Пришлось на самом интересном крикнуть Галке:
— Чава какава! Потом перезвоню. Дальше было такое, такое…
Но от этой беседы у Тани осталось какое-то странное ощущение. Вроде как металлический привкус. Будто лизнула что-то железное.
Обдумывая странный разговор, Плещеева ковыряла ложкой в тарелке и пинала сестру ногой под столом. Та в ответ больно ущипнула ее. Мама разрывалась между детьми, плитой и холодильником.
Наконец Танька пришла к выводу, что с подругой что-то не то. Горбушину она знала не первый год, и та должна была сказать что-то вроде: «Тебе нужна была тройка. В тройке есть тайна, а четверка — это табуретка».
А тут какая-то непонятная система, в которую нужно входить… Хотя, может, это что-то новенькое? Отпад: надо Галке попозже перезвонить.
— Мама, — на всякий случай спросила Таня, — а у гепатита какие осложнения?
Но лучше бы она этого не говорила. Мама покачала головой и опустилась на стул:
— Я так и знала. Ты бегала к Горбушиным! Хоть бы о сестре подумала…
Дима Сверчков учился в десятом классе. Учителя на родительском собрании на вопрос: «А как наш сын?», — отвечали строго, с трудом припоминая о ком идет речь:
— У вас такие же серьезные проблемы, как у всех. Так что решать их нужно комплексно.
Ребята в классе считали Димку обычным парнем. Был у него друг — Сашка Савинков по прозвищу Кот, который писал стихи. Само по себе это не забойно. Но кулаки у Кота были, как кувалды, и рост метр девяносто. Поэтому одноклассники считали его поэтом.
Как-то классная сплетница Руся сообщила всем:
— Сверчок, да-да, наш Сверчок гуляет в парке с девицей из частной школы. А на улице эту девицу ждет машина с телохранителем. Мордоворот обалденный! Не хуже Ван Дамма!
Никто не поверил. Но через пару дней Руся рассказала, что видела, как девица среди бела дня пила со Сверчком из одной банки колу. Более того, они на глазах у всех (слабонервных прошу удалиться!) терлись носами! Да, именно, терлись носами.
Думаете это все? На следующий день Руся нарочно подкараулила их в парке и пошла навстречу. Сверчок держал девицу за руку, а та вела слюнявого старого пса, хромого на заднюю лапу, но очень породистого. Сверчок смотрел на нее, она — на Сверчка, и они буквально врезались в Русю.
— Привет, Сверчок. Ты что, ослеп? — выпуская яд, справедливо зашипела та.
— И вы знаете, что он сказал? — продолжала свой рассказ Руся.
Слушатели замерли.
— Он сказал: «Извини, Марина».
Ребята зашлись от смеха, а придурковатый Белозеров спросил, кто такая Марина.
Вообще-то Мариной звали Русю, но об этом, казалось, забыли даже ее предки.
И тогда на Сверчка стали смотреть по-другому. Девчонки задумчиво приглядывались, что в нем такого, чего я не разглядела? И отвечали себе: «Да, что-то определенно есть».
Мальчишки смотрели вслед Сверчку снисходительно, но и с завистью, потому что за это время многие из них эту девицу видели, а некоторые хотели бы видеть ее каждый день.
Можно было, конечно, у нее на глазах наподдать Сверчку. Так, профилактически, чтобы не высовывался, — он пацан не из крутых.
Мысль сама по себе ясная. Но потом вспомнили про кулаки Кота да еще углядели описанную Русей иномарку с мордоворотом за рулем, и желание поучить Сверчка сменилось на: «Пусть живет».
А Димка жил в этот миг на другой планете, даже не выясняя, как она называется.
Каждое утро он начинал со звонка своей девчонке. Разговоры происходили примерно так:
— Я пришел к тебе с приветом!
— На углу Сретенки в полчетвертого, ку-ку.
Хотите узнать, как они познакомились?
В тот февральский день, в гололедицу, Димка не дождался автобуса. Он возвращался с катка, с тренировки районной хоккейной команды, но торчать на остановке не стал. Народу собралось прорва, все ругали погоду, а заодно и тех, кто приходил на память или попадался на глаза. Уже смеркалось. Был час пик.
Димка Сверчков с рюкзаком за плечами и клюшкой в чехле зашагал вдоль шоссе. Вскоре его обогнал один автобус, потом второй. Они шли по направлению к Димкиному дому и, на удивление, совсем не были переполненными.
Похоже, городское начальство решило позаботиться о своих гражданах. А у Сверчкова появилась возможность догнать автобусы на следующей остановке. Нужно было только поднажать, проскочить проходной двор и срезать угол.
В любой другой день он так бы и поступил, но Димка был не в лучшей форме: его отчислили из хоккейной команды. Без всяких причин после тренировки тренер сказал: «Сверчков, нам придется расстаться». И все!
К тому времени Димка сменил уже пять спортивных секций, и рано или поздно (чаще рано) ему говорили:
— Слушай, а не заняться ли тебе чем-нибудь другим?
— Чем? — мямлил Сверчков.
— Тем, что больше подходит тебе по темпераменту.
Тренеры и не подозревали, что Сверчку в будущем действительно предстоит «заняться совершенно другим». И из-за «этого другого» над ним уже нависла ужасная опасность. Те, кто давно следил за Димкой, не упускали ни один его шаг, высматривали любую зацепку, чтобы не запустился механизм, способный перевернуть все их планы…
Короче, у Сверчка были могущественные и чудовищные враги, о существовании которых он и не догадывался, да и те, кто был с ним рядом, тоже ничего не знали.
…Димка стоял на перекрестке, когда у светофора остановился третий по счету автобус. Что-то в этом было не так, но Сверчков махнул рукой. Зачем спешить? Чтобы обрадовать родителей, что и с хоккеем у него ничего не вышло, чтобы отец не пел свою дурацкую песенку «Трус не играет в хоккей»? Выходило, его сын — все-таки трус.
Пешеходы рванули на зеленый. Димка тащился последним. Автомобильный поток дрогнул, и тут же раздался вопль и скрежет.
Народ, ничего не соображая, засуетился, кто-то истошно заорал. Сверчок, в полной отключке, уперся плечом в какую-то иномарку. Зацепился и чуть-чуть проехал вместе с ней на подошвах, но не упал, а успел еще выволочь из-под колес машины тяжеленного пса. Собака обалдела, упиралась всеми лапами, но Димка протащил ее на мостовую. Острые шипы ошейника порвали перчатки, зато собака осталась невредимой.
У Сверчка в экстремалке с реакцией было не просто хорошо, а превосходно, но потом он как бы вырубался. На эту-то реакцию и клевали поначалу тренеры, но, присмотревшись и поразмыслив, находили, что она не подходит к их виду спорта.
Включился Димка, когда здоровенный водила догнал его и так врезал, что правый глаз сразу закрылся, и потом три недели в него капали лекарства.
Вы думаете это подстроили те, кто наблюдал за Сверчком? Нет, для них эта история была такой же неожиданностью, как и для нашего героя. Сначала они даже не обратили на нее никакого внимания.
А Сверчков долго еще ходил с фингалом и на все вопросы отвечал: «Стрелялся с французиком».
Тогда Димка, конечно, не мог еще знать, что она разыскивает его.
Глава 4
Настоящие приключения, или крупные неприятности
Любая игра хороша тем, что всегда можно крикнуть: «Все! Я так не играю». А если кричи себе сколько хочешь, но никто не слышит? Если постепенно игра перестает быть интересной? А самое страшное — когда то, что принимаешь за игру, вовсе не оказывается таковой.
Галя оказалась в чулане, если можно так назвать маленькую клетушку примитивного дизайна. Обыкновенный погреб со стереоскопическими стенами. Правда, фиолетовый свет не был здесь таким пронзительным, что-то его смягчало.
«Приемчики самые банальные, сперли, видать, из „Буратино“. В чулане, небось, и крысы есть! Бр-р! Только не это!» — путешественница осторожно пошевелилась. Гале казалось, что она сидит под стеклянным колпаком. Или это не колпак? Рядом кто-то закопошился, завозился, зашебурчал.
Когда девочка поняла, что это, она заорала по всем правилам, как учили на уроках по обеспечению личной безопасности:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Однако так орать она могла сколько угодно, никто ничего не слышал, потому что от испуга у нее пропал голос. Галя просто разевала рот, как рыба в аквариуме. Зажмурить глаза она тоже не могла. Закрывай не закрывай — все равно видно, как при самом ярком свете.
А видела Горбушина гадких существ и точно знала, кто они. Нет, это были не крысы, но мерзость неменьшая. По кладовке ползали ужасные тараканы-монстры. Тараканы, на которых она дома ставила ловушки и наблюдала, что из этого получается, рядом с этими уродами казались миниатюрными очаровашками.
Шестилапые окружили ее и запели: «Каравай! Каравай! Кого хочешь выбирай!» Голоса у них оказались препротивными и скрипучими.
— Выбири меня, выбири меня! Выбыри меня! — вперед выступил черный хромой тараканище с обломанными усами.
— Нет, выбири меня, выбири меня! — отпихивал его худой коричневый, без верхней левой лапы.
