— Вот этот, — мать стучит ногтем по тому самому лицу, к которому прикипел взгляд Славы. — Как его там… Фадя или Федя… А может Филя. Не помню уже.
— Федя. Фёдор Игнатьевич — поправляет он, всё-таки узнавая мужчину на фотографии.
* * *
В комнату Слава поднимается совершенно опустошённым, уложив мать спать и забросив коробку с вещами из прошлого обратно на шкаф.
Открывая дверь, он никак не рассчитывает столкнуться взглядом с Демидом. Однако тот, успев сменить свитер на серенькую футболку, сидит, замерев на краю кровати, и смотрит так, что Слава понимает — он всё слышал.
— Я в порядке, — твёрдо, но тихо, так чтобы не разбудить свернувшуюся калачиком в своей кровати у стены Аню, заявляет Слава, прикрывая дверь. — Чего не спишь?
— Не спится.
Демид поднимается, и Слава отступает, планируя обойти его по дуге. Контактировать с кем-либо ему сейчас не хочется. От того чтобы тоже глотнуть коньяка удерживает только нелюбовь его стаи к запаху алкоголя и тот факт, что возможно завтра всё-таки придётся сесть за руль. Самому.
— Слав, — зовёт Демид, но Слава даже головы не поворачивает, лишь отзывается хрипло, повторяя:
— Я в порядке.
«Какое, к чёрту, в порядке? Мой отец убил его семью!»
Несмотря на полное опустошение, сердце в груди от этой мысли ускоряется, отбивая по рёбрам нервный ритм, будто в попытке сбежать от открывшейся реальности.
«Он убил родителей Ани. Обеих Ань…»
Не вовремя вспоминается старая подруга, сестра Демида, и от этого делается только хуже. Дышать становится тяжело и Слава открывает рот, чтобы вдохнуть больше воздуха.
— Какое, к чёрту, в порядке? — низко рычит Демид и рык этот цепляет что-то внутри.
Горячая щекотка поднимается вверх, отдавая лёгким покалыванием в переносице и глазах.
— Обычное.
— Иди сюда нахрен, — коротко требует Демид. — Живо!
Стоит лишь развернуться, как Слава влетает в Демида, а крепкие руки обнимают за плечи не позволяя вырваться. Да и сил на это у него уже не остаётся.
Сдувшись, словно воздушный шарик, Слава утыкается лбом в плечо и шумно выдыхает.
— Мой отец убил твою семью, — всё-таки шепчет он, выпуская на волю застрявшую внутри занозой мысль. — Он лишил тебя и Аню родных… Млять!
— Тихо. Успокойся.
Слава фыркает, цепляясь за футболку на спине пальцами, будто боясь упасть. Сердце всё ещё продолжает долбить о рёбра, но дышать становится чуточку легче и он втягивает носом воздух, продолжая утыкаться в чужое плечо.
— Всё это внедрение, вся эта беготня за ним одна большая подстава. А я лошок. Тупенький сын убийцы…
На затылок ложится горячая ладонь, и Слава замолкает, замирая под прикосновением.
— Ты умный, смелый и верный, Слав. Ты наша стая, запомни это. Слышишь?
Слава сглатывает вставший в горле ком и кивает зажмуриваясь.
У него есть стая и Слава хочет, чтобы так было и впредь.
Глава 17
— Спи, — требует Демид и радужки его вспыхивают в темноте комнаты рыжими всполохами.
«Ты забыл, что я не оборотень и на меня твои альфа-штучки не действуют».
Улыбка сама собой забирается на губы: кривая и чуть подрагивающая. Слава давит её, прикрывая глаза и старательно выравнивая дыхание.
«Я сплю, — послушно добавляет он, прикусывая губу и всё так же молча. — Честно-честно».
Слава вслушивается в тихое сопение дочери. Аня спит, замотавшись в одеяло и уткнувшись носом в потрёпанную игрушку.
Дыхание рядом тоже выравнивается, и Слава выдыхает, осторожно закидывая руки за голову.
К нему сон так и не идёт, вместо него возвращается тревога, а в голову лезут непрошеные мысли. О матери, Германе, о Сидре и его словах, о Богдане, что оказался его братом, и о…
«А был ли вообще тот охотник, про которого рассказывал Фёдор Игнатьевич или это с самого начала был кусочек сыра для глупой мыши?»
Шумно выдохнув, Слава переворачивается на бок.
Демид спит, обняв одеяло и уткнувшись в его край носом, и на лице его нет ни намёка на привычную хмурость.
— Вы в безопасности, — шепчет Слава, едва шевеля губами. — Спи, я обо всём позабочусь.
Он поднимается, собираясь спуститься вниз, но успевает лишь сесть, когда на запястье сжимаются сильные пальцы.
— Куда?..
Вопрос звучит невнятно, а обернувшись, Слава понимает, что Демид говорит это в полусне, поймав его скорее инстинктивно, чем осознанно.
— Спущусь вниз, перекушу что-нибудь, — всё-таки поясняет он, мягко коснувшись сомкнутых на запястье пальцев ладонью. — Просто спущусь вниз.
Слава не знает, что именно действует: голос или осторожное прикосновение, но хватка ослабевает, а затем и вовсе исчезает, позволяя уйти.
Подхватив с комода у двери связку ключей, Слава сбегает вниз, чтобы добраться до машины. Он точно помнит, что видел сегодня в багажнике сумку с ноутбуком.
— Ну что ж, Сидр, надеюсь, в твоём облаке было хоть что-то полезное.
Верить в то, что тот тоже входил в придуманную Германом схему совсем не хочется.
«Герман не может быть настолько больным, чтобы рисковать своим младшим сыном без всяких гарантий. А их не было».
Вернувшись с ноутбуком и соорудив себе пару бутербродов с чаем, Слава забирается в угол диванчика на кухне.
Именно там и находит его мать рано утром: взъерошенного от частого запускания пальцев в волосы, сменившего чай в кружке на кофе и с недоеденным бутербродом на столе.
— Ты хоть немного спал? — со вздохом интересуется мать, проходя на кухню. За окном ещё совсем темно, а часы на плите показывают почти шесть утра.
— Немного, — кривит душой Слава, прежде чем задать встречный вопрос: — А ты?
— Приготовлю завтрак, — уходит она от ответа, и Слава признаёт за ней это право, поддерживая перемену темы.
— Если только тихо. Я не хочу, чтобы мои волки проснулись.
— Я буду осторожна, — обещает мать, отворачиваясь к холодильнику, и Слава кивает, снова погружаясь в полученные с ноутбука Сидра данные.
У Славы складывается ощущение, будто тот уже давно собирал на Германа компромат. То ли для защиты, то ли для шантажа. Он понятия не имеет для чего именно, да это его и не волнует. Сидр всё равно уже не сможет ничем из этого воспользоваться.
Даты, адреса, фотографии, как жертв, так и охотников. Правда качество последних сильно хромает, они сделаны будто бы исподтишка и наспех, однако узнать людей на них вполне реально.
Какие-то даты и имена Слава узнаёт, какие-то нет, но это говорит лишь о том, что жертв могло быть гораздо больше, чем он знает.
Прикусив губу, Слава открывает ещё одну папку и получает список фото-файлов. Вот только на них не люди, а страницы записной книжки с убористым, угловато-резким подчерком. Таким же, каким была сделана подпись на старой фотографии покоящейся в коробке на шкафу. Подчерком Германа.
Даты. Имена. Адреса. Те же самые, что Слава уже выдел в одном из файлов.
Со всем этим Германа вполне можно прижать.
«Только могу ли я теперь доверять хоть кому-нибудь в отделе?..» — задаётся вопросом Слава, когда перед ним оказывается тарелка с яичницей и жареной колбасой.
— Поешь.
Аппетита нет и в помине, он ушёл после одного из фото-файлов, но Слава всё равно берёт в руки вилку.
— Мам, — очень тихо зовёт он спустя некоторое время, прежде чем приложится к новой порции кофе. — Прости, что снова поднимаю эту тему, но… Ты сказала, что после замужества переехала к нему. Может, ты помнишь адрес?
* * *
— Передай Демиду, что я вернусь, как только закончу с делами. Не думаю, что на это потребуется много времени, так что я ненадолго, — одновременно просит и обещает Слава, убирая ноутбук в сумку, но оставляя его на кухонном столе.
— И эти дела как-то связаны с ним, да?
Слава замирает в дверях кухни, прекрасно понимая, кого именно мать имеет в виду под этим коротким словом.
Германа.
— Да. С ним.
