Некоторое время спустя беспокойство мистера Длинноута сменилось улыбкой.
— Это работа моей сестры? — уточнил он.
Я кивнул своей плотной, собранной по частям головой.
— Никогда не думал, что она вмешается, — прошептал он.
— Полагаю, в этом скрыто нечто большее, чем просто освобождение твоей души, но я не буду выпытывать у тебя информацию — для всего, с этим связанного, будет лучше, если я ничего не узнаю.
Я протянул дневник, желая, чтобы он взял его, но мистер Длинноут все еще не трогал его.
— Я не уверен, правильно ли я понял, — сказал он.
Я указал на имя — Даррен Шэн — написанное поперек обложки, потом на себя.
Открыв его, я позволил ему взглянуть на дату и первые несколько строк, затем пролистал до того места, где был описан мой визит в Цирк Уродов и что случилось.
Когда он прочитал часть, где я рассказывал о том, что видел Стива с балкона, я показал на запись пальцем и сильно затряс головой.
— О, — хихикнул мистер Длинноут.
— Понятно.
— Эванна не только спасла твою душу — она вернула тебе нормальную жизнь.
Я улыбнулся, довольный тем, что он, наконец-то, понял.
Я закрыл дневник, хлопнул обложкой, потом предложил ему книгу снова.
На этот раз он взял ее.
— Теперь мне понятен твой план, — сказал он тихо.
— Ты хочешь, чтобы мир узнал об этом, но не сейчас.
— Ты прав — открыв это сейчас, мы рискуем дать волю гончим хаоса.
— Но если осуществить это позднее, незадолго до твоей смерти, это всего лишь окажет влияние на настоящее и будущее.
Руки мистера Длинноута двигались очень быстро, дневник исчез.
— Я буду хранить его, пока не придет время, — сказал он.
— Потом я отправлю его … кому? Автору? Издателю? Человеку, которым ты станешь?
Я быстро кивнул, когда он сказал это.
— Очень хорошо, — сказал он.
— Не могу сказать, как он поступит с ним — может, он сочтет это за обман или не поймет, чего ты хотел от него — но я сделаю, как ты просишь.
Он начал закрывать дверь, потом остановился.
— В этом времени я, конечно, не знаю тебя и теперь, когда ты отстранил себя от истинного течения времени, я никогда и не узнаю.
— Но я чувствую, мы были друзьями.
Он протянул руку, и мы обменялись рукопожатием.
Мистер Длинноут пожимал руку только в исключительных случаях.
— Удачи тебе, друг, — прошептал он.
— Удачи всем нам.
Потом он быстро прервал контакт и закрыл дверь, предоставив мне удалиться, найти милое, спокойное место, где я смогу побыть один — и умереть.
Теперь я знаю, зачем Эванна прокомментировала то, что мистер Карлиус не был читателем.
Он не имел ничего общего с книгами.
Он не уделял внимания новеллам и другим произведениям художественного вымысла.
Если, через много лет, взрослый Даррен Шэн согласится и опубликует серию книг о вампирах, мистер Карлиус не узнает об этом.
Его внимание будет сконцентрировано на чем-нибудь еще.
Книги выйдут в свет и будут прочитаны, и даже если предположить, что вампиры не книжные черви, слова определенно просочатся к ним.
Когда в Войне Шрамов наступит настороженное затишье, и лидеры обоих сторон попытаются возглавить новую эру перемирия, мой дневник — благодаря удаче вампиров — попадет во все книжные магазины мира.
Вампиры и вампирцы смогут прочитать мою историю (или им прочитают, если они неграмотны).
Они узнают о мистере Карлиусе больше, чем когда-либо себе представляли.
Они четко увидят, как сильно он в действительности вмешивается во все, и узнают о его планах опустошить мир будущего.
Вооруженные этим знанием и объединенные рождением детей Эванны, я уверен, они соберутся вместе и сделают все, чтобы остановить его.
Мистер Длинноут отправит мой дневник взрослому Даррену Шэну.
Не могу представить себе, что он добавит от себя несколько заметок или наставлений — он не посмеет вмешаться в прошлое таким способом.
Возможно, повзрослевший я отделается от дневников, сбросит их со счетов как причудливую работу жулика, и ничего с ними не сделает.
Но зная себя, как я все делаю (сейчас это кажется странным!), я думаю, как только он прочитает их, он примет их за чистую монету.
Мне хотелось верить, что я всегда сохраняю объективность.
Если взрослый я будет читать дневники полностью до конца, и будет полагать, что они реальны, то он будет знать, что сделать.
Перепишит их, повозиться с именами, чтобы не привлечь неприятное внимание к реальным вовлеченным людям, переделает факты в истории, вырежит более унылые записи, беллетризует это немного, создаст действия ограниченные приключением.
И затем, когда он сделает все, что нужно — продаст это! Найдет агента и издателя.
Притвориться, что это — работа фантазии.
Опубликует это.
Будет тяжело продвигать.
Продаст это многим странам, каким он сможет, чтобы распространить слово и увеличить возможности истории, привлечь внимание вампиров и вампирцев.
Был ли я реалистом? Есть большое различие между дневником и романом.
Будет ли человек Даррен Шэн иметь возможность привлечь читателей и плести небылицы, которые будут держать их на крючке? Сможет ли он написать ряд романов, достаточно сильных, чтобы привлечь внимание детей ночи? Я не знаю.
Я довольно хорошо писал рассказы, когда я был моложе, но нет никакого способа узнать, буду ли я таким, когда вырасту.
Возможно, я больше не буду читать.
Возможно, я не захочу или не смогу написать.
Но я должен надеяться на лучшее.
Освободившись от его темной судьбы, я должен надеяться, что молодой я продолжит чтение и письмо.
Если удача вампиров действительно со мной (с нами) возможно, что Даррен станет писателем даже прежде чем мистер Тол пошлет ему пакет.
Это было бы прекрасно, если бы он уже был писатель.
Он мог произвести историю моей жизни в качестве одной из его творческих работ, затем продолжить сочинять собственный материал, и никто — кроме фактически вовлеченных в войну Шрамов — никогда не узнает разницу.
Возможно, я только мечтаю.
Но это может произойти.
Я — доказательство, что более странные вещи имели место.
Поэтому я говорю: Иди так, Даррен! Следуй за своими мечтами.
Возьми свои идеи и работай с ними.
Упорно трудись.
Учись хорошо писать.
Я буду ждать тебя впереди, если ты сделаешь самую фантастическую, самую извилистую историю, которую ты когда-либо слышал.
У слов есть власть изменить будущее и изменить мир.
Я думаю, вместе, мы сможем найти правильные слова.
