Я встаю, выхожу из комнаты, закрываю за собой дверь и запираю ее на задвижку.
Справившись с задвижкой, я некоторое время стою, прислонившись к двери, и дивлюсь тому, как это оказалось просто. В ухе пульсирует кровь, в такт ударам сердца. Я заживляю ухо.
Если бы в камеру смотрел кто-нибудь еще, то он уже давно был бы здесь.
Я иду налево, прохожу мимо комнаты 2С, потом сворачиваю направо, подальше от камеры, и поднимаюсь по каменным ступеням. Потом иду по коридору влево — этим путем меня вели сюда, и я до сих пор никого не встретил. Я медленно открываю дверь в конце коридора и выглядываю наружу. За ней начинается другой коридор, он кажется мне смутно знакомым, но тут все коридоры похожи. Я пробегаю по нему, затем через внутренний двор, который точно видел раньше, но куда идти дальше, вспомнить не могу.
Я продолжаю идти. Теперь я уже ничего не узнаю. Я забираю все больше и больше влево. Дверь в конце коридора начинает открываться, я ныряю в другой, правый коридор и как можно тише бегу к противоположной двери. Она на засове. Шаги в перпендикулярном коридоре все ближе.
Задвижку заело, но мне все же удается расшатать ее немного. Скорее… Скорее…
Шаги все громче.
Я проскальзываю в дверь и тихо прикрываю ее за собой.
Мне хочется смеяться от счастья, но я затаиваю дыхание и распластываюсь по двери. Я во дворе, откуда забирала меня Селия. Ее фургона здесь нет. Нет вообще никаких транспортных средств. Есть только высокая кирпичная стена с колючей проволокой поверху. В стене массивные металлические ворота, для машин, а рядом — обычная деревянная дверь. Скорее всего, она заперта на замок, окружена сигнализацией, защищена специальными заклятиями, но, может быть, заклятие только одно, и оно мешает людям входить, а не выходить…
Держась поближе к стене, я быстро огибаю двор. Деревянная дверь заперта на две щеколды — одна сверху, другая снизу. Открыть их — дело одной секунды.
Как-то уж слишком легко мне все удается.
Теперь я боюсь лишь одного — ужасного разочарования, которое охватит меня, когда окажется, что по ту сторону двери стоит охранник.
Медленно и бесшумно я открываю дверь.
За ней никого нет.
Меня трясет. Я делаю шаг за дверь и тихо закрываю ее за собой.
Я в переулке. Узком, мощенном булыжником. А надо мной небо; оно серое и облачное, начинается вечер.
В конце улицы идет пешеход. Обычный человек, разговаривает по мобильнику, шагает, смотрит перед собой. Проезжает машина, за ней автобус.
У меня подгибаются колени. Я не знаю, что делать.
ТРИ ПАКЕТИКА ЧАЯ В ЖИЗНИ НАТАНА МАРКУСОВИЧА
Я на свободе уже десять дней, и со мной все в порядке: сижу в каком-то деревенском доме и пью чай. В дом я прихожу почти каждый день, а сплю в лесу, примерно в миле от дома. В лесу хорошо и очень тихо; так что если кто-то попробует подкрасться ко мне, я услышу первым. Правда, поблизости совсем нет людей. Конечно, хорошо жить не в клетке, но в ней мне лучше спалось. Здесь же мне постоянно снятся кошмары. Правда, не настолько страшные, чтобы вскакивать в поту… снится одно и то же: я все бегу и бегу по переулку позади здания Совета.
Люди, которым принадлежит этот дом, не живут в нем постоянно, скорее всего, приезжают только на лето. Поэтому я спокойно вошел внутрь, недолго пошуровав в замке куском проволоки. Я почти каждый день принимаю душ, а иногда поднимаюсь наверх и ложусь на одну из кроватей, как та девочка из сказки про медведей. Постели в доме очень мягкие, но я никогда не засыпаю. До того, как я нашел это место, у меня были проблемы с едой. А тут, даже забавно, есть и геркулес.
Еще в шкафах я нашел макароны, хлопья и овес. Молока, как я уже говорил, у меня не было, поэтому варил кашу просто на воде. Каша у меня получается хорошая, без комков; но тут оказалось, что я очень быстро съел весь мед, джем и изюм, так что уминаю все, что осталось.
Я стараюсь есть не чаще одного раза в день; все равно в какое время — главное, чтобы хотелось. Ем немного, да здесь особо и не разбежишься. Мое любимое блюдо — подсоленный рис. Правда, в первый день был даже консервированный тунец, но он закончился к вечеру, а консервированная фасоль — на следующий день. Я опускаю в карман полпачки «Витабикса»[2] и сосу их вечером в лесу, пока засыпаю.
В дом за это время приезжали люди и пробыли два дня. Наверное, на уик-энд. Мама, папа, двое детишек и собака — просто идеальная семья. Кажется, они даже не заметили, что к ним кто-то наведывается, чтобы подхарчиться. Я ведь всегда прибираюсь, когда ухожу. После их визита прибавилось макарон, зато овес закончился. Я надеялся на еще одну банку тунца, но… не повезло.
Мне кажется, что временами я слышу снаружи какие-то звуки. Не обращай внимания, Натан, нет там никого.
Но я опять начал грызть ногти. Я грыз их, когда был маленьким, а потом перестал. Теперь вот снова начал. Анна-Лиза. Я стараюсь не думать о ней слишком часто.
Идет дождь. Мелкий. Опять какой-то звук.
Нет. Лучше все-таки выйти и проверить.
Я возвращаюсь в лес. Кажется, за мной следят. Такое у меня иногда возникает чувство. Даже мурашки по спине.
Слишком уж легко мне удалось сбежать. Трудно поверить, чтобы Совет, который из кожи вон лез, контролируя каждый мой шаг с самого рождения, устраивал для меня Освидетельствования и выпускал Уведомления, запер меня в клетке у Селии, сделал мне все эти татуировки, вдруг взял и так легко дал мне сбежать. Нет, наверняка это какой-то новый план.
Шпионили же они за мной раньше, когда я жил у бабушки и ездил в Уэльс. Тогда я этого не знал, а теперь знаю.
Та семья, которая приезжала в дом, они были похожи на фейнов, но как знать. Может, Охотники могут притворяться фейнами. И тот первый мужик, который согласился меня подвезти, он так на меня косился, да еще задавал разные вопросы. Правда, оказался вроде нормальным, раз уж отпустил меня, но я так наорал на него, что он изрядно перепугался.
Мои татуировки — это какое-то устройство для слежки. Вот единственное объяснение. Наверное, они смотрят в какой-то экран и видят на нем мигающую точку. Это я. Я такое в фильме видел. Блип… блип… блип. Вот сейчас они сидят в своем фургоне, смотрят в экран и видят, что я бегу краем поля назад, к лесу.
Укрытие у меня нормальное. В него не проникает дождь, и земля в нем всегда сухая. И найти его не так легко, оно под корнями большого дерева, у ручья.
Я часто сижу здесь.
И иногда, сидя здесь, я думаю, что никто за мной не следит и что я сбежал по-настоящему, и я говорю себе: «Я сбежал. Я свободен. Я сбежал. Я свободен».
