Помотал головой… Сжал зубы и окунулся в текст.
Ну да, ну, конечно, стыд… Но… в конце-то концов, не многим хуже тех чахлых рассказиков, которые приносили в «Звонкое утро» заикающиеся от страха юные авторы… А кроме того, как бы это ни было написано, а ребята вот они — снова со мной. Брис, Инка, Баллон, Матвейка, Ташка… И нескладный, несчастный Вахтёркин. Я придумал ему счастливую судьбу, не ту, что была у его прототипа, ну и пусть. Он заслужил…
Читал я, задавив желание глянуть в конец раньше срока… И вот она, последняя страница. И…
«Как тебя зовут, паровозик?» — спросил Брис.
Мальчик, нагнувшись, посмотрел направо, налево. На каждого. Опять погладил яблоко. И сказал очень серьезно:
«Меня зовут Вовка».
Все стали смотреть на Баллона.
«Ну и что? — не растерялся Баллон. — Тоже неплохо…»
Я даже улыбнулся. Чуть-чуть. И подумал, что когда буду перечитывать эти строчки, то словно снова встречусь с Вовкой.
«Ну, утешай, утешай себя», — словно кто-то холодно сказал мне со стороны. Я скрипнул зубами и цыкнул на пса, чтобы тот опять не начал подвывать. И заставил себя думать о делах: как Махневский начнет «обратную раскрутку»? В том, что начнет, я не сомневался (уже начал), но в какой форме, с помощью каких решений и документов?
Махневский словно услыхал меня, позвонил. На мобильник.
— Иван… Вот что. Полезно бы встретиться, обговорить кое-что…
— Давай, — сказал я сразу. Встреча, видимо, в самом деле была необходима. К тому же я понял, что не чувствую к Стасу никакого зла. И потому, что он сдал свои позиции, и… потому, что от него ушел Егор. Мы были теперь как бы товарищи по несчастью.
— Где и когда? — спросил он.
— Давай только не сегодня…
— Завтра. Идет?
— Ладно, завтра. Ближе к вечеру…
— В семнадцать устроит?
— Давай.
— И где? — опять спросил он.
— А в твоей конторе что? Нельзя?
— Не хотелось бы, — признался он. — Может, в той кафешке, где бывали в прежние времена? В «Лолите»?
Я не удержался, хмыкнул:
— Ностальгия куснула, что ли?
— Вроде того, — сказал Стас.
Если не помнить того, что случилось, можно было представить обычного Стаса — стрижку ежиком, разлапистый нос, белесые ресницы, сохранившиеся с детства конопушки. Голос — в точности тот, что в студенческие времена.
Я хмыкнул снова:
— Вроде бы не по чину тебе ходить в такие забегаловки…
— Хрен с ним, с чином. Значит, замётано?
— Только не приводи своих амбалов.
— Охрану, что ли? Оставлю где подальше… Ну, до завтра?
— Ага…
Я нажал кнопку отбоя и оглянулся на кота. Елисей мявкал. Он просился из квартиры. Покидать ее через окно он не хотел. Я выпустил его через дверь и увидел, что из лифта вышла Лидия.
Ого, а я и не заметил, что уже вечер.
— Привет, Елисей, — сказала Лидия. — Привет, Иван. А Вольдемар дома?
И я ответил сразу:
— Ушел. Насовсем.
— Ну что ж… — умудренно произнесла Лидия, когда я все рассказал. — Это должно было случиться. Не сегодня, так завтра…
Ее рассудительность и твердокаменность меня покоробили, как скрип железа по стеклу. Я сжался, я не хотел ссоры.
Мы сидели на кухне. Я с отвращением жевал обеденную сосиску, которую Лидия наконец сварила — к ужину. Лидия глянула на меня из-за кружки с компотом. (Как взрослый человек может любить компот? Да еще из сухофруктов!)
— Ты только не напейся…
Я вытаращил глаза:
— С какой стати!
— Знаю я тебя…
Ей всегда казалось, что я могу напиться в стельку из-за каких-нибудь переживаний. Ну да, было такое, но всего раза два в жизни, а она… Ответить ей?
Но снова во мне заскулил щенок, и стало все равно… Я ушел к компьютеру, опять открыл файл «Karuza». И ушел в текст, как в спасение…
Сидел часа два. Странно, что Лидия ни разу не вошла, не стала ни о чем расспрашивать. И не стала рассказывать о своих делах, о своих клиентах, которые, как на подбор (по моему убеждению), были взяточники и кретины. Впрочем, понятно — сегодня не такой вечер…
А какой?
Я пошел в спальню. Лидия сидела на кровати. Был включен торшер, потому что на улице стемнело — не от обычных сумерек (они в июне совсем жиденькие), а от собравшихся дождевых облаков. Лидия что-то шила… Хотя вовсе не «что-то». Я узнал сразу Вовкину футболку. Лидия красными нитками зашивала на ней дырку.
Она посмотрела на меня.
— Вот… не успела вчера.
— Зачем? — одними губами спросил я.
— Не знаю… — Лидия отложила шитье на подушку. — Ваня, сядь рядом.
Я сел.
Лидия тихонько прислонилась к моему плечу.
— Ваня, я ведь все понимаю. Я тоже… стала привыкать, что вот вроде бы есть у меня племянник… а может, и не племянник даже… Но что поделаешь. С теми законами не поспоришь…
— Да уж… — по-дурацки отозвался я.
Лидия умница и молодец. И я был благодарен ей за ее признание, за ее понимание. И чувствовал, как люблю ее. И сидеть бы так и сидеть, утешая себя тем, что мы рядом друг с другом. Тем более, что «с теми законами не поспоришь».
Но… нет, я понимал, что «не поспоришь», только и сидеть не мог. Я должен был что-то делать. Пусть глупо, без всякой пользы, но хоть что-то …
Что?!
— Извини, я сейчас… — И ушел в свою комнату.
Оглянувшись на дверь, я достал из ящика и сунул в карман пневматическую хлопушку «Пикколо» (и коротко посмеялся над своим ребячеством). Затем я набрал на мобильнике номер домашнего телефона. Он тут же обрадованно заквакал на всю квартиру. Я снял трубку.
— Кто?.. А чего это на ночь глядя?.. А завтра никак?.. Ну, Костя, что за фантазии!.. Черт бы вас побрал! Хорошо, буду…
И я вернулся к Лидии.
— Травкин звонил. Говорит: какая-то неожиданная ситуация-информация, надо обсудить срочно. Придется ехать…
Лидия смотрел понимающе, будто заранее знала про такой звонок.
— Ты ложись, не жди, — неловко сказал я.
— Только не напивайся там, — попросила она. И на этот раз я не испытал ни раздражения, ни досады. Лишь резкую печаль.
Все, что двигало мной, теперь не поддавалось объяснению.
Будто во сне я вышел на улицу Хохрякова, встал у поребрика, вдоль которого проносились ослепительные, пахнущие бензином фары. Поднял руку. Тормоза взвизгнули сразу. И… надо же! Водителем оказался небритый детина, который утром возил меня на улицу Лесорубов. Оскалился:
— Ха! Вроде знакомый!
В совпадении была мистика. А в ней — неосознанная закономерность. Опять же как во сне.
— На Черданское шоссе, — сказал я.
