Они стояли почти в упор. Его глаза горели. Они оба порывисто дышали. Смутившись, Мари попыталась отвести взгляд, но он замер на губах Свивера. Она попыталась отвести его вновь, но лишь посмотрела ему в глаза и снова на губы. В этот же момент она поняла, что он приобнял её за талию, чтобы она не упала с клумбы.
— Сдаюсь, — покраснев отвернулась Бардо.
Глава 20. Чёрная маска Смерти
Особняк Свиверов. Спальня Мари. Раннее утро.
Мари проснулась рано, ещё до рассвета. Она взглянула на лежавшие на тумбе карманные часы и вздохнула — стрелки указывали всего полпятого утра. Снова заснуть она уже не смогла бы, поэтому тут же скинула с себя одеяло. Бардо распахнула окно и вдыхая прохладный воздух, начала делать зарядку, тщательно разогревая каждый сустав. Размявшись, она встала перед окном и прислушалась. В ивняке уже вовсю звучал перелив птичьих голосов, мокрый снег шумно падал на обледеневшую корку выпавшего вчера, о голые ветки свистел лёгкий ветерок, а где-то в лесу ухала сова.
Бардо оделась и отправилась готовить завтрак. Она поджарила яйца, испекла несколько круассанов и сварила себе кофе. Когда Мари вышла из кухни в малую гостиную, она увидела Фелицию. Кошка, не обращая внимания на женщину, пересекла помещение и осторожными прыжками поднялась по лестнице, Бардо проводила её взглядом и принялась за свой завтрак.
С тех пор, как Герман вернулся из больницы прошла неделя. Старику стало немного легче, но своей комнаты он почти не покидал. Вестей от Герды Валентайн не поступало, а поиски Филиппа окончательно зашли в тупик. Мари уже начала волноваться, что тот опередил их и уже уехал на остров. Тренировки с Рупертом приносили свои плоды, но, помня слова отца, Бардо уже почти не использовала черенок от граблей.
Допив кофе, Мари взяла лопату и вышла во двор. На улице медленно светало. Небо как обычно затянули свинцовые тучи, но в них изредка встречались и прорехи, через которые виднелись последние утренние звёзды. Бардо столкнула снег с пешей дорожки, очистила подъездную, открыла ворота и закончила, освободив проезд до самой дороги. Она вернулась, затопила камин и приготовила завтрак Герману. Дворецкий по-прежнему просыпался рано.
Поставив на поднос чашку с чаем, тарелку каши и бутерброд, она пошла наверх. Фелиция, выпрямившись, сидела перед дверью старика. Кошка взглянула на Мари и кратко мяукнула. Бардо охватила тревога.
Она поспешила к комнате и дёрнула ручку на себя. Увиденное навсегда отпечаталось в её разуме. Герман наполовину свесился с постели, в его глазах читалась невыносимая боль. Он задыхался, тянулся рукой к Мари. На секунду Бардо представила на его месте свою бабушку. Её ноги подкосились, она выронила поднос и осела на пол. Жидкая каша и чай смешались, растекаясь по полу. Герман кряхтел в мучениях, Мари опомнилась и подскочила к нему. Она усадила старика и рванула к телефону.
— Руперт! — крикнула Бардо, набирая номер больницы. — Руперт, просыпайся!
_________________________________________________
Руперт сидел на комоде, пока врач осматривал Германа, делал ему какие-то уколы и ставил на лоб компресс. Мари, убрав беспорядок, ушла куда-то вниз. Доктор Льюис выпрямился и жестом пригласил Свивера выйти с ним в коридор.
— Что скажете? — с надеждой взглянул на медика Руп.
— Счёт идёт на часы, — вздохнул врач. — Обзвоните родню и готовьтесь. Я останусь здесь до конца, чтобы задокументировать смерть.
— Я… — Свивер растерянно замотал головой. — Я могу побыть рядом с ним?
Получив утвердительный кивок, Руп вернулся в спальню дворецкого. Герман взглянул на него из-под полузакрытых век и слегка кивнул.
— Комод… — выдавил старик, приподняв ещё здоровую руку и указав направление. — Блокнот.
Свивер выдвинул первый ящик, внутри царил идеальный порядок. Различные мелочи вроде платка, часов, компаса, карманного ножа, письменных принадлежностей, запонок и зажимов для галстука лежали ровными рядками, словно войско, выстроившееся в ожидании приказов. Руперт нарушил образцовую структуру, взяв карандаш с блокнотом.
Он уселся рядом с Германом и открыл первую страницу, лицом к дворецкому. Старик несколько раз двинул рукой, словно сам перелистывал страницы или что-то перебирал. Руп всё понял и, следуя его указаниям, отыскал несколько телефонных номеров.
— Позвони… — прохрипел дворецкий. — Путь приедут.
Руперт нерешительно кивнул и вышел в коридор. Врач поспешил составить старику компанию. Номеров Герман указал шесть; казалось бы, ничего сложного… Но Рупу не доводилось сообщать даже одному человеку, что его родича вскоре не станет.
Свивер вздохнул и спустился к телефонному столику. Садиться он не стал. Первый номер принадлежал нотариусу, сообщить ему о происходящем оказалось несложно. Выслушав Рупа, юрист сказал, что скоро подъедет, и повесил трубку. Другие пять номеров принадлежали оставшимся братьям и сёстрам Германа. Первая, некая Донна, каким-то образом узнала голос Руперта, а как услышала новость, выронила трубку. Свивер понятия не имел, откуда женщина знала его, он помнил, что к Герману несколько раз приезжали родственники, но никого конкретного в памяти Рупа не осталось. С последующими звонками становилось всё тяжелее и тяжелее. Для начала Свивер представлялся, чтобы унять собственное волнение, но это почти не помогало. Он молчал в трубку, слушая «алло-алло», а после, почти заикаясь, сообщал о случившемся. При последнем звонке он сменил тактику. Оказывается, такую новость гораздо проще было выпалить с места.
— Я всем позвонил, — сообщил Руп, наконец вернувшись в комнату дворецкого.
Герман кивнул и улыбнулся половиной лица. Свивер сел на край постели, и старик протянул ему свою дрожащую морщинистую руку. Руперт обеими ладонями сжал ослабевшую пятерню дворецкого. Врач снова вышел.
— Я помню, как мы с Райаном нашли пчелиное гнездо у астрономической башни, — вдруг вспомнил Руп. — Вы, кажется, что-то пересаживали в оранжерее и мы пришли тогда к вам, чтобы попросить вас тот улей уничтожить. Я ещё спросил, почему пчёлы живут именно так, почему они строят гнездо, где живёт целый рой, а не обычная семья.
Герман мягко улыбнулся.
— Теперь я задаюсь обратным вопросом. Если бы люди жили ульями, всего, что сейчас происходит, не было бы. Мы улаживали бы всё сообща, помогали бы друг другу… а вам не пришлось бы никого ждать.
Всё то время, что Свивер просидел перед Германом, дворецкий почти не разговаривал. Каждое слово он произносил через боль. Но это не мешало ему слушать, и он с упоением окунался в воспоминания Руперта. Отправлялся с ним в те времена, когда Свиверы жили всей семьёй под одной крышей, а дворецкий заботился о каждом из них.
На радость Германа, первым приехал нотариус. На удивление Свивера, старик переписал завещание в его пользу, Рупу отходили накопления дворецкого, его машина и небольшой участок на восточной окраине Альгрида. Как оказалось, его подарил Райан за годы верной службы.
Свиверу не верилось в происходящее, он должен был вот-вот проснуться, протрезветь или…
«Неужели это происходит? — думал Руп, глядя, как вялой рукой Герман ставит в документе неаккуратную подпись. — Он ведь всегда был рядом…».
Вскоре начали приезжать родственники. Та самая Донна обняла Руперта и общалась с ним так, словно всю жизнь его знала. Затем прибыли два младших брата дворецкого. Как оказалось, Герман был самым старшим из оставшейся части его семьи. Последними прибыли ещё две сестры, которым едва ли стукнуло пятьдесят. Родня приехала с детьми и внуками. Дворецкого провожали двадцать пять человек. Все собрались в его комнате, припоминая тёплые моменты из жизни.
Герман встрепетнулся, его глаза расширились. Он прищурился, словно понял, что-то крайне важное…
— Руперт, не смотри… — произнёс дворецкий. — Родня побудет со мной. Не смотри.
В глазах Свивера жгло от подступавших к ним слёз. Он сглотнул и пожал руку дворецкого, легонько прихлопывая левой сверху.