Глава 6. Часть 3
Борис услышал шёпот под правым ухом. Слов не разобрать, просто еле слышные звуки мужского голоса. Он обернулся, опять никого.
Все унты вокруг начали копошиться в карманах, доставать или материализовать разнообразные объекты: цветы, железные шарики, перья, горох, зажигалки, у одной дамы даже было продолговатое фиолетовое изделие из силикона, которое неприлично держать в руках находясь в обществе. Некоторые вещи Борис не разглядел, но было очевидно, что они относятся к местам, в которых работают эти унты.
— Я известен вам как Цирюльник. Я помогал вам, лечил любой недуг. А сейчас я пришёл на смерть…на смерть от ваших рук. Не тяните, скоты.
Цирюльник поднял лицо вверх и закрыл глаза. В него полетели огненные брызги из кончика силиконового изделия, пули из револьвера Виктора, огненные струи из зажигалок, покрытые густым тёмным дымом горох и металлические шарики, объятые пламенем цветы и перья. Со стороны это напоминало действо, когда раньше убогих закидывали камнями, гнилыми овощами, обливали помоями. Все эти снаряды летели градом со всех сторон толпы, окружившей Цирюльника. Делалось это с каменными лицами. Чёрные глаза с красными радужками глядели на его тлеющее тело. Объятая пламенем фигура, поддерживаемая, так или иначе, потусторонними силами, продолжала твёрдо стоять.
Борис увидел в толпе Консуэлу, которая обматывала Цирюльника огненной нитью, и юноша вспомнил её слова:
«Цирюльник — светлая душа».
Он увидел в толпе и Джона, который набрал полную грудь дыма и выдувал огненное пламя, словно дракон. Юноша вспомнил и его слова:
«Эх, без Цирюльника трудно придётся. Иногда, казалось, что ему любая задача нипочём, что не попросишь, будет сделано».
Раздался треск, и то место, где у Цирюльника были ноги, переломилось как сухая балка, и верхняя часть упала на пол. Унты прекратили огонь и все как один уставились на пламя. Цирюльник ведь был в их глазах особенным хинтом, важным, незаменимым, а сейчас его превращали в пепел за неизвестные для Бориса прегрешения. Что могло заставить унтов так поступить? По их словам он хороший, но с ним расправляются, как с омерзительным злом. Видимо, он нарушил одно из правил или сразу несколько. Если даже так, почему это происходит?
Когда толпа закончила, от Цирюльника ничего не осталось, даже горки пепла. Борис уставился на то место, где ещё пару минут назад стоял живой Цирюльник. Лицо юноши побледнело сильнее, чем та крысиная морда при виде Виктора. Озноб колотил мышцы, живот мутило, тошнота подступала к горлу, но частое глотание слюны притупляло её. Он повернул голову и наткнулся на вертикальные зрачки мастера. Юноша попятился и чуть не упал на столик. Он хотел побежать на выход, но желудок звал его в туалет, благо на пути никто не стоял.
Его продолжало тошнить даже, когда желудок опустел. Спазмы сжимали мышцы живота с каждым разом всё сильнее, но, в конце концов, ему удалось успокоиться. Борис тяжело дышал, прислонившись к двери туалетной кабинки и уперев колени в пол. В горле саднило, он часто сглатывал в надежде погасить неприятное чувство.
Юноша вытерся обрывком туалетной бумаги, спустил воду, предварительно бросив туда скомканный шарик, и уселся на опущенную крышку унитаза. Он хотел убедить себя в том, что точно в этот-то раз Джон постарался со своими иллюзиями. Это просто злой трюк, которым Виктор хотел его наказать. Он знал за что: бутылка пива не прошла зря, точнее не одна бутылка пива. Борис, собирая надежду по кусочкам, хотел, чтобы это всё было наказанием. Ему наглядно ещё раз показали, что бывает, когда нарушаешь правила. Пьянствовать неправильно, вот за это и наказали.
Юноша провалился в воспоминания. Где ещё копаться в себе и искать ответы в прошлом, если не сидя на унитазе?
***
— Да чтоб ты сдохла! — крикнул маленький мальчик своей бабушке.
Женщина вздрогнула и на глазах помрачнела. Они шли по людному тротуару, бабушка держала ладонь сорванца в своей. Она просто смотрела вперёд и вела мальчишку, пока он время от времени пытался вырваться. Малец гудел, выл и старался утянуть бабушку куда-то назад. Она вдруг остановилась и подняла своего внука на руки. Он, в свою очередь, сопротивлялся и давил ей на грудь, дрыгал ногами, попадая по животу женщины. Бабушка стойко выдержала все нападки внука с безмятежным лицом. А когда он прекратил сопротивление, надул губы и отвернулся, женщина сказала:
— Если я прямо сейчас пропаду, исчезну, не будет меня нигде, что ты будешь делать? Если я жить не буду, если ты жить не будешь, что тогда будет? Горе.
Мальчик в милой, красной шапочке, из-под которой выглядывали пряди светлых волос и одна прядка красных, надул губы ещё сильнее и демонстративно скрестил руки на груди. Бабушка поставила его на землю, а сама ушла, широко шагая. Мальчик смотрел ей вслед и на взрослых, которые проходили мимо. Уголки губ, руки опустились и начали подрагивать. Мальчик зарыдал и бросился догонять бабушку, которая продолжала идти, не обращая внимание на ревущего внука, хотя все прохожие начали оборачиваться и провожать его глазами.
Когда он догнал свою бабушку, то вцепился в её пальто пальцами и крепко сжал.
***
Борис не знал, почему именно этот момент из жизни крутился у него сейчас в голове. Мир, который он пытался постичь, рушился у него на глазах. Ему хотелось выбежать из этого бара, скрыться от всех этих хинтов и унтов, и продолжить жить, как обычный человек. Он прижал ладони к глазам так, что увидел расплывающиеся круги. Когда он отдернул руки, перед ним была всё та же кабинка и всё та же реальность, которая должна была, обязана быть сном.
— Эй, пссс, — раздался тихий мужской голос снизу.
Юноша опустил глаза. Напротив, около его ног сидел щенок месяца три-четыре от роду. Скорее всего, порода — немецкая овчарка, только этот пёс не был обычным: весь чёрный как фантом-уборщик из салона Виктора. Пёсик отличался своей сущностью — он просвечивался насквозь как призрак.
— Рад, что ты обратил на меня внимание, — голос, исходивший из щенка, был твёрдый, напористый и привычно безэмоциональный. Такие звуки точно не подходили такому милому фантомному пёсику. Из щенка хоть и выходили звуки, но пасть его не двигалась; он просто смотрел на Бориса.
— Это…что? — спросил юноша.
— Разговор, беседа. К несчастью, не получилось поговорить с глазу на глаз, но в скором времени, я надеюсь, нам удастся увидеться.
— Кто…э…что-что…что это?
— Меня зовут Олег, хотя все называют меня Аристократ. Думаю, ты слышал обо мне: унты часто меня вспоминают. Я хотел тебе кое-что рассказать, молодой унт Борис.
Он не знал, как на это реагировать. Борис хотел убежать от унтов, а это новое знакомство наверняка заставит его ещё сильнее увязнуть в этом мире. Снаружи ночь, и подстерегающие его одержимые. Он не знал, сможет ли воспользоваться оружием, которое было под компрессом, — это был немаловажный сдерживающий фактор. Да и в безэмоциональное состояние после таких потрясений не войти. Юноша решил выслушать щенка, всё равно ему деваться некуда.
— Молодой унт слушает.
— Отлично. Я понимаю, как тебе сейчас сложно. После такого зрелища унту из мира людей, мягко говоря, несладко. Мне пришлось пережить то же самое. Поначалу я ненавидел их, весь этот крохотный мирок с особыми правилами…правилами, которые сделали меня сиротой. Мы похожи Борис.
— Не думаю, я — это я, ты — это ты.
— А я думаю, что всё-таки похожи. Я тоже сирота и также пришёл в мир унтов, когда забрёл в одно из заведений. В моём случае, это была парикмахерская. Я был мал для подмастерья, поэтому меня отправили дозревать. Когда мне было шестнадцать, стал подмастерьем в комиссионке. Плюс-минус похожие истории. Ну, тут уже как ты пожелаешь — не похожи, так не похожи.
— Хотелось бы уже ближе к делу. А не это втирание в доверие для дурачков.
— О, как. Хорошо, без дураков и ближе к делу. Помнишь свою первую встречу с одержимыми?
