Эмили направилась к справочному киоску, рядом с которым в последний раз видела Уина (он объяснял что-то туристам, приехавшим на фестиваль), и вдруг почувствовала у себя на плече знакомую теплую руку.
Она обернулась и расплылась в улыбке.
Уин успел снять пиджак и галстук и закатал рукава рубашки. Его соломенная шляпа тоже куда-то делась. Но он все равно выглядел как настоящий южный джентльмен. При каждом порыве ветра белая рубашка развевалась, как парус. Его взгляд был пристальным, а глаза — невероятно зелеными.
— Привет. — Можно было бы начать разговор как-то поостроумнее, но Эмили слишком разволновалась оттого, что Уин был так близко.
— Привет, — ответил он.
— Ты заметил, что здесь прямо заговор, чтобы держать нас на расстоянии как минимум в двадцать шагов? Только захочешь с кем-нибудь подружиться, а тут сплошные препоны.
Уин взмахнул рукой — мол, пойдем. Не надо стоять на месте.
Они пошли в сторону аттракционов.
— Вот в этом и заключается разница между нами, — он оглянулся через плечо. — Я сразу знал, как это будет непросто.
— Тебе уже дали медаль «За отвагу»?
— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Рад, что нам все-таки удалось побыть вдвоем.
Она немного смягчилась.
— Хотелось бы мне тебя разгадать, Уин.
Он усмехнулся.
— Приятно услышать. Ты даже не представляешь, как это бодрит и освежает.
— В смысле, что я одна такая недалекая, а все остальные тебя давно разгадали?
Он пожал плечами:
— По крайней мере, все в Мэллаби.
— Ну вот. Я и так чувствую себя белой вороной…
— О чем и речь. Ты живешь в странном городе, но сама чувствуешь себя странной.
Они проталкивались сквозь толпу, и их руки случайно соприкасались. Эмили нравились эти нечаянные прикосновения. В Уине все было таким нарочитым, таким преднамеренным.
— Ну, я рада, что у меня получилось тебя взбодрить, — ответила она, и Уин рассмеялся.
Потом он на секунду остановился, схватил Эмили за руку и потащил к колесу обозрения.
— Давай покатаемся, — предложил он.
— Почему именно на колесе? — спросила Эмили. Рядом с Уином все было так странно и непонятно. Иногда ей казалось, что это игра. Только она не знала правил. И не могла разобраться, кто выигрывает.
— Потому что оно ближе всех, — объяснил он. — А тут мой отец.
Эмили оглянулась, пытаясь найти в толпе Моргана Коффи, но не увидела даже никого похожего. Уин заплатил за билеты и провел Эмили на посадочную площадку. Они сели в первую свободную кабинку, и смотритель аттракциона опустил защитную перекладину.
Колесо поползло вверх. Уин положил руку на спинку сиденья за спиной Эмили и поднял голову к небу. А Эмили смотрела вниз, на толпу. Она наконец разглядела отца Уина. Тот стоял неподвижно, словно каменное изваяние, и наблюдал за ними с выражением плохо скрываемой ярости.
— Он скоро уйдет, — сказал Уин, по-прежнему глядя на сумеречное небо. — Он не захочет, чтобы кто-то заметил, как он бесится из-за того, что мы вместе.
— Вы с отцом плохо ладите, да?
— Мы с ним во многом похожи. Но у нас разные взгляды на жизнь. Например, он считает, что все должно быть, как было раньше. А я не согласен.
Колесо остановилось, так что их кабинка оказалась почти на самом верху.
— Я много думала о тебе, — призналась Эмили. Фраза вышла какой-то мечтательной и романтичной. Она хотела сказать совершенно не то.
Он оторвал взгляд от неба и посмотрел ей в глаза. Потом улыбнулся озорной улыбкой:
— Да ну?
— Не в этом смысле, — рассмеялась она. Но смех оборвался, когда их кабинка принялась раскачиваться на ветру. Эмили схватилась за перекладину двумя руками. Уин сидел совершенно спокойно. Уж он-то наверняка не боялся высоты. — Просто у меня есть одна мысль… Она никак не дает мне покоя.
— Что за мысль?
— Ты же не оборотень, правда?
— Прошу прощения? — не понял он.
Она медленно разжала руки, отпуская перекладину.
— Когда я думала, почему ты не выходишь на улицу по ночам, мне пришли в голову только две вещи: либо у тебя куриная слепота, либо ты оборотень.
— И ты выбрала оборотня?
— Пришлось подбросить монетку.
Уин долго молчал, а потом все же ответил:
— Это традиция. Ей уже несколько сотен лет.
— Почему?
— Хороший вопрос. Наверное, потому, что традиция есть традиция.
— В этом ты тоже с ним не согласен, с отцом?
Колесо снова сдвинулось.
— Да. Но пойти против традиции очень непросто. — Уин повернулся к Эмили. — Я тебе много всего расскажу, но это самое главное, что тебе надо понять.
Она сразу разволновалась.
— Что ты расскажешь?
— Много странного и удивительного, — он будто читал ей сказку.
— Почему? Почему ты решил рассказать?
— Я уже говорил. У нас с тобой есть общая история.
— Вообще-то это не наша история, — заметила Эмили. — Это история твоего дяди и моей мамы.
— История движется по кругу. Сейчас мы находимся в той же точке, где находились они двадцать лет назад. Все принадлежавшее им теперь наше. И все, что наше, будет принадлежать им.
— Ты много думал об этом.
— Да.
Колесо снова остановилось. Сейчас их кабинка оказалась на самом верху. Она ненадежно раскачивалась на ветру и скрипела. Эмили снова схватилась за перекладину.
Уин улыбнулся.
— Ты боишься?
— Конечно, нет. А ты?
Он посмотрел на далекий горизонт.
— Люблю смотреть на мир с высоты. Я знаю, какое все там, внизу. Мне нравится видеть возможности, лежащие за пределами известного мира. За пределами того круга, о котором я говорил.
Эмили поняла, что смотрит на него не отрываясь, только когда он повернулся к ней и их взгляды встретились. Ей показалось, что воздух в кабинке вдруг зазвенел напряжением. Они сидели так близко, что Эмили чувствовала запах Уина, легкое дуновение его одеколона. Она видела крошечные капельки пота в ямке между его ключицами. Его взгляд чуть сместился, задержался на ее губах. Эмили обдало жаром. Это было новое, ошеломляющее ощущение. Как будто мироздание рухнет, если что-то не произойдет прямо сейчас.
Но напряжение так и не разрядилось, момент был упущен. Уин сделал глубокий вдох и убрал руку со спинки сиденья.
Больше они не произнесли ни слова. Когда их кабинка опустилась вниз, смотритель аттракциона поднял защитную перекладину, и Эмили с Уином выбрались на платформу.
— Прости, но мне надо идти, — сказал он.
Она все еще чувствовала себя странно. В голове шумело, кожу как будто покалывало.
— Ладно.