Бодрящее утречко началось с дешевого телефона на пыльной тумбочке.
«Это не мой! Какого чёрта!»
Это убожество было с кнопками вместо сенсорного экрана и к тому же не желало на эти самые кнопки реагировать. После того как Павел нажал кнопку включения, телефон запросил SIM-карту. Павел швырнул его на пол и огляделся вокруг.
Обстановка в спальне больше всего походила на плод сюрреалистического бреда. Остатки мебели в стиле «простота и комфорт» соседствовали со старыми обоями и треклятой тумбочкой, постельное белье черного шёлка — давняя мечта — застилало продавленный матрас, а с великолепного панно на потолке свисала древняя люстра с пошлыми, якобы хрустальными подвесками и толстым слоем пыли.
Плюнув на остальные выкрутасы интерьера, Павел метнулся в другую комнату и включил компьютер. Пока шла загрузка, на глаза попался старый телефон, который он сменил на… вон тот, с кнопками? Батарея, естественно, давно села; к счастью, зарядное устройство валялось поблизости.
«Какого дьявола! Неужели взломали?»
Вместо своего блога, бьющего все рекорды популярности, удалось прочесть лишь сообщение, которое требовало «удалить материалы, противоречащие правилам сайта, в противном случае блог будет удален целиком». Послание было отправлено одиннадцать дней назад.
«Ты помнишь, что мы вчера с тобой обсуждали?» — написал Павел одному из друзей.
«Я ваш ник первый раз вижу, — гласил появившийся через десять минут ответ. — Надеюсь, что и последний».
В почтовом ящике — ничего, кроме прорвавшейся через антиспам-фильтры рекламы. На страничке с началом романа — три просмотра и отзыв недельной давности: «Бредятина».
Но как же? Ведь всё было, было, Павел прекрасно об этом помнил! Или все события последних дней — жестокая насмешка? Может, и вместо Дианы к нему приходила Нинка, не могла же она ни с того ни с сего так охаметь?
Но даже с этой мыслью примириться было легче, чем с очевидным фактом: во всех уголках Сети, где он зависал и был известен всем и каждому, он никто и звать его никак. Чем теперь заменить эти упоительные часы общения?
Павел дотянулся до старого телефона — будто дохлую мышь в мусорное ведро собирался выкинуть — и обнаружил три пропущенных звонка с одного номера. Посмотрим…
— Слушаю вас, — да, удивительно знакомый голос.
— Мне звонили с вашего номера. Меня зовут Павел Валерьевич Плешков.
— Надо же, вы изволили найтись, господин Плешков. С вами говорит Ксения Суржикова, эйчар-менеджер компании «Абидос». Вы перестали выходить на работу, никого не предупредив и не написав заявление об уходе. На звонки вы тоже не отвечали, но ваш коллега видел вас в добром здравии, о чём и сообщил руководству. И Виктор Михайлович просил передать, чтобы впредь вы не трудились искать место ни в одной уважающей себя фирме нашего профиля. Всего хорошего. Очень рада удалить ваш номер из служебных контактов.
«Ксаночка? Я был на её могиле! Я поднимал её! Я.» Трубка с треском отлетела от стены, и с тем же треском раскалывался на части новый прекрасный мир.
И лишь амулет Безымянного всё ещё был у Павла, реальный и осязаемый. А Книга, Книга-то где?
«Она существует. — Пыль в неприбранной комнате стояла столбом. — Она у меня была!»
Книга нашлась. На страницах её расплывались непонятные знаки, но знакомая тёмно-зелёная бархатистая обложка вернула Павлу часть самообладания. Крепко сжимая амулет, он твердил, словно молитву, свой призыв, и нужные слова приходили сами, как прежде.
Он сделает это. Он не позволит издеваться над собой никому, и неважно, что его обманывали с самого начала!
Вернуться к той, прежней жизни можно. Нельзя продолжать её, помня, что было время, когда никто не мог причинить ему зло и не поплатиться за это.
Отклика не было, и Павел решил, что амулету нужна кровь. Жертвой-то Безымянный не побрезговал. Забрал, сволочь.
Тратить время на охоту за бездомной кошкой или другой живностью было невыносимо. «Если не получится, — решил Павел, — тогда подожду до вечера и найду какого-нибудь скота, с виду похожего на человека».
Кровь капала из пальца на гладкую поверхность гематита. Небритый мужчина в мятой и несвежей одежде шептал бессмысленные сочетания звуков, глядя затуманенными глазами перед собой, на то место, куда его воля отчаянно, изо всех сил призывала. Кого? Демона? Сатану? Гипнотизёра-обманщика? «Почему не узнал его имени, болван? Он всё равно солгал бы».
Поначалу это очень напомнило Андрону необычный Зов.
«Кто ты?»
Ответа не последовало, а странный, неправильный Зов не слабел и требовал не откликнуться — прийти. Треми заглушил подступающий страх. Это не Зов и не «Заговор Слуа». Кто может так развлекаться? В амулете подопытного осталась магия крови, и пусть чел не может ею воспользоваться, связь между ними по-прежнему существует. Теоретически действие возможно в обе стороны: не на это ли намекал Дементий, говоря об уязвимости? Ерунда, не может быть!
Действительность сказала своё слово, усилив желание последовать на призыв до такой степени, что оно вполне тянуло на среднюю стадию Жажды. И Андрон сдался. В конце концов, для избавления от неприятностей надо разобраться, откуда они взялись, а на месте это проще всего сделать.
…Безымянный эффектно возник прямо в комнате из чёрной, бешено крутящейся воронки. После всех эффектов минувших суток она не произвела на Павла никакого впечатления. Лицо наставника-лжеца скрывало непрозрачное чёрное стекло глухого шлема.
«Его не учили, что в гости в таком виде приходить неприлично? Или раньше была только маска, а теперь он настоящий?»
— Что тебе нужно? — в приглушённом шлемом голосе звучало очень плохо скрытое недовольство.
— Ничего, что не в твоих силах, — Павел с огромным облегчением понял, что заставил, именно заставил ответить на свой вызов. — Верни то, что отобрал.
— Вернуть иллюзию?
— Для меня всё, что ты делал, было реальным.
— Ты ошибаешься, чел. Свою иллюзию ты творил для себя сам. Хочешь опять вернуться к этому или предпочтёшь пойти дальше и приобрести власть над чужими иллюзиями?
— Ты снова врёшь — как пить дать.
…Масан может воздействовать на чувства и сознание неподготовленного чела как ему заблагорассудится. Неподготовленный чел не может воздействовать на масана никак.
С сегодняшнего дня Андрон знал, что больше не сможет произнести эту аксиому без оговорки: если масан сам не сглупил и не дал возможности уравнять шансы. Магия крови, им самим вложенная в амулет, теперь играла на руку челу, защищая его сознание.
К счастью, преимущество в силе и быстроте никакой амулет уравнять не в состоянии, но кто знает, какова будет отдача, раз дело зашло так далеко. И, если оставить быструю атаку как последнюю возможность, всё зависит от того, чьи воля и желание окажутся сильнее.
Масану противостояло мелкое и злобное ничтожество.
С одной поправкой. Ничтожество, способное на всё, чуждое малейшим понятиям о морали и успевшее войти во вкус ничем не ограниченной власти над другими, которую оно присвоило себе в своей иллюзии.
Оно было настолько мелким, что, не зная вкуса слаще морковки, не замахивалось на многое. Пока не замахивалось. Но в ту малость, которую заполучило, оно вцепилось мёртвой хваткой и способно было противостоять любым попыткам вернуть его назад, в прежнюю жизнь, ставшую хуже смерти.
В своей победе Андрон не сомневался, но лишь в том случае, если жадная рыбка при виде наживки окажется не слишком разборчивой. Иначе предстояло в лучшем случае вызывать Службу утилизации, которая выставляла астрономические счета, когда дело пахло возможными нарушениями Догм Покорности. В худшем… нет, на Зов того, кому нужна срочная помощь, откликнется любой находящийся поблизости масан, но припоминать этот казус будут не один десяток лет, уж в этом можно не сомневаться.
— Так что ты выберешь? — поторопил он чела…Видеть сто раз умирающую Ксаночку, которая на самом деле будет преспокойно ходить в офис и вертеть задом перед боссом? Или превратить её жизнь в ад и заставить поверить в реальность иллюзорной смерти? Какой тут может быть выбор? Вопрос лишь в том, какова доля правды в словах Безымянного. Единожды солгавший. а может, дважды или трижды?
«Он не понимал, с кем имеет дело. Теперь понял. Потому и торгуется».
— Я хочу не жить в иллюзиях, а управлять ими.
— Обычному челу я такой возможности дать не могу. А у таких, как я, это в крови.
— Я начинаю подозревать, что у таких, как ты, собственной крови вообще нет. Я, откровенно говоря, надеялся на что-то большее. Вампир — это слишком банально и слишком отдает Голливудом.
— Тебя смущает необходимость время от времени пить кровь бывших сородичей?
— Так я был прав? Постой, а откуда мне знать, что твои клыки не иллюзия?