажал клавишу — Да, Вика.
Герман прильнул ухом к трубке телефона, время от времени качая головой, Карась же подошел к насупившемуся мальчишке.
— Не трухай, Ржавый, ничего с тобой там плохого не случится, я, Карась, тебе слово даю. Нас трое, у начальников пушки с собой наверняка, да и я… Кхм… Даже без ствола кое — чего стою. Ну, не быкуй, ты ж пацан, а не фуфло.
— Просто дядька этот — Ржавый обреченно вздохнул — Он неправильный. Ненастоящий он, но очень страшный. Голос ласковый вроде, но меня страх до костей пробрал.
— Если говорит — значит дышит. А если дышит — значит его можно заставить прекратить это делать — усмехнулся Карась, достал из кармана горсть карамелек и протянул их Ржавому — На вот грохотулек тебе, на родимый зубок. С ними жизнь повеселее будет.
— Прав малой — Герман закончил разговор и убрал телефон в карман — Радуйся Ржавый, с рефлексами у тебя все в порядке. Смылся ты вовремя и по уму.
— Что Вика сказала? — Колька облизал губы — Узнала она чего?
— Узнала — безмятежно ответил ему Герман — В восемнадцатом веке, когда еще никакого вокзала в помине не было, здесь много чего происходило. В том числе произошло три пожара, при этом погорельцем был один и тот же человек. Это был владелец театра, некий итальянец, имени которого история не сохранила. Но сдается мне, что звали его…
— Джованни Малетто — закончил за Германа Колька — А чего ж он три раза‑то горел?
— Не знаю — развел руками Герман — Но вряд ли случайно. Народ в те времена на Москве был тогда миролюбивый и богобоязненный, просто так 'красного петуха' никому не подпускал, стало быть были очень веские на то причины. Например — колдовство.
— Хрень какая‑то — Карась сплюнул — Колдовство, восемнадцатый век.
— Пошли к шестой развилке — скомандовал Герман — Там и посмотрим, что да как. Ржавый, ты оденься что‑ли?
— Так уже — вздохнул Ржавый — Дядьки, может все‑таки без меня?
Метель усиливалась, снег слепил Кольку, он время от времени мокрой перчаткой стирал с лица тающие снежинки, и именно поэтому прозевал тот момент, когда из пелены появился старик с узловатой палкой, спросивший у идущего впереди Карася -
— Сынок, не подскажешь, где я?
