Тут моя рука, скользящая по глине, наткнулась на какую-то дыру и ушла вглубь.
— Ааааааа! Он там?! Осинин, маньяк, немедленно выпустите меня отсюда! Здесь воняет!
Я падала и барахталась. О чем я думала, нанимая этого безумца? Зачем я это все затеяла?
— Вы в полной безопасности, — бубнил Осинин. — В вашу могилу Перов не сможет войти без приглашения: он тут не был, я проверил. Он вас даже загипнотизировать не сможет. Проснется только вечером. Вы как раз привыкнете к обстановке и перестанете нервничать. Не надо паниковать, вампиры этого не любят. Воздуха вам хватит, я позаботился об этом.
Крышка снова задвинулась — на этот раз окончательно. Послышался звук удаляющихся шагов. Бормоча «маньяк, маньяк», я достала сотовый.
Связи не было. Я попыталась применить заклинание Силы, чтобы сдвинуть кусок мрамора над своей головой, но ничего не получалось. Скользнула в Сумрак, но и там я была заперта со всех сторон. Почему, почему я так плохо училась? Даже жизнь себе спасти не могу…
Вжавшись в глиняную стену, я бессильно колотила по ней кулаками.
Это не я, это все происходит не со мной. Бред какой-то. Наверняка у меня клаустрофобия! Вот сто пудов. Или нет? Будь это правдой, я бы уже спятила! Или сознание потеряла.
И тут я его потеряла.
* * *
Не знаю, решилась бы я заговорить с Перовым, но вампир сделал это первым.
…Говорят, что, если долго сидеть в темноте, начинаешь видеть, как кошка. Но только не в кромешной мгле! Не в могиле, где не было ничего, кроме меня, матраса и глины. А, вот еще сумка с припасами. Я достала плед и накинула на плечи. Уютнее не стало.
Сквозь тонкие щелочки между глиной и неплотно прилегающей к ней крышкой днем проникало чуть-чуть света — не света, так, намека на него! К ночи исчез и он.
Грязная и перепуганная, я куталась в теплый клетчатый плед, прихлебывала матэ из термоса и думала о Нем. Романтичненько!
Романтика усилилась, когда из соседней могилы раздался вопль:
— Я чую кровь!
Я схватилась за рану. Пытаясь выбраться, я разодрала руку так сильно, что ее пришлось бинтовать колготками.
Из отверстия в стене невыносимо пахну́ло смрадом.
Дрожащими пальцами я включила подсветку на телефоне. Из дыры ко мне тянулась рука.
Я уронила аппарат. Мысли путались в голове. Войти ко мне вампир не сможет, но как же страшно он рычит…
— Порву тебя на куски!
Ох. Дай ему волю — порвет, как пить дать порвет.
Осинин был прав, заперев меня здесь с утра. Я успела накрутить себя до предела, отпаниковать, успокоиться и продумать все варианты.
Теперь я могла вдохнуть глубоко и понять, что в голосе вампира звучит не только гнев, но и… страх?
Хм. Я боюсь вампира Перова, шастающего по моим снам. Боюсь смерти. Просто боюсь. А чего боится он, бессмертный и всесильный? Какой у него там уровень — не меньше второго однозначно. Так, может, настоящая опасность еще хуже? Может, я страшусь чего-то не того?
— Чего вы боитесь, Филипп? — крикнула я почти не дрожащим голосом.
Помирать — так с музыкой.
В ответ раздался презрительный всхрип. И удар. Шум. Бешеный шум и страшный крик. Перов пытался выйти из спальни — и не мог.
— Почему? — не понимал он.
— Ну… полагаю, Осинин меня подстраховал.
— Что?
— Понимаете, мне нужно было поговорить с вами… Нет, не нужно, только найти, но это уже не важно… Я наняла джампира Осинина, очень хорошего, — мое бормотание звучало как полный бред.
— Так это не они… Так это тыыыы?!
Мне показалось, когда Перов услышал про джампира, в его голосе появилось облегчение.
А вот завоняло еще сильнее.
Казалось, сейчас вампир целиком просочится сквозь дырку и заполнит мою могилу своим раздувшимся зловонным телом.
Но я уже не боялась. В какой-то момент страх достигает критической массы, и, когда доходит до этого, ты умираешь. Или — живешь дальше. Мне было так плохо, что я обрела бесстрашие. Если я переживу эту ночь, я не буду бояться вообще ничего и никогда.
— Я убью тебя, стерва! Разорву тебя пополам! Я тебя уничтожу! — кричали за стеной.
А у меня уже были силы склочно ответить:
— Вы не были в этой могиле, это точно, «вампирского следа» нет. А я вас сюда не приглашаю.
Мне было уже нечего бояться и стало на все плевать.
Убьет — значит убьет. Сколько можно трусить.
Вампир бушевал, орал, бился о стены, а я сделала музыку в плеере погромче.
Не понимала в тексте ни слова, конечно.
Когда вампир утих, сняла наушники и услышала:
— И что теперь? Ты заказала меня убить?
— Нет, вы что, я сотрудник Ночного Дозора! Практикантка… не важно. Только найти. Вы напали на меня во время рейда и должны понести наказание!
— Что? Ты меня не испугалась? Я старше тебя на несколько веков и сильнее раз в тысячу.
— Очень испугалась. Но когда страшно, надо идти навстречу страху… мне так кажется.
Больше вампир не сказал мне ни слова. А я — ему. Вот и поговорили.
* * *
Судя по цифрам на экране телефона, наступило утро. Осинин не пришел.
Я выключила бесполезный гаджет: связи не было по-прежнему, а аккумулятор стоило поберечь.
Вампиру не спалось. Он даже решил снизойти до беседы:
— Что будет потом?
— Придет Осинин и выпустит нас…
— Когда?
— Когда-нибудь. Наверное.
В моем голосе не было уверенности. Скорее всего никто не придет и никто не найдет нас. Сумасшедший джампир мог запутать мои следы так, что даже Кеша обнаружит их лишь через год. Чтобы отвлечься от нехороших мыслей, я спросила:
— Филипп, почему вы действительно не уехали? Почему вы до сих пор тут?
— Здесь безопасно. Большой город, — туманно ответил Перов.
— Но мы же вас нашли!
— Вы — нашли. А они — нет.
— Кто они?
— Не важно. Слушай свой плеер.
Я хотела есть, я хотела в туалет, я хотела, чтобы кто-нибудь сжал мою ладонь — и не для того, чтобы затем ее оторвать. Где же ты, Осинин? За что ты так со мной?
Теплилась надежда, что Кеша все же сообразит, как меня найти. Да, я хотела поговорить с вампиром и перестать его бояться. Но я не хотела умереть рядом с ним!
Ну, Кешенька, напрягись. Это же нетрудно!
* * *
В десять утра Иной третьего уровня Иннокентий Кат обнаружил на своем столе записку: «Я взяла отгул или несколько. Целую, Маша». Подпись, число, отпечаток сиреневой помады. Разноцветный, сияющий след от ауры: когда подчиненная выводила эти строки, ей было весело и драйвово.
— Чтоб ее! Очень вовремя. Уволю заразу!
Кеша превратился в кота — как делал всегда, когда нервничал, — и сам себе ответил:
