— Ужасно, — голос мэра, приглушенный ладонями, прозвучал не очень внятно. — Хочешь, чтобы мы расставили на дорогах знаки «Въезд запрещен из-за нашествия призраков»?
— Можно ведь и не уточнять, — возразил Бекетт. — Придумаем что-нибудь более правдоподобное: какой-нибудь выброс, утечка химикатов… Просто чтобы люди решили пока держаться подальше, а потом мы бы объявили, что опасность миновала.
— Ага. Если кто-нибудь доживет.
— Дональд, это произошло. И, к несчастью, угроза вполне реальна. Мы не знаем наверняка, сколько такое положение продержится и есть ли у них лимит по жертвам.
— Господи, пусть и меня прикончат! — взмолился Мильнер, роняя руки. — Тогда все это станет чужой заботой.
«Бойтесь своих желаний, — вспомнилось Бекетту. — Иногда они исполняются».
Дин еще раз окинул взглядом нагромождение валунов, которое чудики выбрали своей позицией. Не осталось ни намека на их недавнее присутствие. Снег, правда, был потревожен, но только солью — ни следов, ни трупов.
— Призраки, конечно, — заключил старший Винчестер. — Просто не похожие на тех, с которыми мы встречались раньше, — он осторожно потрогал разодранную щеку. — И мне совсем не по душе, что они покусились на мою привлекательную физиономию.
— Точно, призраки, — поддакнул Сэм. — И все-таки остается большой и жирный вопрос, откуда они взялись и как их остановить. Хармон, вы не вспомнили больше ничего про ранчо?
— О, я много чего помню, — отозвался Байрд. — Но к делу это не относится.
— Например? — потребовал Дин. — Нам что угодно может пригодиться, даже если факт на первый взгляд совершенно посторонний.
— Давайте по дороге к машине поговорим, — перебил Сэм. — И будем держать ушки на макушке на всякий случай.
И они побрели по снегу обратно к дороге.
— Ранчо звалось «Медный Колокол», — пустился в воспоминания старик. — Около дома был здоровенный колокол, сделанный из меди, добытой в Шахте Сирот, что на Южном склоне.
— В национальном парке? — уточнил Сэм.
— Именно.
— Не знал, что в парке есть шахты.
— Были. Там добывали медь, потом — уран.
— Национальный Радиоактивный парк Гранд-Каньон, — сухо усмехнулся Дин. — Прикольно.
— Были, — повторил Байрд. — Шахтеры поднимались после смены и выпивали в пивнушке «Светлый Ангел» вместе с туристами. От некоторых из них, небось, счетчик Гейгера[85] бы разорался. По-любому я не помню, как называлось ранчо при прежних владельцах, или может быть, оно все время звалось «Медный Колокол»… Но шахта начала работать не раньше тысяча восемьсот девяностого или в том районе, а ранчо стояло еще лет за сорок до того.
— То есть, поселенцы здесь появились в тысяча восемьсот пятидесятом? — уточнил Сэм.
— Да, жили здесь люди. Но немного. Вот почему первому владельцу удалось захапать такой здоровенный участок. Позже подтянулся народ, и стало тяжелее присматривать за всеми владениями. Так что кусок купила семья Мерфи — это при них мои родичи там работали. Двенадцать тысяч акров, и это только малая часть.
— То есть, первый цикл убийств, в двадцать шестом, случился, когда ранчо владели Мерфи и вы на них работали?
— Именно так, Сэм.
— А из более раннего ничего не помните? Чего-нибудь, что могло бы вывести кого-то из себя, заставить его возненавидеть город и его жителей? — вмешался Дин.
— Я пытаюсь, — ответил Байрд. — Все впустую.
Они подошли к Импале. Дин открыл перед Байрдом заднюю дверь, а Сэм забрался на место рядом с водительским и поинтересовался:
— А почему ваша мать считала, что ранчо связано с убийствами?
— По этой части совсем не уверен, — сдал Байрд. — Вроде, кто-то мне что-то говорил… то ли в двадцать шестом, то ли в шестьдесят шестом… Но будь я проклят, если могу вспомнить, что именно.
Дин завел машину и с удовольствием прислушался к ровному гулу двигателя. Когда остальное катится ко всем чертям, так хорошо, что есть кто-то, кто никогда не подведет.
— Люди иногда пишут истории про всякие большие старые ранчо, — осенило Сэма. — Может, они и не печатались официально, но, возможно, существуют в виде самиздата. Надо в библиотеке глянуть.
— Не думаю, — ожил Байрд.
— Почему это?
— Он ее не закончил.
— Кто? — резко спросил Дин. — Кто-то начинал такую историю? Что с ним случилось? Кто это?
— Его звали Невилл Стайн. Я вчера о нем вспомнил.
— Он еще жив? Может с нами поговорить?
— Не будет он говорить, — уверенно изрек Байрд.
— Почему?
— А я его как раз вчера пристрелил. Тогда его имя и вспомнил. В смысле, он уже мертвый был… умер еще до первых сорока лет, в двадцать третьем или двадцать четвертом. Он был учителем, а некоторые парни учителей тогда не шибко уважали. Его последней ошибкой было то, что он пригласил на свидание сестрицу одного ковбоя, на пикник, что ли. Ну, ковбой и пальнул ему в лицо. Ровно то же самое я проделал вчера. Так что нет, говорить он не будет.
— Где он преподавал? — поинтересовался Сэм. — В городе?
Они ехали по тихим улицам Сидар-Уэллса, и Байрд глазел в окно. Несколько раз на пути встречались люди с оружием, и приходилось наблюдать за ними хотя бы пару минут, чтобы убедиться, что они не спешат раствориться в воздухе и не щеголяют смертельными ранами.
— Нет, — отозвался старик после такой длинной паузы, что Сэм с трудом вспомнил, о чем, собственно, спросил. — Нет, на ранчо была маленькая школа. Нас, детишек, была дюжина, не больше. А до города слишком далеко добираться.
— Насколько далеко?
— Миль шесть-семь. Но теперь, конечно, можно добраться дотуда гораздо быстрее, чем в те времена.
— Значит, убийства на ранчо распространялись, — прикинул Сэм. — На такое расстояние люди могли удалиться.
— Кажется, шериф говорил, что максимум — пятнадцать миль, — вспомнил Дин. — Именно столько проехал его помощник до того, как погиб.
— Да, ранчо в пределах города, — подтвердил Байрд. — Там всегда был городской почтовый адрес.
Сэм лихорадочно соображал, как бы вытянуть секреты, которые по идее погибли вместе с Невиллом Стайном.
— А записей он не оставил? — нашелся он. — Если он писал книгу, то должны остаться наработки, так?
— Точно, — Байрд почесал макушку и моргнул черными глазами-буравчиками. — Он держал в школе какие-то тетради и прятал их от нас. Наверное, там была какая-то информация по истории ранчо. Иногда я видел, как он часами болтает с каким-нибудь старым ковбоем и что-то себе пишет, — он хохотнул. — Бред сивой кобылы, не иначе.
