— Про соломенного волка речь не шла, — резонно заметил колдун. — Иди ты в баню, не стану я его делать!
Надо, надо было эту штуку сразу в список оплаты включить. Мне ведь известно, что Орест один из немногих, кто технологию производства этого реликта знает. Ну да, соломенный волк, конечно, не входит в число сильно добрых и светлых наследий далекого языческого прошлого, но заиметь его в своей коллекции разменных материалов хотелось бы. Я с разными людьми и нелюдями общаюсь, никогда не знаешь, что и когда потребуется.
Хотя, конечно, штука это сильно нехорошая. Подбрось такого соломенного волка на поле с пшеницей или рожью — и все, ему кранты настанут. Навалятся на него насекомые и разные вредители, вместо дождя град молотить по колосьям станет, а под конец еще и сушь на пару с пожаром в гости пожалуют, чтобы остаток урожая добить.
Впрочем, изгнать соломенного волка с поля можно путем не самого сложного ритуала, причем с эротическим подтекстом. В нем участвуют семь обнаженных незамужних девиц, которые должны пройти через все поле с вениками в руках, приговаривая при этом заговорные слова вроде:
— Ты изыди, волк злой, волк соломенный,
Оставь хлеба наши, ступай в сторону темную,
В лес дремучий, в лес сырой.
Ну и так далее. По идее, как дойдут они до края поля, так волчара из него как выскочит, как выпрыгнет и к ближайшему лесу стреканет, чтобы в нем, в самой чащобе, рассыпаться в прах.
Вот только кто сейчас про тот обряд помнит? И про самого волка? Как всегда, свалят все на неблагоприятную обстановку и недотеп-синоптиков. Ну и крайнего найдут, какого-нибудь дядю Васю-агронома. Или даже механизатора. Короче — кто подвернется под руку, тот и будет виноват.
— Ну нет так нет, — глянув на недовольное лицо старшей ведьмы, по которому было ясно, что Марфе она перечить не стремится, согласился я. — Договор?
Троицкий тоже глянул на троицу, стоящую на краю оврага, недовольно засопел, но скрепил нашу сделку рукопожатием.
— Вот и славно, — хлопнул его по плечу я. — Сиди жди.
Как я и предполагал, глава ковена нашла нужные слова, которые донесла до провинциальной коллеги. Старшая протянула мне смартфон и с великой неохотой сообщила:
— Езжайте, вас здесь больше никто не держит.
— Спасибо. — Я забрал гаджет. — Только дороги расплетите прежде, неохота петлять по улицам. Ваш город красив, но мы его вроде как уже весь осмотрели.
Ведьма недобро глянула на меня, вытянула правую руку, сжала пальцы в кулак, а после резко дернула ее на себя. Раздался еле слышный звон, словно где-то очень далеко лопнула туго натянутая тонкая струна.
— Спасибо, — я прижал ладонь к сердцу и обозначил поклон. — Рад, что все закончилось миром.
— Еще бы не рад, — сказала зеленоглазка. — Если бы слово за тебя не замолвили, спать бы тебе сегодня в этом овраге вечным сном, на пару с приятелем.
— Ты, Ксюша, не спеши, — усмехнулась старшая. — Он заступнице своей про дружка не сказал, зато я расстаралась, про него упомянула. Еще неизвестно, как она его за такой обман отблагодарит.
— Опять вы понятия подменяете, одно за другое выдаете. Обман — это когда черное белым называют, — убрал я смартфон в карман. — А если просто не сказать, так это не обман, а оплошность. За нее поругают, да и простят. Всего доброго, дамы. Был рад знакомству.
Если честно, нервячок все равно присутствовал. Ну да, вроде как все вопросы решены, но кто его знает? Короче, душа на место встала лишь тогда, когда мы на трассу, ведущую к столице, выбрались.
— Уфф, — выдохнул Орест, который, похоже, думал ровно о том же, что и я. — Обошлось!
— Обошлось — это когда неприятность запланированная и выбрался ты из нее без малейших потерь, — поправил я его. — А когда вот так влетаешь на ровном месте, а после еще чего-то кому-то должен, то такой расклад по-другому называется. Засадой, например. Ладно, это все лирика. Имя. Имя мне назови!
— Да блин, — замялся толстяк. — Ладно, хрен с тобой. Шлюндт это. Карл Августович. Вернее, так твоего потенциального клиента зовут последние лет тридцать, если не больше. Я еще слышал, как его Черным Карлом именовали и Иннерхайбом. А один домовой, из почтенных, который чуть ли не Юрьев день помнит, рассказывал мне, что некий важный чернокнижник, который при дурном царе состоял, звал его бароном Горстом Шварцсаймером и всяческое почтение оказывал.
— Барин-чернокнижник? — переспросил я. — При дурном царе?
— Не тупи, Макс, — недовольно буркнул Троицкий. — Ты же МГУ заканчивал. Ну да, не истфак, но все же.
— Петр? — предположил я. — Домовым его любить не за что, это факт. Тут и трава никоциана, и прочие перемены, которые они терпеть не могут. А чернокнижник, стало быть, Брюс. Других при Петре Алексеевиче вроде не обреталось.
— Ну, был еще Лефорт, — прижмурил левый глаз колдун. — Тоже не самый простой персонаж. Знал много, вверх шел быстро, умер внезапно. Есть о чем задуматься. Но в целом ты прав, уверен, что речь о Брюсе.
— Однако! — проникся я. — Силен старичок!
Многолетие в Ночи не такая уж диковина, та же королева гулей Джума, если верить слухам, видела все московские пожары, включая даже те, что устраивали татаро-монголы, но она нежить. А Шлюндт — этот вроде как нет.
Я сам с данной персоналией не сталкивался, но кое-что краем уха про него слышал. Говорят, что он очень богат, что владеет коллекцией редкостей, которая запросто убирает экспозиции большинства музеев, включая достаточно именитые, что знает всех влиятельных особ в мире Ночи и никогда ничего не забывает.
— Из Москвы он свалил несколько лет назад, — продолжал тем временем вещать Орест. — Почему, зачем — точно не знаю, только догадки есть. Но все тогда удивились — вроде он только-только вернулся в город, всем говорил, что надолго, и тут бац — уехал. Печали по этой причине никто, правда, не испытал. Отбыл — и замечательно. Без него спокойнее жить.
— А что, он всем прямо сильно мешал? — уточнил я.
— Не знаю — помолчав, сказал Орест. — Нет, правда не знаю. На первый взгляд вроде безобидный старичок, добрый, улыбчивый, вроде как безвредный. Слово свое всегда держит, факт. Но только у меня при виде него всегда такое ощущение возникало, что если я хоть что-то не так скажу или сделаю, то тут мне и кранты. Не сразу, не прямо здесь, но в перспективе, причем самой ближайшей. Отвратительнейшее чувство.
— О как.
— Именно так. И знаешь, я верю в то, что любой, кто пошел против него, или просто подвел, долго не протянет. Про Францева слышал?
— Это который в девяностых отделом руководил? — уточнил я. — Ну да, рассказывали. Говорят, нереально крутой мужик был, ломом подпоясанный.
— Так вот ходят слухи, что это Карл его, — понизил зачем-то голос Троицкий. — Ну, не сам, конечно… С его подачи. Всплыло это недавно, насколько правда — не знаю. Но… Говорят, что именно потому он и свалил из Москвы. Времени прошло не так мало, но желание отдела поквитаться никуда не делось, да и не одиноки они в этом стремлении. Францев, конечно, стоял не на нашей стороне, но уважали его многие. Больше скажу — кое-кто из наших до сих пор желает его убийце козью рожу сотворить за ту бучу, что после смерти Францева поднялась. Там же чистый террор случился, не сказать хуже. Ты-то помнить этого не можешь по определению, а я лично застал тогдашние репрессии. Всем досталось на орехи.
— Н-да, интересно, интересно, — пробормотал я. — Слушай, а чего ты мне сразу имя не назвал? Шлюндт этот не секретный агент, получается, его куча народу знает. Какая же тут тайна?
— Из письма становится предельно ясно, что ему это будет как минимум неприятно, — пояснил колдун. — Мне оно зачем? Он попросил дать рекомендацию — я ее дал. Наилучшую. А о большем речь не шла.
А ведь Орест реально боится этого Шлюндта. Да и Арвид, похоже, тоже. Надо же, какой интересный расклад.
Настолько, что соблазн написать письмо этому господину становится все более и более сильным. Да, судя по тому, что я только что услышал, хорошей идеей данный поступок не назовешь, но зато и скучно не будет. А это уже кое-что.
