Слава сглатывает, вспоминая надвигающуюся на него оскаленную морду, хлопок выстрела и рану без крови. Раны.
— Его убил ты. Не я.
— Тебе осталось только избавиться от этого маленького балласта, — словно не слыша, продолжает Герман с усмешкой. — Две псины и ты освобождён.
Сжимающие пистолет руки подрагивают, но Слава лишь сильнее цепляется за него, прислушиваясь к происходящему за спиной. Однако оттуда не доносится ни звука.
— Я так надеялся, что ты перерастёшь эту глупость.
Холодок пробирается внутрь, запуская свои ледяные пальцы под куртку и ероша морозным дыханием волосы на затылке.
— О чём ты?
— О твоей детской дружбе со щенками.
Из-за спины вновь доносится затихшее было рычание и Герман усмехается, словно радуясь этой реакции.
— Не сверкай глазами, альфа. Ты должен нас поблагодарить. Благодаря нам ты получил эту силу.
Слова как удар под дых. Перед глазами мелькают воспоминания: семья Демида, живая и здоровая, кадры из новостей с россыпью крови на снегу, алой, будто рассыпанные ягоды рябины, разделённая на двоих боль.
Уши закладывает.
…На крыше они оказываются меньше чем через десять минут. Слава ёжится от пронзительного ветра, бросающего в лицо снежное крошево, но лишь сильнее натягивает шапку.
— Ну?
Слава впервые слышит, как Демид воет и от этого звука что-то внутри вибрирует, словно откликаясь на зов.
— Ну? — повторяет Слава, когда на них опускается оглушающая тишина.
Шума улицы на этой высоте почти не слышно, как и других звуков. Или может он просто внезапно оглох.
Демид не отзывается, вслушиваясь в эту тишину и не замечая ни холода, ни припорошившего тёмно-каштановые волосы снега. А потом он дёргается. Слава едва успевает снова перехватить его, хватаясь пальцами за рукав куртки, прежде чем Демид свалит с крыши.
— Демид⁈
— Я нужен им!
В трёх словах столько рычания и злости, что пальцы сами собой разжимаются, выпуская на свободу.
Демид дёргается в сторону выхода, но Слава следует за ним словно привязанный.
— Стой, — требует он, спускаясь с крыши в подъезд. — Лицо смени!
Демид всегда умел держать себя в руках, теперь же вторая сущность выбралась наружу, ощетинившись клыками и когтями и сверкая на весь мир жёлтыми радужками.
— Демид! — шипит Слава, спешно скатываясь по лестнице вслед за другом.
— Они…
Демид спотыкается, задыхаясь на полуслове и оборачиваясь.
Слава от неожиданности влетает в него и тут же отступает на шаг. Радужки прямо на глазах темнеют. Знакомая и привычная желтизна прячется за рыжиной солнечного, напитавшегося силы янтаря. Дыхание перехватывает, а в следующий момент, когда Демид снова дёргается, собираясь ускользнуть, Слава перехватывает его, сжима руки поперек груди.
Желтизна — удел большинства оборотней. Янтарь — отличительная черта альфы стаи.
— Не ходи, — шепчет Слава, прекрасно зная, что значит янтарь в глазах Демида.
— Я должен… они…
— Ты не успеешь, — севшим голосом шепчет Слава, чувствуя, как застывает в горле ком.
«Ты уже не успел».
Он лишь сильнее сжимает руки, удерживая напряженного Демида на месте.
— Ты…
Слава замолкает, так и не договорив…
— Демид, возьми за поясом, — требует Слава и сам себя не слышит.
Слишком громко в груди грохочет сердце, перекрывая любые звуки отзвуком-пульсом в ушах.
— Ну! — понукает он, не отводя взгляда от охотников. И только благодаря этому успевает заметить движение Потапа, дёргаясь и поводя стволом в его сторону.
— Не советую, — качает головой он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более уверенно и равнодушно. — Палец, знаешь ли, дёрнуться может и бум.
— Нас двое, ты один. Псина тебе не поможет.
Слава усмехается, чувствуя, как приподнимается на спине куртка, а следом из-за пояса исчезает пистолет.
Всего шаг в сторону и рядом с ним наконец-то встаёт Демид.
— Он волк, — поправляет Слава, страстно желая узнать в порядке ли Аня, но понимая, что сейчас не время для этого вопроса.
— Псина. Бешеная, — повторяет Потап, и Слава едва сдерживается от выстрела.
«Не убивать» — напоминает он себе, давя растущее внутри искушение. Ведь никто не узнает, если он нажмёт на спусковой крючок. Это даже не его оружие.
«Всего лишь спор двух охотников зашедший слишком далеко» — нашёптывает что-то тёмное внутри и Слава облизывается. Но всё равно не стреляет. Потому что за спиной напуганная и усталая Аня, потому что Демиду не понравится, если он обагрит руки кровью. Не так.
«А иначе не выбраться» — нашёптывает всё тот же голос.
— Чего у вас там? — кричит Влас снаружи и Слава от неожиданности едва не совершает непоправимого.
— Порядок, — внезапно отзывается Герман. — Оставайтесь снаружи.
— Предлагаю разойтись мирно.
Это глупо, это неправильно. Слава прекрасно знает, что упустит свой шанс их прижать, если охотники сейчас уйдут. Однако другого варианта он не видит.
«Сначала Аня. Живая, здоровая и целая. Потом я их достану. Обещаю, что достану тебя Герман».
— Кончай их и пошли, — недовольно ворчит Потап. — Тут делов на три выстрела.
— Нет! — Герман почти рычит, отвлекаясь на мгновение от них, чтобы обернуться к Потапу. — Он нужен мне живым!
Слава пользуется этим замешательством, всё-таки нажимая на спусковой крючок, но целясь в ноги, а не в грудь. Только вместо хлопка выстрела звучит щелчок осечки. И этим уже пользуется Герман.
Время ускоряется, однако Славе кажется, что это он сам наоборот замедлился.
Он не успевает перезарядить пистолет, как плечо обжигает, а следом приходит боль. Звуки сливаются в общую какофонию: крики за окном, выстрелы, болезненный рык Демида, мат Потапа. Герман дёргает Славу за раненую руку, вызывая в той новую вспышку боли.
Его разворачивают, а в следующий момент Слава уже летит назад, впечатываясь спиной в крепкую жёсткую грудь, а под подбородок упирается ствол.
— Шаг и я вынесу ему мозги, — ласково обещает Герман и припавший на колено полуобратившийся Демид замирает.
— Ты говорил, что я нужен тебе живым, — облизываясь, усмехается Слава и пистолет давит сильнее заставляя задрать голову и заткнуться.
— Потап, уходим.
Страх смешивается с облегчением, и Слава на мгновение прикрывает глаза.
Он понятия не имеет, почему они уходят, но Демида оставили живым. Он позаботится об Ане и выведет её отсюда. Обязательно.
Щеки касается холодный ветер, и Слава шумно втягивает носом свежий воздух.
Здесь нет ступеней, даже приступка, поэтому выйти удаётся без проблем. Слава уже собирается попросить не давить так и позволить хоть немного опустить голову, он ведь не будет сбегать, когда голос Германа заставляет распахнуть глаза и скосить взгляд в сторону.
— Вы нас пропустите и мы уйдём. Тогда никто не пострадает. — Жёстко, холодно, самоуверенно.
Перед ними, насколько удаётся рассмотреть Славе, ощетинившиеся оружием люди. Немного, но их вполне хватило, чтобы повязать оставленных снаружи охотников.
— Руслан, Руслан, я-то думал ты хороший охотник, правильный, — цокает языком, насмехаясь, Герман и Слава понимает, что они пришли. Сабина получила его сообщение.
— Отпусти его, — твёрдо и спокойно требует Руслан, на что Герман только усмехается.
— Он мой билетик на свободу. Так что нет. Тем более не думаю, что вы в ответ отпустите моих людей.
Герман лишь крепче сжимает пальцы на плече, том самом, которое вспорола пуля, и которое не так давно пострадало от языка Таутай-лак. Слава шумно сглатывает, морщась от боли. «Мушка» тут же царапает кожу на горле.
— Мы сейчас отойдём немного, а потом я подумаю, — обещает Герман, продолжая идти, и всего через пару шагов Слава перестаёт видеть и Руслана, и Сабину, и Риту, уверенно придерживающую стоящего на коленях Бурого. Будто он и не раза в два её шире и сильнее.
