— И скрывать причины от властей, — утвердительно сказал я.
— И это тоже, — подтвердил он спокойно. — Как я уже сказал, это частное дело нашего Ордена, жандармам и без того хватит хлеба. Сперва были серьезные сомнения относительно работы неизвестного некроманта. Одна разбитая голова — это привлекает внимание, но это еще не повод подозревать неведомого коллегу. Второе тело все изменило. На его осмотр прибыл именно я, теперь ты понимаешь, почему, я же обнаружил и несомненное прикосновение к нему другого тоттмейстера.
— Не обычного смертоеда?! — нетерпеливо воскликнул я.
Макс усмехнулся. Я только тогда сообразил, что ствол моего пистолета едва не упирается ему в лоб, и опустил оружие.
— Нет. Я хорошо изучил его и, хоть не опознал, кто конкретно его поднимал, могу сказать, что делал это не какой-нибудь сельский смертоед, пугающий по праздникам детвору танцующими костями. Работал человек, понимающий в своем деле. Вторая, может, третья категория. То есть кто-то из наших.
— Продолжай. Кажется, на этом этапе в истории появляюсь я.
— Именно. Уж не знаю, к счастью или нет… Не успеваю я закончить осмотр, как появляется его сиятельная персона господин Курт Корф. Как бы случайно оказавшийся на втором месте преступления сразу после первого. Хорошее совпадение, верно? В городе две жертвы взбесившегося тоттмейстера, и возле обоих появляется одна и та же фигура.
— Так вы подозревали меня? — хотелось засмеяться, но воздуха в груди не хватило.
— Конечно, — ответил Макс, отведя все же на мгновенье взгляд. — А ты бы не стал на моем месте?
— Не знаю.
— Сам понимаешь… некоторое время мы действительно считали, что это ты.
— Благодарю. Постой! Когда ты отвел меня в трактир, уж не прощупывал ли ты меня?
Смутить Максимилиана Майера было невозможно, но впервые в жизни мне показалось, что я уловил в его взгляде что-то родственное смущению.
— Я хотел понять, что тебе известно, только и всего. Хочешь называть это…
— Ну, понятно. А я радостно начал рассказывать тебе про свою теорию об убийце-некроманте!
Макс стиснул мне запястье так, что оно едва не хрустнуло:
— Мало того! Мало! Ты еще и собрался с этой теорией идти в полицай-президиум!
Боль помогла. По крайней мере, пропало желание отвесить самому себе оплеуху.
Интересно, как можно чувствовать себя в такой ситуации? Только ли идиотом, или есть иные варианты?
— То есть я собирался, фактически, предать дело огласке в то время, как вы делали обратное.
— И с немалым упрямством, должен я сказать, — признался Макс. — Мне пришлось, как помнишь, устроить целый спектакль в трактире, чтобы ты передумал. Признайся, ты ведь верно подумал, что я совсем тронулся, а?
— Было такое. И долго я был под подозрением?
— Подозрение было сразу же снято. В противном случае тебя пришлось бы признать слишком хитрым убийцей. Согласись, убийца, который рассказывает о своем существовании тоттмейстеру, уже непрост. А ты так старательно строил свою теорию… Нет, тебя уже не подозревали. Ну и в тот же вечер тебя едва не отправил на тот свет какой-то меткий, но не очень разумный стрелок.
— Значит, их двое! — воскликнул я, забыв обо всем. Настал черед Макса сморщиться, вырывая из моих ладоней свою кисть.
— Да, вероятно. Только ты сделал этот вывод на основании той нелепости с показаниями служанки о лице, а мы знали другие детали. Ты интуитивно хватал то, что мы раскапывали, переворачивая город вверх дном, допрашивая покойников и устраивая слежки. После второго тела стало очевидно, что ищем мы не просто случайного психопата, откуда-то нахватавшегося по верхам про работу тоттмейстеров, а самого тоттмейстера, при этом умелого и ловкого. Такой не станет стрелять в мертвеца, будь уверен! О том, что их двое, мы предполагали почти с самого начала.
— Откуда слежка?
Макс отпил вина. Когда он заговорил, его подбородок окрасился блекло-розовым:
— За тобой, олух.
— Ах ты…
— Олух, трижды олух! — провозгласил Макс громко, чтобы не дать перебить себя. — Пока ты шлялся по базару со своим мертвецом, пугая горожан, за тобой по пятам шли человек десять. И уж будь уверен, каждый из них был на порядок более умел, чем ты.
— Вы тоже ждали этого! Что убийца, принявшийся неожиданно за меня, попытается закончить дело!
— Да. Убийцы — или та часть их тандема, что не является тоттмейстером. Или же другая. Мы не знаем, кто из них хочет убрать тебя, как, собственно, не знаем, и почему. Скорее всего, ты был единственным тоттмейстером, который неосторожно засветился везде, где только можно, и наши ребята, как и мы сами, решили, что это вряд ли можно назвать случайностью.
— Я полагаю, за мной охотились сразу двое.
— Почему?
— Один из них обычный убийца, пусть и ловкий, но слабо разбирающийся в некромантии. Другой — тоттмейстер, заметающий за ним следы. Стрелял в меня первый. Аккуратно убрал и расчленил Арнольда второй.
— Что ж, разумно. Видимо, ты понравился обоим братцам, так что даже первый взялся за не свойственную для себя роль уборщика…
— Будет пока об этом. Чем закончилась слежка?
— А не догадаешься?
— Догадываюсь. Но от таких профессионалов, как ты их расписываешь, я ожидал большего.
— Мы все купились на то же, на что и ты сам, — признал Макс без удовольствия. — На этого маленького идиота! Кстати, может, прикажешь, наконец ему убрать оружие? Я достаточно сидел под прицелом сегодня.
Петер и в самом деле продолжал удерживать пистолет. Поймав мой взгляд, он кивнул и спрятал оружие за ремень. При этом, однако, Блюмме не стал выглядеть менее напряженным: чувствовалось, что общество Макса, большого, громкого, грубоватого, пусть даже и не оказавшегося убийцей, давит на него.
— Как и ты, мы решили, что мальчишка — это и есть один из убийц. Сам подумай. Подросток, сил которого не хватит размозжить человеческий череп. Боящийся мертвецов — пожалуй, достаточно боящийся, чтобы разрядить пистолеты в грудь приближающемуся Арнольду вместо того, чтобы дождаться тебя.
— Только не…
— И, возможно, достаточно хитрый, чтобы, будучи пойманным на слежке за жертвой, моментально сделаться ее спутником и помощником. Или все же недостаточно?
Я повернулся к Петеру. Он стоял все в той же позе, и по глазам его, как и раньше, сложно было хоть что-нибудь прочесть. Ребенок, слишком быстро разучившийся быть ребенком, но пока еще не нашедший ничего, кроме мести и жажды крови. Сирота, лучше управляющийся с пистолетом, чем с пером. Разучившийся бояться за себя, но все же отчаянно, до полуобморока испытывающий отвращение к трупам.
