Вильнюс,
Ноябрь 2020
– В этом доме, – сказала Юрате, – жил художник. Очень хороший; вообще у нас тут много таких. Но с этим конкретным что интересно. Пару лет назад он пропал с концами. Может, конечно, никому не сказавшись, уехал на край земли, или просто утоп в болоте. Факт, что никто о нём ничего не знает, и тело нигде не нашли. Поэтому дом до сих пор его собственность, других совладельцев нет, а чтобы пропавшего без вести официально признали мёртвым, должно пройти много лет. Но интересно не это. А то, что вместе с ним исчезли все его картины, которые он щедро раздаривал, а изредка продавал. В частности, тому же МО [23], куда я вас отправляла в кофейню с апельсиновым американо. Полезный музей! Они, было время, у всех местных художников и их наследников скупали картины пачками. Так вот, его картины отовсюду пропали, как не было. Из музейных запасников и из квартир друзей. Никаких следов взлома не обнаружили. Хотя владельцы музея точно обращались в полицию. И племянник художника, и кто-то ещё.
Юрате внезапно вызвалась показать им город. Сказала, у неё свободен весь день. И водила какими-то хитрыми петлями, то и дело возвращаясь к узкой быстрой реке. И говорила, практически не умолкая. От этого Тиму казалось, что его голова вот-вот куда-нибудь улетит. Уйдёт гулять в мире духов, одна, без тела, как у людей Аймым [24], про которых он где-то когда-то читал – не с Юратиной ли подачи? Или это эпос малых народов потусторонних реальностей, который на пятом курсе учили? Вот от чего можно было с ума сойти! Ладно, голова вернётся и вспомнит, а пока чёрт с ними, с Аймым, – думал Тим, то и дело украдкой щупая свою голову. Вроде на месте, твёрдая как обычно. А кажется, что вместо неё над плечами клубится туман.
– Полиция, – продолжала Юрате, – в ходе следственных действий решила заглянуть в дом художника. Не знаю, зачем. Видимо для порядка. И когда следователи подошли к дому, увидели через окна, что внутри на стенах висят картины. Пропавшие из музея, или какие-то другие, через грязные стёкла было не разглядеть. Открыли, вошли, а в доме пусто. Ну то есть стены пустые, а мебель, сколько там её было, вся есть. И по следам на обоях видно, что картины тут когда-то раньше долгое время висели, но больше их нет. То есть, картины, которые хранились в доме художника, тоже пропали. Но через окна до сих пор можно на них посмотреть.
– Картины пропали, но посмотреть на них всё-таки можно? – переспросила Надя. – Я чего-то не поняла?
– Не поняла! – жизнерадостно подтвердила Юрате. – И те полицейские тоже не поняли. Почему с улицы видно, что в доме на стенах висят картины, которых на самом деле там нет? Ответа на этот вопрос они естественно не нашли. Я, кстати, тоже его не знаю. То есть технологию создания этого удивительного оптического эффекта не опишу. Но посмотреть на картины можно. Снаружи. Идёмте. Я вам покажу.
Надя до сих пор не особо интересовалась картинами. Ни в ТХ-19, ни дома в Лейне, ни даже в Эль-Ютокане, где в Потустороннем Художественном музее хранятся работы художников из разных реальностей, и все мастера Перехода считают своим культурным долгом время от времени его посещать. Однако Надя (Дилани Ана) в Эль-Ютокане предпочитала шляться по барам, а в Потустороннем музее только покупала красочные альбомы и постеры по заказам лишённых возможности посещать иные миры друзей. Но оказалось, смотреть на картины через пыльные стёкла – совершенно другое дело! Или художник такой гениальный попался. Или всё вместе. Факт, что даже её проняло.
– Ух какие! – сказала она. – В жизни такой красоты не видела… То есть, положа руку на сердце, видела. Но всего пару раз. И это были не картины! А северное сияние и закат в… неважно. Короче, когда песчаная буря и одновременно закат.
– Не пытайся сфотографировать, – улыбнулась Юрате Тиму, который, как самый настоящий местный подросток, сразу схватился за телефон. – То есть, делай что хочешь, просто толку не выйдет. С другой стороны, лишний раз удивишься. И то хорошо.
– Да, на фотографиях нет картин, – кивнул Тим. – Понятно, что стёкла грязные и камера слабенькая. Но хотя бы цветные пятна должны были получиться. А их нет, только серая пыль и светлые стены. Ничего себе, а.
– Хотел бы я знать, где сейчас на самом деле картины, которые нам тут мерещатся, – вдруг сказал Самуил, смотревший в окна и слушавший с интересом, но без особого удивления.
Про себя он уже решил при первой же возможности метнуться в Эль-Ютокан и расспросить в музее про новые поступления. Даже если там концов не найдётся, всё равно остаётся надежда. Эль-Ютоканский музей не единственный во Вселенной. Просто самый известный. А ещё есть частные коллекционеры. Тот же Суран Ба Шимей…
– Есть у меня пара версий, – улыбнулась ему Юрате. – Но таких фантастических, что их я, пожалуй, даже тебе не скажу.
* * *
– В этом дворе, – сказала Юрате, – раньше торговали крадеными снами.
– Чем-чем? – переспросила Надя.
Они бы все трое хором переспросили, но Самуилу нравится казаться невозмутимым, а Тим от удивления временно онемел.
Юрате рассмеялась, страшно довольная.
– Здесь торговали снами. В этой подворотне крутились старухи, которые умеют воровать сновидения. Не знаю, как именно, сама не пробовала. Но бабки отлично справлялись. И предлагали краденое всем прохожим, которых было немало, двор-то проходной.
А это точно-точно ТХ-19? – подумала Надя, за время прогулки уже наверное в сотый раз. – В ТХ-19 много врут, но совершенно иначе. И шутят не так!
– И что, прохожие покупали? Чужие сны? За настоящие деньги? – наконец спросил Самуил.
– Некоторые покупали. Не то чтобы кто-нибудь в это верил. Просто всегда находятся люди, которые любят абсурд. А другие просто жалели нищих старух. Благо те высоких цен за сны не заламывали, брали, сколько дают. Одной монетки было вполне достаточно. Любого номинала, хоть цент. За туфли для сна старухи, конечно, брали дороже. В зависимости от качества и настроения продавщицы, от двадцати до сорока лит [25]. Что справедливо: всё-таки туфли материальны. На них тратятся нитки, кожа, время и труд…
– Туфли для сна, – повторила Надя. – Чёрт знает что! Это чтобы ноги во сне не мёрзли? Вместо носков?
– Это, в общем, и были носки, – подтвердила Юрате. – Короткие носки с подошвой из тонкой кожи. Довольно тёплые. Но спать в них надо не ради тепла. А потому что на подошвах начерчены специальные знаки, которые оставляют следы в любом сновидении. И если заблудишься, или просто забредёшь в опасное место, в таких туфлях легко вернуться назад. Может показаться, это излишняя предосторожность. Но она совсем не излишняя! В этом городе такие сны порой снятся, что никогда не знаешь заранее, на каком проснёшься яву.
– Чёрт знает что! – снова сказала Надя.
– Сомневаюсь, что черти знают так много, – рассмеялась Юрате. – Хотя возможно я здорово недооцениваю чертей.
– А что на самом деле получали люди, которые давали старухам деньги за сны? – спросил Самуил.
– Так сны же и получали! Чужие. Они покупателям снились как миленькие в ближайшую ночь. Дану при случае расспросите. Она в своё время часто на этот рынок ходила. Данка обожает и благотворительность, и абсурд. И ей всегда после этого снилась полная ерунда. То какие-то формулы, то как будто она солдат, которому изменяет невеста, то детский сад, куда она никогда не ходила, потому что с бабкой росла, что-то ещё, сейчас уже и не вспомню; неважно, много всего. Сновидения – дело тёмное, не проверишь, но если человек утверждает, что сны были явно чужие, проще принять на веру, сновидцу видней.
– А где теперь эти старухи? – К Тиму наконец вернулся дар речи, и он сразу взял быка за рога.
