— Вовка… Вов… Да Вовка же!! Ну перестань же сейчас же!.. Ну не буду я, не буду никуда звонить! Не буду ничего стирать!
Он поднял мокрое лицо (и сырая синева в глазах).
— Честное слово?
— Ну, честное же слово же!.. Только не реви так!
Вовка завозился, выдернул из штанов красный подол, вытер им под носом, потом глаза, щеки… Чуть улыбнулся, но без всякого стыда за свои слезы, а, пожалуй, с видом скромного победителя:
— Смотри. Ты честное слово дал.
— Ну дал, дал!
(Хотя какой позор будет! Все станут читать это и поражаться моей сентиментальной дурости!.. Но сейчас главное — Вовка. Лишь бы он опять не превратился в подбитого птенца…)
Вовка попыхтел (теперь уже виновато) и объяснил:
— Если бы стер все это… тогда стер бы их всех, живых… И себя тоже…
— Ох уж, — бормотнул я.
— Да… И меня… А я, когда это читал… я всю ночь читал… я будто опять оказался там … вместе со всеми…
Новая вина, новый стыд обожгли меня.
— Вовка, и ты… выходит, ты все прочитал до конца?
— Ага… — Он опять коротко попыхтел.
— Ты, значит, понял, что я наврал тебе вчера. Да? Там ведь в конце, когда мальчик-паровозик… это не Вовка, а Стас… Вовка, но это потому, что я раньше не знал тебя! А сейчас я обязательно изменю!
Качая ногами и отвернувшись к окну, он шмыгнул ноздрей и признался:
— А я уже изменил… сам. Вместо Стаса — Вовка… Ты не будешь обижаться?
— Да за что же?! Ты правильно сделал!
— Тогда хорошо… — Вовка, не глядя на меня, заулыбался снова, и улыбка была какая-то слишком задумчивая. — Тогда знаешь что? Пусть это будет как твой подарок. Мне на прощанье…
Я все еще был на корточках, а теперь сел на половицы.
— Вовка, почему? Зачем… прощание?
Он глянул, как взрослый на маленького.
— Потому что пора. Я ведь сделал все, что надо… То есть на что способен. А больше ничего не могу… И надо уходить, потому что все защиты истрачены…
— Ничего не истрачены! — глупо заспорил я и понял, что похож на малыша, цепляющегося за уезжающую маму. — Неправда! Еще осталось… несколько…
— Ничего не осталось, Ваня, — грустно улыбнулся Вовка. — Посчитай…
Я (опять же с глупой беспомощностью) начал считать. Мысленно. И вмиг запутался, а Вовка эти мысли, конечно, угадал.
— А еще Аркаша, — напомнил он. — А еще самосвал, который отвернул тогда в последнюю секунду. А еще вчера, когда ты прыгал с крыши и сломал бы ногу, если бы не я…
«Вот оно что!»
— А еще дискета, — понурился Вовка. — Без моей защиты ее было не прочитать…
— Ну и не читал бы! — в сердцах выдал я. — Зря потратил последний запас!
— И ни чуточки не зря… Ты потом поймешь, еще спасибо скажешь…
Горечь меня полоснула, как ожог. Я толчком поднялся, шагнул к тахте, сел (упал, вернее). Вовка опять поставил пятки на стул и смотрел на меня из-за колен.
— Ваня, я правда сделал, что было можно… А где не умел, мне Егор помог. Маленько…
Горечь жгла, и я выговорил сквозь нее:
— Егор вот живет здесь и не уходит. Не бросает Стаса…
Вовка отозвался без обиды:
— Егор ушел вчера.
«Вот оно что!»
— Мы поэтому с ним вчера и подымили там… когда прощались, — шепотом выговорил Вовка. — Я не хотел, а он говорит: «Ну, давай разок. Хочу вспомнить, как раньше. А одному неохота…»
Я молчал. Печаль близкого прощания была уже сильнее, главнее всего. Раздвигая ее, как тюки мокрой ваты, я спросил:
— А там вы разве не увидитесь?
— Не знаю… — выдохнул Вовка. — У него там свои поля…
Я молчал. Я больше не знал, что сказать. Хотел спросить: «А когда ты уйдешь?», но не решался. Вовка понял.
Он сказал виновато:
— Все равно ведь надо… Лишние проводы — лишние слезы… Да и нельзя здесь долго. Могут ведь встретиться знакомые. Узнают, шум случится, разговоры…
«Ну и пусть», — хотел сказать я, но не сказал, потому что все было бесполезно. Там свои законы… И я задал глупый вопрос:
— Вовка… а позвонить оттуда нельзя? Вот так… — и я с дурацкой улыбкой поднес у уху сложенные лодочкой пальцы.
Вовка серьезно помотал головой.
— А если… — Это я уже всерьез. — Если я дам тебе мобильник?
Он мотнул головой снова:
— Нет, Вань, туда ничего нельзя унести с собой… Я тебе и трубку свою оставил на память. Ту, половину бинокля. Вон там, на подоконнике…
«Это будет единственная память…»
И вдруг меня осенило:
— Вовка! Мы ведь даже не сфотографировались ни разу! А у меня аппарат в мобильнике… Давай сейчас, а?
«Я сделаю большой портрет, и будет казаться, что ты все еще здесь…»
— Ничего не выйдет, Ваня, — шепотом отозвался Вовка. — Такие, как я, не отражаются на фотопленке… — Он откинулся к заскрипевшей спинке, заложил руки за голову, стал смотреть в потолок. Чтобы не заплакать? «Господи, а ведь ему-то сейчас не легче, чем мне!» И я схватился за последнюю ниточку:
— Там не пленка, это цифровой аппарат! Новейшая технология! Должно получиться! Давай попробуем! Подожди, телефон в кармане, в джинсах…
Я кинулся в ванную, где чистил вчера перемазанные глиной джинсы, они остались там на крючке… Где, на каком крючке? Лидия перевесила, кто ее просил! Где телефон? Не в этом кармане, в другом… Застрял, скотина…
С мобильником в ладони я бросился в комнату.
Вовки не было.
Сразу же я понял, что Вовки нет вообще. Нигде. На всей планете…
Вся его одежда валялась на полу. И сандалии, и носки. А поверх алой футболки лежало белое перо. Такое же, какое Вовка уронил на пол, когда появился впервые.
Я поднял перо, зачем-то дунул, погладил. И положил его туда же, где было спрятано то, первое, — в книгу «Тайны магнита» (старую, большого формата). Прислушался к себе. Тоска? М-м… нет пока. Грустновато, но…
Стыдно признаться, но я даже испытывал облегчение. По крайней мере, больше не надо томиться беспокойством за мальчишку и в печали ждать его неизбежного ухода.
Уход случился, и… ничего другого и не могло быть. Мой ангел-хранитель пришел, защитил меня от беды и вернулся в свой неведомый мне мир… Спасибо тебе, Вовка. Никогда не забуду… Жаль только, что не успел я сделать снимок. Впрочем, ты, скорее всего, был прав: ничего бы не вышло…
Я сложил его одежду в стопку, унес в шкаф, спрятал в нижний ящик. Буду иногда натыкаться на нее и вспоминать… А еще буду брать иногда Вовкин монокуляр и смотреть через фильтр на белую тарелку Солнца. И, наверно, порой станет казаться, что мы с Вовкой опять сидим рядом, а на солнечном диске — черная горошина Венеры…
