— Я таким не занимаюсь, у меня с девчонками всё нормально.
— Не стоит врать унту, который знает тебя лучше, чем ты сам.
Борис сжал губы и отвернулся.
— Место, в которое мы сегодня пойдём, называется бар «Дар унижения».
Борис ухмыльнулся и хотел полезть свободной рукой к телефону, чтобы найти это место на карте, но остановился, едва сунув пальцы в карман. Это ж место унтов, откуда ему быть на людских картах?
— Знаете Виктор, я считаю нечестным и неправильным, что вы знаете обо мне всё, а я о вас практически ничего. Может, расскажите, что-то о себе?
Виктор заканчивал нижнюю часть ручки. Пауза после слов Бориса сильно затянулась.
— Готово. Сейчас я обработаю и заверну твою руку, а ты мне покажешь второй. Когда начнём, я…
— Так сложно рассказать о себе? — возмутился Борис.
— Когда начнём, я тебе всё расскажу.
Борис сделал полукруг глазами и уставился в сторону.
Когда на правой руке юноши лежал компресс, Виктор встал и подошёл к папке. Он протиснул палец в листки и открыл на нужной странице. Прямо посередине листа лежал смятый чек.
— Одна бутылка пива и всё? Ты больше вчера ничего из алкоголя не пил? — не поворачиваясь, спросил Виктор.
Тут начала расти пауза, которую Борис мигом прикрыл:
— Нет, не пил, — соврал он.
— Вот и отлично. Чрезмерное употребление вредит здоровью, да ты и сам знаешь. Что будем бить?
— Нож-бабочка в самом низу страницы.
Борис уставился на Виктора, который, по всей видимости, сканировал рисунок балисонга. «Неужели он не знает, что я ему соврал?» — подумал юноша. Как это проверить было тоже не ясно. Может татуировщик уже начал подготавливать новый поучительный аттракцион с фантомной кровью на кафеле, а своему подмастерью замыливает глаза. Борис устал быть осторожным и ожидать внезапного удара. Каждое действие Виктора и других унтов непредсказуемо, единственная мера противодействия, не вступать с ними в контакт, а это невозможно.
— Всё готово. Можем приступать. Думаю этот ножик лучше набить сюда, — Виктор взял левую руку юноши и провёл пальцем от запястья до середины предплечья по её внутренней стороне.
— Да, — сказал Борис сдавленным голосом, а затем прочистил горло и продолжил. — Думаю, в разложенном состоянии будет смотреться лучше.
— Тебе виднее. Так вот, детство моё не отличалось от детства обычного человека, — Виктор начал наносить остриё у самого запястья Бориса, — Я ходил в детский сад, это был скорее детский дом, в котором воспитательницей работала моя мама. Потом в школу. В шестнадцать лет отец взял меня в качестве подмастерья. Он владел этим тату-салоном, — Виктор окинул глазами потолок, не прекращая набивать тату. От чего Борис сглотнул, — Через год он умер, и этот салон перешёл мне по наследству. Ни жён, ни детей у меня нет, и не было. Была одна подружка, но я о ней практически ничего не помню, как не странно, — Виктор замолчал и сразу продолжил. — Друг у меня один, если повезёт, сегодня увидитесь
Мастер убрал иглу и ослабил пальцы. Он посмотрел на левую часть своей груди, а затем потянул за ворот рубашки. Оттуда бил поток красного света. Виктор расстегнул пуговицы и оттянул ткань влево. Юноша прищурился и прикрыл глаза рукой. На груди, в районе сердца светилось, что-то еле различимое. Борис с большими усилиями смог разглядеть только круг.
— От этой метки обычно исходит холодный синий свет. Красный значит, что в территории произошли изменения. Покраснение спадёт, когда я переступлю порог бара, — бара, в который мы с тобой сегодня собрались пойти.
— Тату потом доделаем? Сейчас бежим в бар? — сказал Борис с улыбкой на лице.
— Нет, конечно, — Виктор начал застёгиваться. — Это не к спеху. Клиентов сегодня уже не должно быть. Этот свет люди всё равно не видят, да и рубашка его не пропускает. Так что продолжаем.
— У меня такой же фонарь на груди будет?
— Сейчас тебе без надобности. Но если хочешь такую метку, её наносит только один унт в городе — бармен, хозяин заведения «Дар унижения». Слишком много совпадений для одного дня, не находишь?
Когда Виктор закончил татуировку, оповестил, что идёт в душ, а салон остаётся на попечении Бориса. Он в свою очередь хотел ещё потренироваться с птицами, но его остановила одна мысль. Получается, что для появления объектов из чужой кожи нужно избавиться от всех чувств и эмоций. А что ему делать, чтобы высвободить их из своей кожи? Наоборот переполниться ими? Но Виктор, очевидно, так не делает, а оружие из его кожи выходит.
Глава 6. Часть 2
Когда мастер вернулся из душа, Борис сразу бросился на него с расспросами.
— Виктор, вопрос есть. Если татуировки из чужой кожи выходят под влиянием моей бесчувственности и безэмоциональности, то, как мне быть с тату на моих руках? Они будут выходить по противоположному принципу или как?
Виктор остановился в дверном проёме и начал говорить прямо оттуда:
— Я уже говорил, что достать татуировку из чужой кожи сложнее. А вот когда она в твоей коже — ты её хозяин. Ты управляешь всеми чувствами и эмоциями, из которых она состоит. Всё о чём тебе нужно беспокоиться — не дать им тебя поработить, взять верх над тобой, иначе станешь одержимым.
— Проще, чем хотелось бы. Ладно, сейчас вы погоните меня в душ, поэтому пойду сам.
— Стой. Нужно хорошенько намотать тебе на руки пищевую плёнку. И особо воду на руки не лей.
Татуировщик забинтовал ему руки так, что нож к коже через щель не пролезет, не то, что вода. Юноша посмотрел на свои руки, а потом перевёл глаза с поднятыми как можно сильнее бровями на мастера.
— Я на счетовода похож с накладными рукавами. Это не слишком?
— Ты в них только душ примешь и всё. Так что вперёд и не задерживайся.
После душа сборы заняли немного времени и уже вскоре они были на улице. Борис вдохнул сладкий запах вечера, от которого закололо в затылке. По словам Виктора, бар находился на противоположной окраине города, но на их счастье один автобус шёл прямо к нему. Вечер был тёплый и безветренный. Солнце уже зашло и улицы начали наводняться ночными гуляками, к которым можно было причислить нашу парочку. Сигналы машин гудели, некоторые проносились с гремящей музыкой из салона, но Борис и Виктор их не слышали, так как автобус был переполнен болтливыми подростками.
Борис сидел у окна и смотрел на живые улицы, толпы прохожих и тусклые фонари. Он был рад посещению значимого для унтов места, а ещё больше радовался тому, что это был бар. Видимо, унты не все такие поборники правил как Виктор. Юношу внезапно пронзила мысль: «Чек с пивом он увидел до того, как сказал, что мы пойдем в бар?» По спине пробежался холодок от осознания предпочтений Виктора клин клином вышибать.
Начало пути в бар пролегало через широкую железную дверь на торце одного из жилых домов. Она предположительно вела в подвал и выглядела так, будто её не открывали лет десять и ещё завалили с другой стороны мусором.
— И что дальше? Я, конечно, понимаю, что это место не для людей, но у меня ощущение, что если мы её откроем, нас собьёт волна старых покрышек и газет.
— К каждой двери нужен свой подход. Вот, возьми, — Виктор протянул ему симмиринг и сделал два выстрела по двери из пистолета М1911.
Два отверстия на одном уровне по краям двери, но они не были дырками в металле. Перед глазами Бориса предстало невиданное до этого момента. Два бугорка, которые росли наружу как муравейники, и состояли толи из тёртого металла толи из кристалликов льда. Виктор вставил симмиринг в один из холмиков, и он втянулся внутрь, поглощая цилиндр. Пробитое место стало гладким, как и прежде.
— У этого места тоже есть эти чёртовы депозиты, — Виктор указал на последний бугорок.
Юноша хмыкнул, развёл руками и с размаха вставил симмиринг в холмик и сделал шаг назад, но его что-то потянуло за руку.
— А вот так лучше не делать.
Бориса потянуло к двери сильнее; руку заглотил по локоть бугорок, который стал больше. Он ощетинился и начал активно пульсировать, засасывая его внутрь. Юноша молчал, но часто и громко дышал. На его лице был страх и отчаяние. Когда холмик достиг плеча, появилось ещё несколько бугорков, которые принялись засасывать его тело активнее, чем прежде.
