— Да.
— А когда была вторая, и сколько прошло времени?
— На нас напали в салоне Консуэлы примерно через две недели.
— Не кажется ли тебе странным, что на тебя напали после нанесения татуировки, а потом про тебя забыли? И то второе нападение было именно на салон Консуэлы, а не на тебя.
— Если есть какая-либо информация, а она сто процентов есть, так дай мне её.
— Виктор подкупил одержимых, которые на вас напали.
Серьёзное лицо Бориса никак не изменилось, но внутри случился взрыв. Все его подозрения не вели к такому исходу. У него и в мыслях не было, что Виктор мог совершить такое, всё что угодно, но не это. Борис знает, что одержимых нельзя подкупить, нельзя управлять, хотя об этом ему сказал Виктор.
— Если не веришь, можешь сам у него спросить. Он, как ты мог уже заметить, правильный унт — точно не соврёт.
— А кто тогда устроил нападение на салон Консуэлы?
— Моим информаторам пока не удалось это выяснить. Но могу быть уверенным в том, что нападение кто-то спланировал.
«Конечно, так он от вопроса в лоб и расколется, но стоит отдать ему должное, говорит он убедительно: даже не запнулся ни разу», — подумал Борис.
— Мир унтов — не простое место. Здесь нужно обладать как можно большим количеством информации. Молодым унтам без неё будет тяжко.
На полу, за щенком появилась чёрная лента из той же материи, из которой был сделан пёсик. Она проявлялась постепенно и напоминала скотч, который оклеивают от пола. Лента заканчивалась на шее щенка. Она тянула его в проём под дверцей туалетной кабинки.
— Надеюсь, найду для тебя ещё что-нибудь полезное и передам при личной встрече. До свидания. Береги себя.
Щенок протиснулся под проёмом, будто тело пёсика было сделано из резины, и скрылся в неизвестном направлении.
— Как ты там? — Борис услышал голос Джона откуда-то сверху. — Сам с собой болтаешь?
Юноша поднял глаза. Джон навис справа от него над перегородкой между кабинками, как в тот раз над стойкой в табачной лавке. На нём была белая майка без рисунка.
— Завязывай с этим, — присоединилась Консуэла, — а-то все могут посчитать, что ты ку-ку.
Борис перевёл взгляд налево. Консуэла также нависла над перегородкой.
— Что с вами не так?! По-вашему ничего не произошло? Вы убили Цирюльника, а сейчас так миленько общаетесь.
— Мы понимаем, как это выглядит, Борис, — сказал Джон, вздохнул и опустил глаза.
— Мы понимаем, но мы не должны идти против правил. Иначе нас ждёт хаос, от которого избавились наши предки.
— Но вы же говорили, что Цирюльник хороший, что он всем помогал, золотые руки и так далее. И вы стояли в ряду с теми, кто его убил, — Борис чувствовал, как к его горлу подступает горечь, дыхание учащается, а глаза намокают. Знакомое ощущение, но к нему примешалось онемение в пальцах, будто он пьян.
— Тише Борис, контролируй себя, — забеспокоился Джон. — Контроль, либо остаток недолгой жизни одержимого.
— Хотите меня успокоить, скажите, что это были ваши иллюзии, что всё это неправда.
— Это были не иллюзии, — Джон поднял трубку, затянулся и выдул тонкую мощную струю в лицо Бориса, — А вот это они.
Борис не успел увернуться от стремительного потока дыма, как только он развеялся; лицо Джона изменилось: кожа покраснела, черты лица стали по злодейски угловатыми, глаза пожелтели и начали источать дым, а из головы торчали два спиралевидных рога как у барана. Юноша отвёл глаза и уставился в пол.
— Какие вы хорошие и правильные. Не врёте, соблюдаете правила. Как же это всё прекрасно.
Борис тяжело и громко выдохнул.
— Консуэла, а что вы забыли в мужском туалете?
— Борис, мальчик мой. Ты тут ноешь, как девчонка — я просто перепутала.
Он не смог оценить эту колкость, сейчас в его душе был такой сумбур, что юношу могла задеть любая фраза в его адрес.
— Шутки шутите. Ну да, смех ведь продлевает жизнь — это правило.
— Я это к тому, чтобы ты перестал ныть и посмотрел на вещи здраво. Может ты что-то упустил или не понял, но Цирюльник бросил умирать своего подмастерья — унта, блудного сына, — которого должен был поставить на путь истинный. Тебе было бы приятно, если бы Виктор оставил тебя умирать?
Борис молчал и сжимал губы, но через пару секунд ответил:
— Очевидно, что нет. Но он натравил на меня одержимых, не похоже, что он обо мне так печётся.
— Хм, интересно, — сказал Джон. — Честно, первый раз такое слышу. Обычно, если мы видим то сразу…ну, понимаешь, они как звери, которые попробовали человеческую кровь — они уже не остановятся. Да и как ты договоришься со зверем? Виктор обычно поступает как все, он всё делает правильно. Но если ты уверен в своих словах, тебе лучше спросить у него лично.
— Да, тоже не понимаю, как-то это нереально, — сказала Консуэла, — С чего это ты взял?
— Услышал от унта.
— И кто это?
— Какая разница! Всё закрыли тему, я просто спрошу у Виктора.
— Закрыли тему, так закрыли тему, — заулыбался Джон и приподнял пальцы, которыми держался за перегородку. — Что ещё думаешь делать? Вот поговоришь с Виктором, что дальше?
— Видно будет. Не думаю, что останусь с вами.
Повисла гнетущая тишина. Борис посмотрел на Джона, который смотрел в сторону с серьёзным лицом. Затем юноша посмотрел на Консуэлу, у неё дрожали веки, но она старалась сохранить безразличие на лице.
— А ты видел список правил? — наконец сказал Джон.
— Нет. Виктор сказал, что я посмотрю на них, когда будем уходить.
— Если хочет, пусть идёт. Ты не видишь, не слышишь, Джон? Ему это всё не нравиться. Ты можешь представить, как он будет также карать нарушителей правил, а? Вот я не могу себе такое представить. Борис, детка, тебя тут что-то держит?
— Уже нет.
Борис посмотрел на свои рукава, которые скрывали под собой компрессы.
— Тут ещё татуировки, — он поднял руки, — думаю их можно свести.
— Их нельзя свести, — зазвенел под ухом зефирный голосок змейки, — нельзя свести обычным, человеческим методом. Это сможет сделать только Виктор.
— Ладно, не страшно. Ничего меня не держит.
— Погоди, Борис. Поговори сначала с Виктором. Я тебя прошу. Дело куда серьёзнее, чем ты думаешь. Тем более, ты точно не знаешь, натравливал он на тебя одержимых или нет. Поговори с ним, спроси его об этом. Он не обманет, — сказал Джон.
Борис чувствовал ненависть, горечь сдавливала ему грудь. Он хотел удрать, выбить дверь туалетной кабинки и бежать пока не окажется дома. Забыть обо всём и жить дальше обычной человеческой жизнью. Устроиться в тату салон к человеку и наносить татуировки без страха быть убитым из-за нарушения правил или самому стать карателем таких нарушителей.
Борис молчал и думал не долго, но достаточно продолжительно:
«Я же не импульсивный подросток, а взрослый человек. Нужно поговорить и подумать. Взвесить все за и против. Джон же говорит, что всё не так просто. А уйти я всегда успею».
Джон и Консуэла терпеливо ждали его решения.
— Ладно, я с ним поговорю. Где он?
Консуэла спустилась и вышла из туалета.
— Сначала тебе лучше взглянуть на правила, — ответил Джон.
Джон и Борис стояли перед белой доской, которая висела на обратной стороне от места знакомства бармена и юноши. Она была большой, выше человеческого роста, с выведенными на ней золотыми буквами, которые слабо светились и складывались в эти строки:
1) Не вредить людям.
2) Блудных сыновей и дочерей нужно вернуть на путь истинный. (Блудный сын или дочь — ребёнок унта или хинта, который остался сиротой, и его воспитывали люди).
3) Мы должны не просто подбирать осколки души, но лечить её, собирая в единое целое.
4) Территорию можно забрать только в честном поединке. В честном поединке допускается смерть проигравшего.
5) Можно убить того, кто хочет убить тебя.
6) Хинты и Унты не должны вступать в любовные отношения с людьми
7) Хинт должен быть Хинтом, а Унт — Унтом. Все мутанты должны быть уничтожены.
