— Сука! — ревел Эш. — Эта сука проткнула меня железякой!
Железякой, которая, судя по прямоугольному сколу, была выломана из изящной кованой ограды в викторианском стиле и имела фута два в длину. На мой непрофессиональный взгляд, железяка вошла точно в сердце. Но это отнюдь не мешало Эшу метаться и вопить.
— Придерживайте его, — велела доктор.
Ухватив Эша за руку, я попытался прижать его к каталке.
— Может, дадите ему успокоительное?
Доктор воззрилась на меня, как на сумасшедшего.
— Успокоительное? Да он уже должен был умереть.
Эш вырвал у меня руку и снова ухватился за железный прут.
— Вытащи ее! — заорал он. — Вытащи, это железо, оно холодное!
— Можно ее вытащить? — спросил я доктора.
Это для нее стало последней каплей.
— Да вы что, с ума сошли?
— Железо… холодное. Оно убивает меня, — простонал Эш.
— Ее у тебя вытащат в больнице, — пообещал я.
— Не в больницу, — проговорил Эш. — Мне нужна Река.
— Доктор Валид тоже приедет в госпиталь, — сказал я.
Эш перестал корчиться и, ухватив меня за руку, притянул ближе к себе.
— Пожалуйста, Питер, — прошептал он. — Река.
Полидори писал, что «холодное железо вредоносно для фей и всех, кто в родстве с ними». И либо он просто издевался, либо констатировал, черт побери, очевидный факт. Ибо холодное железо однозначно вредоносно для любого живого существа, если проткнуть им это самое существо насквозь.
— Прошу тебя… — прошептал Эш.
— Я вытащу эту штуку, — сказал я.
Доктор сказала, что, на ее взгляд, это было бы роковой ошибкой и что если мне пришла в голову такая мысль, то я неполноценная личность с чрезвычайно низким интеллектом и выраженной склонностью к самоуничтожению.
Я обеими руками взялся за железный штырь. Он был скользким от крови. Увидев, что я делаю, Эш усилием воли заставил себя замереть. Напугал меня не звук разрываемой плоти, почти заглушенный воплем Эша. Нет — у меня застыла кровь от скрежета кости по неровному краю железяки. Вот этого звука я не забуду никогда в жизни.
В лицо ударил фонтанчик крови. Я ощутил запах меди и — внезапно — озона и театрального грима. Доктор оттолкнула меня в сторону. Машина как раз поворачивала, и я потерял равновесие и упал на спину. Доктор принялась прокладывать бинтами оба отверстия сквозной раны. Бинты набухли от крови еще до того, как она закончила. Было слышно, как она вполголоса ругается.
Эш перестал метаться и умолк. Его бледное лицо уже ничего не выражало. Пошатываясь, я поднялся и добрел до водительского места. Глянул вперед, на дорогу. Мы двигались к Тоттенхэм-Корт-роуд, то есть были минутах в пяти от госпиталя.
Водитель был примерно моего возраста, белый и худощавый. В ухе у него болталась серьга в виде черепа и костей.
Я велел ему поворачивать, и он в ответ послал меня куда подальше.
— Его нельзя везти в больницу, — сказал я. — На нем может быть пояс террориста.
— Что? — переспросил водитель.
— Возможно, у него при себе бомба, — пояснил я.
Он ударил по тормозам, и я по инерции вписался головой в водительское кресло. Доктор у меня за спиной закричала от бессильной ярости. Глянув вперед, я увидел, что водительская дверь открыта, а сам водитель улепетывает со всех ног.
Вот наглядный пример, почему не всегда стоит брякать первое, что пришло в голову. Я сел на место шофера, закрыл дверцу, завел мотор, и мы сорвались с места.
Лондонская скорая помощь располагает большим парком микроавтобусов «Мерседес Спринтер». От обычных они отличаются огромной кучей медицинского оборудования в салоне и мягкой подвеской, которая нужна, чтобы пациента не растрясло по дороге в госпиталь. Еще там есть жидкокристаллические мониторы, кнопки и разные рычаги, на которые я в целях экономии времени забил. В результате мы с включенной мигалкой и орущей сиреной пролетели мимо съезда к Королевскому госпиталю и устремились к реке.
К этому моменту доктор, судя по списку исходящих вызовов в коммуникаторе, успела включить свою гарнитуру «Эрвейв» и сообщить, что ее автомобиль угнал беглый псих, переодетый офицером полиции.
Это совершенно неповторимое ощущение — мчаться на полной скорости на машине скорой помощи с мигалками на крыше и сиреной, настолько мощной, что заглушает звук в наушниках айподов и глушит автомагнитолы, которые водители включают, чтобы отгородиться от внешнего мира. И распугивать по тротуарам прохожих. Когда перед Моисеем расступалось Красное море, он, должно быть, чувствовал то же самое, что я ощущал здесь, на забитом машинами перекрестке Хай-Холборн и Энделл-стрит. Я устремился вниз по Боу-стрит. И почувствовал легкое дежавю, когда промчался мимо строительных лесов, которые кое-где еще напоминали об ущербе, причиненном зданию Королевской Оперы.
Когда едешь на юг со стороны Ковент-Гардена, нетрудно сбиться с пути. Дороги здесь перегорожены бетонными блоками, чтобы по ним нельзя было объезжать основные пробки. Но я два года подряд патрулировал этот район, когда служил в участке Черинг-Кросс, и знаю кое-какие лазейки. Круто повернул направо, на Эксетер-стрит, а затем налево, на Барли-стрит. Все эти действия побудили доктора снова начать орать на меня. И очень не вовремя: я только-только приноровился к коварной системе управления этого микроавтобуса.
— Как он там? — крикнул я.
— Умирает от кровопотери! — прокричала в ответ доктор.
На несколько мгновений я влился в реку машин на Стрэнде, а потом перед потоком встречного движения свернул к Савой-стрит, узенькой улочке, ведущей прямо к реке, к западу от моста Ватерлоо. В центре Лондона сложно найти место для парковки. И все оставляют автомобили прямо на улице, совершенно не задумываясь о том, что мимо может проехать транспортное средство внушительной ширины и высоты, управляемое человеком, который, считай, полностью лишен самоконтроля. В общей сложности нанесенный мною ущерб составлял где-то тысяч двадцать фунтов — царапины на покрытии боковых панелей, сбитые зеркала и два-три гоночных мотоцикла (которые, кстати, вообще запрещено крепить к крыше автомобиля). Это не считая повреждений самого микроавтобуса — но они, я уверен, были сугубо поверхностны.
Еле вписавшись в поворот на набережную, я вильнул вправо и помчался по направлению к пристани Савой. Доехав, я остановил машину и перелез с водительского сиденья в салон. Доктор уставилась на меня взглядом, полным бессильной ярости.
Эш еле дышал. Повязка у него на груди сочилась кровью. Когда я попросил доктора открыть дверцу, то подумал в какой-то момент, что она меня ударит. Но нет, она расстегнула ремни и распахнула дверцу. Помогать мне вытаскивать Эша из машины она не стала. Поскольку было некогда возиться с носилками, я просто взвалил его на плечи и выволок наружу, под мелкий дождь.
